Трейси Шевалье - Последний побег Страница 25

— Хонор!

Был ли у нее выбор? Она могла бы сказать ему «нет», и Джек встряхнул бы поводья и довез бы ее до Фейсуэлла, но уже никогда не предложил бы подвезти до дома и не улыбался ей, кроме как по-соседски. И ей придется и дальше жить у Адама и Абигейл. Они поженились неделю назад, но Хонор все равно чувствовала себя неловко в их доме.

Она всегда думала, что выйдет замуж за человека, которого знает давно, с кем у нее много общего. Правда, это еще не гарантирует крепости чувств. Когда Сэмюэл бросил Хонор, для нее это было так же неожиданно, как и теперешние ухаживания Джека. И симпатия, рожденная из давнего знакомства, не означает вообще ничего, если не сопровождается физическим влечением. К Джеку, по крайней мере, ее влекло. И это было уже кое-что.

— Да, — наконец проговорила она. — Кукуруза готова.

Джек спрыгнул с повозки и протянул руку Хонор. Он повел ее в глубь кукурузного поля, созревшие, набухшие початки качались у них над головой, листья царапали Хонор щеки и как будто хватали и дергали за рукава. Хотя они шли по прямой, Хонор очень скоро утратила всякое ощущение направления: все утонуло в шелесте кукурузы под жарким сумеречным небом.

Джек уложил ее на сухую землю между двумя рядами кукурузы. На мгновение замер, внимательно глядя на Хонор, словно желая убедиться, что она не переменила свое решение. Он не стал целовать ее сразу. Сначала снял с ее шеи белую косынку и провел губами вдоль ключицы, легонько прикусывая выступавшую косточку. У Хонор перехватило дыхание. Ни один мужчина не прикасался к ней так — на самом деле, вообще никак не прикасался. Самое большее, что они позволяли себе с Сэмюэлом, — держаться за руки и целоваться в щечку. И иногда, когда они сидели рядом, Хонор прислонялась к его плечу. Прикосновение губ Джека пробудило в ней нечто такое, о чем Хонор даже не подозревала.

Повсюду стрекотали сверчки, выпевая свою бесконечную песню. Хонор задышала быстрее, когда Джек стянул платье с ее плеч и еще ниже, так что белая лента, пришитая к вороту, стала как пояс на талии. Теперь Джек целовал ее грудь, и Хонор закрыла глаза, полностью отдаваясь этому новому для себя ощущению. Но когда он задрал ей юбку и принялся ласкать бедра, Хонор вдруг поняла, что представляет себе Донована: его карие, в желтую крапинку глаза, пристальный взгляд, уверенные, дочерна загорелые руки на ее белой коже. Она открыла глаза, но отступать было поздно. То, что они начали с Джеком, было уже невозможно остановить. Джек осторожно раздвинул ей ноги и вошел в нее. Но, несмотря на потрясение и боль, Хонор почти бессознательно начала отвечать заданному им ритму. Она откуда-то знала, что надо делать, хотя это происходило впервые. Все быстрее и настойчивее, все настойчивее и быстрее — Хонор уже не могла сдерживать свои эмоции, смесь возбуждения, восторга и боли захватила ее целиком, и она потерялась в этом всепроникающем ритме, сотрясавшим все ее существо. Джек вздрогнул всем телом, на мгновение замер, шумно втянув в себя воздух, а потом упал на нее. Хонор обняла его и прижала к себе, уткнувшись носом ему в шею. Так они и лежали, пока их дыхание не выровнялось. Хонор повернула голову, чтобы вдохнуть воздух, и снова услышала стрекот сверчков, и почувствовала, что лежит на твердой земле, а в спину больно вонзается камешек. Затуманенным взором она смотрела на темные ряды кукурузы и задавалась вопросом: нет ли поблизости змей? Все было тихо и неподвижно, но вскоре что-то зашуршало среди высоких стеблей, и Хонор увидела золотисто-коричневую змейку, показавшуюся из зарослей.

На следующий день на собрании их имена были оглашены как имена будущих супругов. Утром, перед тем как выйти из дома, Хонор увидела, что Абигейл выворачивает наизнанку на заднем дворе. Когда та разогнулась, Хонор стоило лишь на нее посмотреть, чтобы сразу понять, в чем тут дело. Она видела такие лица у других женщин, и поняла, что Абигейл носит под сердцем дитя — а ведь она только что вышла замуж. Когда Абигейл объявила, что ей нездоровится и она не пойдет на собрание, а останется дома и будет лежать, Хонор не сказала ни слова. Но подумала: «Все происходит так быстро. Чересчур быстро».

По дороге к молитвенному дому Хонор сообщила Адаму о своем решении выйти замуж за Джека Хеймейкера. Тот молча кивнул. Даже если он был доволен, то никак этого не показал.

Джек тоже все рассказал своей матери еще до начала собрания, поскольку Джудит Хеймейкер, будучи одной из старейшин, должна была заранее знать о готовящемся оглашении. Хонор не хотелось бы находиться рядом с Джеком, когда тот сообщал матери данную новость. Она представляла, как Джудит Хеймейкер восприняла это известие. Насколько Хонор успела узнать Джудит, та была здравомыслящей, принципиальной женщиной строгих взглядов. Наверняка у нее имелись определенные планы насчет того, как должна строиться жизнь сына, и вряд ли ее представления о его будущем включали в себя дочь торговца пенькой, непривычную к фермерскому труду, робкую, молчаливую, тоскующую по дому.

Когда Хонор вошла, мать и дочь Хеймейкеры уже сидели на местах: Доркас — на женской скамье, Джудит — на скамье старейшин. Джудит смотрела прямо перед собой, ее лицо, как обычно, было суровым и сосредоточенным. Доркас хмурилась. И только Джек, расположившийся на мужской скамье, улыбнулся Хонор, которая вдруг почувствовала себя одинокой и беззащитной. И впервые пожалела о том, что рядом с ней нет Абигейл.

Хонор уселась на место, опустила голову и застыла как изваяние. Словно пытаясь укрыться в своей неподвижности. Однако она никак не могла сосредоточиться. Даже когда в комнате воцарилось молчание, у Хонор не получилось погрузиться во внутреннее безмолвие и успокоить тревожные мысли. Ей постоянно что-то мешало: в комнате было жарко и душно, спина затекала, нос чесался, струйки пота щекотали шею. Так она промучилась два часа и под конец молчаливой молитвы была еще более взбудоражена, чем вначале.

Оглашение предстоящего бракосочетания присутствующие встретили удивленным шепотом. Хонор густо покраснела и вздрогнула, услышав приглушенные рыдания Каролины — подруги Доркас, которая так странно смотрела на нее на «швейном штурме». Хонор почти ничего не знала о Каролине. Знала только, что та дочь какого-то фермера. В таком маленьком городке, как Фейсуэлл, с женихами было негусто, и у всякого молодого мужчины, годного в мужья — а Джек Хеймейкер, безусловно, к таким относился, — наверняка должна быть потенциальная невеста, какую ему определили семья и община. Теперь Каролине придется либо поспешно выходить замуж за другого — скорее всего за кого-то из ближайшей квакерской общины, например, из Гринвича в двадцати милях отсюда, — или переезжать еще дальше на запад, в Айову, Висконсин или Миссури. Хонор закрыла глаза, не в силах смотреть на убитое лицо Каролины. «Прости меня, — подумала она, надеясь, что это мысленное послание как-то дойдет до несчастной. — Прости, но замужество для меня — это единственный способ закрепиться здесь и обрести свое место. Иначе я так и погибну в открытом море, не зная, в какой стороне земля».

Когда собрание завершилось и все поднялись со скамей, Каролина опрометью выбежала из комнаты. Доркас рванулась за ней, но Джудит Хеймейкер удержала ее. Хонор буквально физически ощущала, что все на нее смотрят — на нее и ее будущую свекровь, которая уже направлялась к ней и тащила за собой Доркас. Не зная, куда девать руки, Хонор сложила их на груди и подняла голову. Она очень робела, но понимала, что не должна прятать взгляд. Скоро она войдет в эту семью — и нельзя жить всю жизнь, глядя в пол. Джудит была в темно-сером платье и простом белом капоре, туго завязанном под подбородком белой лентой. Несмотря на жару, она, похоже, совсем не потела. Как и у Доркас, у Джудит были широкие плечи, почти как у мужчины, а руки бугрились крепкими мышцами, как у сельских женщин, которые всю жизнь доят коров. Она, как всегда, улыбалась, но Хонор уже сообразила, что в этой улыбке нет тепла.

— После обеда ждем тебя вместе с Адамом, — сказала Джудит. — Нам нужно многое обсудить.

Хонор молча кивнула, отметив, что Джудит не пригласила их на обед. Хотя это и к лучшему. Кусок все равно не полез бы ей в горло в присутствии будущей свекрови.

Похоже, прежде всего Джудит хотела обсудить одеяла.

Хонор и раньше бывала на ферме Хеймейкеров: несколько раз — с Абигейл, когда они приходили за молоком, и на «швейном штурме» пару недель назад. Но она даже не представляла, что когда-нибудь станет здесь жить. Когда они с Адамом шли по дороге, тянувшейся на запад от Фейсуэлла, у Хонор возникло ощущение, будто каждый сделанный шаг уводит ее все глубже в дикие земли — все дальше и дальше от цивилизации и привычного ей уклада. Приблизившись к ферме, Хонор взглянула на нее по-новому. Ферма Хеймейкеров, как и остальные фермы в Огайо, отличалась от фермерских хозяйств в Дорсете: те были намного старее и будто сливались со своим природным окружением, а американские фермы сразу выделялись на фоне пейзажа, дерзко и беззастенчиво. Постройки располагались не как попало, а по четкому плану, и были не каменными, а деревянными. Границы обозначались не каменными стенами, а изгородями из жердей, и вместо зеленых лугов, невысоких холмов и небольших редких рощ территорию фермы окружал густой дикий лес. Двухэтажный, обшитый досками дом стоял вдалеке от дороги, а на переднем дворе была разбита лужайка — настоящий зеленый газон, большая редкость в Америке, поскольку подобный газон нуждается чуть ли не в ежедневной заботе и поливке. Причем сначала надо выкорчевать все пни, а потом непременно завести собаку, чтобы она охраняла лужайку от кроликов и оленей. Впрочем, на ферме Хеймейкеров была собака: умная староанглийская овчарка, пес по кличке Дружок. Когда Адам с Хонор приближались к дому, Дружок с лаем бросился им навстречу. А ведь он никогда не лаял, если Хонор приходила за молоком. Пес словно почувствовал, что этот визит отличается от всех прочих. За домом располагались хозяйственные постройки, среди них выделялся огромный амбар — намного больше жилого дома, — выкрашенный красной краской, поблекшей от времени и непогоды, с покатой крышей и земляной насыпью перед входом. Двери амбара были распахнуты настежь, и Хонор увидела, что он заполнен связками сена, громоздившимися чуть ли не до стропил.