Эдвард Резерфорд - Дублин Страница 27

– Кто поедет со мной? – О’Бирн повернулся к остальным.

Мужчины энтузиазма не проявили, но Энн улыбнулась:

– Я поеду, если Уолтер не возражает. Я не бывала там с тех пор, как отец возил меня туда в детстве.

Уолтер посмотрел на спокойную воду. Рыбак был седым, но выглядел достаточно сильным, чтобы справиться с любым течением.

– Если хочешь, – спокойно ответил он.

Они легко пересекли неширокий пролив. Энн и О’Бирн сидели на корме, лицом к рыбаку, а тот медленно, но уверенно работал веслами. Когда они миновали отмель, О’Бирн весело заметил:

– Сегодня ведь канун Белтейна?

– Верно, – тихо откликнулся старый рыбак. – Ночью люди выйдут в холмы.

Древний кельтский праздник Майского дня не был забыт. Во многих местах люди по-прежнему поднимались на холмы, чтобы увидеть восход солнца, и Энн даже кое-где слышала, что пастухи до сих пор продолжают в этот день прогонять скот между двумя кострами на древний языческий манер. Она спросила Бриана О’Бирна, слышал ли он о чем-то подобном.

– Я даже видел, как это делают, – ответил тот.

Возможно, из-за его зеленых глаз, напоминавших Энн о ее сыне, или, возможно, потому, что светлые волосы делали его моложе, но было что-то необыкновенно мальчишеское и очень привлекательное в этом ирландском джентльмене.

– Уверена, вы и сами так поступаете в Уиклоу, – мягко поддразнила Энн его.

– Мы в Ратконане вовсе не язычники, – ответил он с улыбкой, хотя Энн отметила, что на самом деле он ничего не отрицал.

– А что до девушек… – продолжила Энн.

Она слышала, что далеко не каждая девственница, проводившая в горах ночь Белтейна, возвращалась, сохранив свою девственность.

– Я не могу отвечать за своих предков, – засмеялся О’Бирн.

Остров приближался. Они уже могли рассмотреть камни на берегу. Энн наслаждалась ощущением теплого воздуха и солнечного света.

Рыбак подвел лодку к маленькому пляжу, усыпанному галькой. Энн поднялась на поросший травой холмик и оттуда помахала через пролив мужу. Тот махнул рукой в ответ. Мужчины, успокоенные тем, что она благополучно добралась до островка, теперь пошли к южной части прибрежной полосы, где почва была болотистой. Лоуренс наверняка надеялся подстрелить там какую-нибудь дичь. А Энн с О’Бирном стали осматривать островок.

У основания утеса, расколотого почти пополам, Энн увидела, что камни образовали естественное убежище.

– Здесь мог бы жить какой-нибудь отшельник, – сказала она.

Они обошли весь островок и вернулись к рыбаку. Тот прихватил с собой одну из сетей и теперь спокойно продолжал починку. Похоже, он не спешил возвращаться. Энн и О’Бирн прошлись еще немного и сели возле одного из каменистых бассейнов. Солнечные лучи играли на воде. Они наблюдали, как по дну ползет краб, и Энн охватило чувство бесконечного покоя, словно она снова вернулась в детство.

– Странно, – немного погодя заговорила она, – странно сидеть рядом с человеком, у которого зеленые глаза моего сына. – И она улыбнулась О’Бирну.

– А Муириш до сих пор не знает о нашем родстве?

– Нет. Его отец не хочет. – Энн протянула руку к воде и окунула в нее пальцы. – Мой муж очень осторожен, – добавила она, чуть заметно пожав плечами.

О’Бирн бросил на нее внимательный взгляд:

– Твой муж разумный человек. Думаю, на его месте я вел бы себя так же. – Он немного помолчал. – Когда первый Муириш сменил свое имя на Смит, он принял это решение ради своих потомков. Они теперь англичане. А что до зеленых глаз, так они время от времени появляются во многих семьях. – О’Бирн хихикнул. – Уверяю тебя, твой муж не единственный потомок Шона О’Бирна! Осмелюсь предположить, мы все в Уиклоу так или иначе родня, как старые англичане в Фингале. – Он с удовольствием потянулся. – Наверное, все как-то связаны между собой. И если уж на то пошло, в моих венах течет еще и кровь Уолшей из Каррикмайнса.

– Вот как? – Энн была восхищена. – Вы родня?

– Ну, это было века назад. – О’Бирн засмеялся. – Но это значит, что и ты, и твой муж через О’Бирнов тоже им родня.

– А я и не знала. – Энн долго и задумчиво смотрела на камни, потом вдруг просияла и взглянула на собеседника. – Я связана дальним родством со своим мужем, а теперь еще и с тобой? Вот так подарок!

Почему ей так нравился Бриан О’Бирн? Из-за его глаз? Или он напоминал ей Патрика, потерянного навсегда? Энн не знала.

– А ты можешь меня представить живущей в диких горах Уиклоу? – спросила она.

– О да, – тихо ответил Бриан. – Могу.

Потом он рассказал ей несколько историй об О’Бирнах и О’Тулах в далеком прошлом, о жизни на диких, свободных просторах гор и о сражениях между ирландскими вождями и английскими отрядами Тюдора. Энн многое знала из истории, но ей никогда не приходилось слышать, как это рассказывает ирландец, и она впервые ощутила горы Уиклоу не как угрожающую, опасную территорию, а как некий великий рай, землю древней свободы и святых мест, которые англичане не просто захватили, но и осквернили. И ее это тронуло до глубины души.

Потом Бриан сказал:

– Нам пора возвращаться.

– Да, пора, – ответила Энн.

Но ни один из них не тронулся с места. Времени как будто прошло совсем немного. Наконец Бриан посмотрел на солнце, которое уже начало опускаться к горизонту, встал сам и помог Энн подняться. И они, продолжая говорить, медленно пошли обратно к лодке, где рыбак, починив сеть, спокойно заснул.

Когда они опять пересекли пролив, то нашли только ожидавших их Уолтера и Орландо. И они не улыбались.

– А где Лоуренс и кузен Дойл? – спросила Энн. – Он подстрелил хоть одну утку? Я не слышала выстрелов.

– Они устали вас ждать и пошли домой, – холодно произнес Орландо.

Бриан О’Бирн поспешил извиниться за то, что заставил их ждать.

– Мы вроде недолго там были, – сказала Энн.

Орландо и Уолтер переглянулись.

– Вы провели там два часа, – тихо бросил Орландо.

– Ох, я и не заметила… Нет, не может быть! Там время идет по-другому, – беспечно ответила Энн. – Бриан рассказывал мне о горах Уиклоу.

– Там есть убежище, в каком мог бы жить сам святой Кевин, – поспешил добавить О’Бирн. И повернулся к Уолтеру. – Я как-то раз возил Орландо в Глендалох, ты знаешь. И он там молился почти час в хижине святого Кевина.

– Пойдем-ка вместе, Бриан, – сказал Орландо, как только О’Бирн рассчитался с рыбаком. – Энн и Уолтеру лучше остаться вдвоем.

По дороге домой Энн взяла Уолтера за руку и нежно ее сжала.

– Я совсем не заметила, что прошло так много времени, – сказала она. – Я думала, вы ищете уток в болоте.

– Мы искали, – кивнул Уолтер.

– Знаешь, мне бы хотелось, чтобы мы все вместе как-нибудь съездили в Ратконан, – предложила Энн.

Однако Уолтер не ответил.

Солнечным воскресным утром в июне 1627 года доктор Симеон Пинчер направлялся из Тринити-колледжа в собор Христа. Для доктора было обычным делом шагать спокойно и целенаправленно, однако сегодня он вышагивал как какой-нибудь герой древности, Гектор или Ахиллес, собравшийся на битву. И ведь действительно, он намеревался вступить в величайшее сражение своей жизни, из которого, доктор не сомневался, должен выйти победителем.

Потому что сегодня доктор Пинчер намеревался одним дерзким шагом превратиться в главу – по крайней мере, в духовного главу – всей протестантской общины Дублина, а возможно, и всей Ирландии.

Через восточные ворота доктор вышел на Дейм-стрит и с одобрением отметил, что большой колокол собора Христа уже начал звонить.

– Я буду звонить лишних десять минут, ваша честь, ради вас, – пообещал ему Тайди накануне. – Это будет великий день. День вашей проповеди, сэр.

Пинчер напомнил себе, что должен вручить Тайди шиллинг за его любезность. А может, и два.

Но если Пинчер собирался на великую битву, то он, как хороший полководец, заранее готовился к ней самым тщательным образом. Во-первых, он точно рассчитал время. Уже в течение нескольких месяцев старшины Ирландской церкви отмечали растущие надежды католиков на некую поддержку со стороны короля, а в последние недели, когда люди вроде Орландо Уолша изложили свои предложения, опасения в протестантских кругах превратились в настоящую панику. Что-то нужно было предпринять, с этим соглашались все.

Во-вторых, Пинчер тщательно выбрал место сражения. Он не собирался вторгаться на неведомую территорию. Плацдарм был уже подготовлен, когда в апреле не кто иной, как бескомпромиссный епископ из Нью-Хэмпшира приехал в Дублин и прочел весьма злую и жесткую проповедь о греховной терпимости к католицизму. «Терпеть католиков, – решительно заявил он, – значит бесчестить Господа».

Проповедь восприняли с восторгом, но никаких практических шагов за этим не последовало. Пинчер, впрочем, убедился, что его войска вполне готовы, а союзники стоят на своих местах. И уже в течение месяца он вел разговоры с друзьями в Тринити-колледже и с сочувствующими чиновниками в Дублинском замке. Сам представитель короля был на этой неделе в отъезде, но многие из его служащих должны были присутствовать на проповеди, и в целом должно было собраться много тех, кто поддерживал доктора. До людей вроде Дойла также дошел слух, что этим утром в соборе Христа должно было произойти нечто особенное, потому что для достижения нужного эффекта Пинчер нуждался в большой и разнообразной аудитории.