Рудольф Баландин - Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно Страница 27

Так, в «Песне Цирцеи» сопоставляются люди и животные. Некоторые сопоставления весьма нелестны для церковников. Монахи сравниваются с обезьянами. Доминиканцам, участвовавшим в трибунале инквизиции, достается особенно крепко. На вопрос, как распознать среди множества собачьих пород самую злую, следует ответ: «Это та самая порода варваров, которая осуждает и хватает зубами то, чего не понимает. Ты их распознаешь потому, что эти жалкие псы гнусным образом лаются на всех незнакомых, хотя бы и добродетельных людей, а по отношению к знакомым проявляют мягкость, даже если эти знакомые и отъявленные мерзавцы!»

Кто же эти худшие из псов? И почему псы? И что означает название ордена? «Домини канес» по-латыни — «господни псы»; эта игра слов была широко известна.

Бруно часто пользуется аллегориями. Однако там, где, казалось бы, нужна повышенная осторожность, он изъясняется наиболее понятно, намеки его весьма прозрачны.

Резко обрушивается он на религиозных фанатиков, которые «сосредоточивают всю силу своего воображения на смерти какого-нибудь Адониса» (ясно, что во времена Бруно на смерти Адониса никто не сосредоточивал всю силу своего воображения; верующим католикам полагалось постоянно осмысливать и переживать смерть Христа-спасителя). Такой человек, по словам Бруно, «обманывает себя пустым почитанием призраков, умертвляет плоть и обессиливает дух различными искусственными средствами — уединением, молчанием, темнотой, дурманящими мазями, бичеванием, холодом или жарой — и идет навстречу жалкому, умственному расстройству».

Неистовый Ноланец продолжает обличать «святое папское воинство» даже в трактатах сугубо научных. Он не способен сдерживать негодование. К счастью, язык аллегорий помогал избегать острых конфликтов. Бруно, несмотря на его язвительные выпады против религиозного фанатизма, продолжает пользоваться большой популярностью, читает лекции, посещает модные салоны и кружки любителей наук и философии.

Благоденствие Бруно в Париже было слишком непрочным. Виной тут был не его строптивый характер, а историческая ситуация и особенно личность молодого и небесталанного короля Генриха III. Он с юных лет зачитывался трудами Макиавелли и увлекался философией. Возможно, по примеру рассудительного Марка Аврелия, он мечтал стать правителем-философом. Во всяком случае, даже придя к власти, сохранил любовь к мудрости. К удивлению двора, а также иноземных послов, мог «терять» по два-три часа в день на занятия философией. Если учесть, что Генрих III стремился утихомирить религиозные распри и жить в мире с соседними государствами, то вполне оправдываются лестные (если не сказать льстивые) высказывания Бруно в его адрес.

Однако приходится учитывать и другое. Генрих III Валуа — последний из этой династии — тратил значительно больше времени на развлечения, косметику, наряды, чем на философию да и на государственные дела. Он предавался то неудержимому разгулу, то мрачному покаянию. Взрывы веселости сменялись меланхолией, лихорадочная активность — безучастностью. Он был рабом настроения. «Сильный мира сего» имел слишком слабый характер. Своевольный абсолютный монарх был безволен. Управитель делами крупнейшего государства и судьбами миллионов подданных не способен был управлять самим собой.

Последний Валуа отдавал себе отчет в трудностях, переживаемых страной. Но предпочитал делать вид, что все идет к лучшему. У страивал роскошные многодневные балы, развлекался с придворными дамами, кутил с приближенными. Чтобы укрепить королевскую власть и обогатить казну, Генрих III отменил некоторые привилегии церкви и наложил на высшее духовенство подать, называемую добровольным даром. Однако церковники не желали добровольно одаривать короля. К финансовым обидам добавились религиозные: король предоставил гугенотам свободу обрядов и богослужений.

Эта политика разъярила папу римского, отлучившего Генриха III от церкви. Против короля выступил предводитель католической лиги Генрих Гиз, мечтавший о королевской короне. Католикам стал противодействовать Генрих Наваррский, вновь обратившийся в протестантство.

Бруно предчувствовал приближение серьезных политических перемен во Франции. Было ясно, что королем будет Генрих. Но какой: Валуа? Бурбон? Гиз? Судя по шаткости позиций нынешнего короля (Генрих Валуа был обречен. Жизнь его вскоре прервал монах Жак Клеманс ударом кинжала), по неопределенности поведения Генриха Наваррского, по усилению католической лиги, казалось, что наибольшие шансы на трон имеет Генрих Гиз. А если так, то, придя к власти, он укрепит положение католической церкви, получит благословение папы римского и предоставит инквизиции широкую возможность проводить религиозный террор, уничтожать инакомыслящих. В число их, безусловно, войдет и беглый монах, а ныне профессор Сорбонны Джордано Ноланец.

Примерно так рассуждал Бруно. Постоянные опасности и скитания приучили его к предусмотрительности. Воспользовавшись благоволением короля Генриха III, он решил перебраться в Англию. Там наиболее прочное положение завоевали протестанты. Королева Елизавета не поощряла религиозный террор. Она была озабочена политическими интригами. Трон достался ей после трудной борьбы за власть — опасностей, страданий и унижений.

Ее отец Генрих VIII, король Англии с 1509 года, не признавал папу римского (который посмел вмешаться в его запутанные и преступные брачные дела), но оставался католиком. Король возглавил английскую церковь, став всесильным владыкой. Ради политических целей он с одинаковой легкостью казнил и протестантов и католиков.

После его смерти на престол взошел десятилетний сын Эдуард VI. Стали главенствовать протестанты. Сменила его через шесть лет сестра (по отцу) Мария, жена Филиппа II, короля Испании. Она была фанатичной католичкой и признавала папскую власть. При ней процветали религиозные гонения. Этим королева Мария (Кровавая) желала упрочить власть свою и католической церкви. Однако добилась противоположного результата. Многие влиятельные образованные британцы, а также народные массы не поддерживали подобные меры.

Подавив восстание протестантов, Мария решила избавиться от «конкурентки» Елизаветы (сестры по отцу): заточила ее в лондонский Тауэр. Елизавете угрожала смертная казнь. Однако судьба распорядилась иначе. В 1558 году Мария умерла, и Елизавета, выйдя из тюрьмы, взошла на трон. Впрочем, надо уточнить, что в данном случае распорядилась не «слепая судьба», а сказалось счастливое для Елизаветы стечение обстоятельств.

Вторая претендентка на престол ревностная католичка Мария Стюарт была королевой Шотландии и наследницей престола Франции. Приход ее к власти мог способствовать объединению Англии и Франции в борьбе против главенства Испании. Поэтому Елизавету поддерживал Филипп II. Он полагал (и справедливо), что его жена, королева Мария, страдающая водянкой, вскоре умрет и он сможет жениться на Елизавете.

Папа римский поддерживал Марию Стюарт Шотландскую. Но для правоверного католика Филиппа II выгода политическая оказалась сильнее религиозных принципов. Вдобавок Елизавета пользовалась поддержкой протестантских государств Германии, Нидерландов, а также французских гугенотов. И все-таки, пожалуй, наиболее важным доводом в пользу Елизаветы для англичан было жестокое правление ее предшественницы.

В общем, Елизавета придерживалась политических и религиозных взглядов своего отца: католицизм без главенства папы римского; подчинение церкви королеве. Наиболее сурово она расправлялась с кальвинистами, пуританами. Менее строгим наказаниям подвергались паписты. Государственным секретарем стал даровитый Вильгельм Сесиль — протестант.

Соперничество двух королев — Английской (Елизаветы) и Шотландской (Марии Стюарт) — вызывало в стране междоусобицы. Взбалмошная Мария Стюарт не смогла удержать власть в Шотландии и вынуждена была просить защиты у Елизаветы. Встреченная как почетная гостья, Мария была вскоре заключена в тюрьму. Это вызвало недовольство английских католиков. Мария Стюарт в плену оказалась опаснее, чем на свободе. Ее тюремный замок превратился в очаг заговоров против королевы Английской, при поддержке Филиппа II, Гизов и папы Григория XIII.

С годами власть Елизаветы укреплялась. Протестанты в Англии одерживали верх над католиками. В этом проявилась новая расстановка социальных сил. Главенству аристократических фамилий, преимущественно католического вероисповедания, приходил конец. Англия прощалась с наследием средневековья. Набирали могущество средние сословия: предприимчивые купцы, расчетливые финансисты, отважные мореплаватели, умелые промышленники. Им мешали устарелые порядки, сковывающие личную инициативу.

Становление новых классов проходило в социально-политической борьбе. Она обострялась национальными конфликтами. Постоянно вспыхивали восстания в Ирландии, где католики выступали борцами за свою веру и за независимость от колонизаторов-англичан. При военной и моральной поддержке папы Григория XIII пламя восстания охватило весь остров, и Елизавете с трудом удалось погасить его.