Нежный аромат смерти - Александр Николаевич Бубенников Страница 27

– Представь, да, я раньше такого не замечал за собой такого… Наверное, это такое проявление цветочной магии во время творения песен и после их исполнения…

– Понятно, Ирина не взялась помогать попавшему в затруднительное положение барду-менестрелю, а темпераментная жена помогла устранить заминку с потенцией…

– Ты, Коль, с какой-то непонятной радостью делишься со мной компрометирующим тебя поступком, почему, не могу понять?

– Потому, что Ирина Игнатьевна – по жизни визионерка, то есть провиденциально предвидит многое…

– И что же она такого увидела, вообще, и в тебе, милый Николай, в частности…

– В том числе и во мне увидела певца, вокалиста, чего никто не замечал, даже ты с Катей… Вот и весь резон, полезный и благоприятный для барда-менестреля… Сочувствую, но ты вторая, кто признала во мне барда-менестреля, первая – Ирина Игнатьевна, за что я ей благодарен, кстати…

– Не надо мне сочувствовать, не надо… Я этого не заслужила, к тому же я в этом не очень-то заинтересована… Спасибо, за урок… От непонимания и признания – к признанию мужа…

– Но это мелочи жизни с моим странностями стези барда-менестреля, когда мне, честно говоря, наплевать, когда меня из автора песен сначала сделали соавтором, а потом аранжировщиком своих же мелодий и редактором своих же стихов… Понимаешь, наплевать… Знаешь, почему?

– Не знаю… Почему, Коль?

– Потому что вокалистка Мальвина с ангельским голоском останется навсегда с одним пропетым диском, а больше ей петь нечего и не о чем… А я еще благодаря цветочной магии напел песен еще на пару дисков… Только что с этим добром делать дальше?..

– Ты чувствуешь опасность?

– Черт его знает, никто не знает, чем обернется беременность и замужество Мальвины… Новый виток интриг семейства визионеров или нечто новенькое – превыше всех интриг и злодейств?.. Но в сухой остаток – будь настороже, милая, и Катюшу предупреди – быть тоже настороже…

Глава 16

В середине декабря того года было как-то не по-зимнему, нулевая температура, не было снега. Бесснежная зима подтолкнула Николая Николаевича к безрассудному поступку: он поехал на дачу, которую уже до этого подготовил к зиме, за гитарой. Наверное, он соскучился по старой гитаре юности, можно так сказать. А можно сказать и по-другому, в голове без этой гитары, без цветочной магии в голове перестали вертеться разные мелодии, почему-то перестали приходить в голову случайные строки и строфа. Маршрут: дом – работа, работа – дом осточертел. Этого как-то раньше он не замечал, а теперь заметил, потому что грусть все чаще и чаще перетекала в непролазную тоску. В таком состоянии он терял тесный душевный человеческий контакт с женой-врачихой и дочкой, учащейся в меде на врача, по примеру и почину матери.

И он в субботу поехал на дачу, в надежде, что даже от вида увядших стеблей цветов, немного подмороженных, что-то забьется в груди, возвратятся покинувшие его творческие силы. Снова нечто кольнет встрепенувшийся мозг, душа отзовется на призыв свежести нового восприятия действительности в ее реальности и ирреальности…

Уже закрыв на ключ дверь своей «избушки на курьих ножках», Николай Николаевич с гитарой наперевес побродил между увядших подмороженных цветочных клумб, которые несколько лет дарили его душе новизну и свежесть бытия – с неизбывной радостью внутри барда-менестреля и вокруг него – все было чудесно, органично, слитно, когда он ощущал себя нужным человеком. Природная магия цветущих цветов, растущих кустов смородины и деревьев вишни давала ему ощущение насыщением так ему необходимого счастья, вдохновения для скорого творения мелодий, стихов, песен. Это было чудо шептать тогда с надеждой: «Существую! Живу! Творю!» И воистину жить, творить на всю катушку, как необходимо в полноценной жизни, когда творец с гитарой нужен природе, а природа цветущих цветов и вишен нужна барду-менестрелю с гитарой.

Но это в пору цветения, а сейчас увядание природной цветочной магии, подмороженных кустов и деревьев, и всё это в абсолютной тишине вокруг. «Слава богу, перед анабиозом цветочной магии не столкнулся с бандой соседей-визионеров, – подумал он, мрачно поглядывая на пустой тихий соседский дом. – Раньше и поздней осенью, и зимой там жили, пользуясь отлично работающей автономной системой обеспечения тепла. А теперь до весны систему вырубили и оставили дом нежилым».

Когда он положил привезенную гитару на письменный стол, Лида мягко улыбнулась и спросила:

– Что-то сочинил зимне-осеннее для семейного прослушивания?

Он отшутился:

– Летние песни хотя бы вспомнить, а то половина уже стерлась из памяти… А зимой почему-то не сочиняется в мертвом саду без малейшего намека на природную цветочную магию…

– Значит, не порадуешь нас с Катей?..

– Выходит, не порадую…

– Ну и ладно, без музыки и песен обойдемся, как раньше обходились как-то…

Легли спать, как всегда, не поздно и не рано. Николай Николаевич с грустинкой в голосе рассказывал Лиде, как он ходил по опустевшему саду с увядшими подмороженными стеблями мертвых цветов, среди голых кустов смородины и деревцев вишни. Словно случайно, вспомнил о том ярком впечатлении, которое произвели на Катю и Лиду расцветшие левкои, пионы, георгины, розы, как они вечером дышали природной магией цветов, а потом на втором этаже домика слушали старые и новые хиты барда-менестреля.

– А сирень красиво цветёт у тебя, Коль?

– Ещё как красиво… Махровая белая, сиреневая и бордовая, все редкие сорта… Это салют из пушек весны, причем прекрасно пахнущий в отличие от обычного, порохового…

– Обязательно весной повезёшь меня и Катю на дачу смотреть, как цветёт твоя махровая сирень…

– Как скажешь…

Она лежала, притихнувшая и сосредоточенная на своих мыслях – удастся ли выехать всем вовремя? не помешает что-либо? – когда он рассказывал тихо, почти шепотом о том, как его взволновал пустынный тихий сад только оттого, что здесь когда-то цветочная магия вдохновляла не только его, но самых родных и близких, Лиду и Катю. Нежная теплая рука Лиды коснулась его щеки, потом шеи, губ…

– Это хорошо, что ты вспомнил о нас с Катей… Я почему-то тоже, как и ты, Коль, соскучилась по твоей гитаре, по твоему голосу, который раньше недооценивала. А теперь вдруг оценила… И то, что твой вокал признала первой соседка… как ее звать-то… Ирина… ничего не значит… Считай, что мы с дочкой первыми открыли для себя нашего любимого барда-менестреля и вокалиста…

– Пусть будет так, – миролюбиво и спокойно согласился он, – я должен был рассказать тебе об инциденте с Ириной, когда я перед ней после исполнения песен превратился в соляной столб…

– Это хорошо, что рассказал, не затаился и открылся перед верной тебе