Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь Страница 28

Когда общество собралось идти в Лувр, где все уже было готово к пиру и балам, даваемым в этот день невестой, герцогиня Анна Д'Эсте неожиданно взяла сына за руку и зашептала ему на ухо:

— Едем домой. Туда ты еще успеешь.

— Зачем? — удивился Гиз.

— Мне надо тебе что-то сказать.

— Говорите здесь, матушка.

— Ты что, ненормальный? Разве я собираюсь рассказывать тебе сказки?

И сын с матерью незаметно отделились от королевского кортежа. На углу Ломбардской улицы, где возникла небольшая заминка при большом скоплении народа, поскольку улица эта была уже, чем все предыдущие, они в сопровождении слуг повернули к церкви Сен-Мерри, обогнули ее с южной стороны и вдоль ограды монастыря направились на улицу Катр-Фис.

— А теперь слушай внимательно, что я тебе скажу, — склонилась к сыну мать, когда они остались в комнате одни. — План с убийством адмирала хорош, но кому от этого будет польза?

— Нам — тебе и мне в первую очередь, — запальчиво воскликнул Гиз, — ведь он убийца твоего мужа и моего отца!

— Убийца казнен на Гревской площади.

— Но инициатором этого был он, это все знают!

— Но никто не доказал.

Сын непонимающими глазами глядел на мать.

— Ты что же, оправдываешь его?

— Вовсе нет. Но не стоит доверять Екатерине Медичи, у нее свой взгляд на эту проблему, у нас же должен быть свой.

— Какой же?

— Адмирал не должен быть убит.

Теперь Гиз и вовсе перестал понимать. Склонившись к матери, усевшейся к тому времени в кресло, он положил руки на ее колени.

— Матушка, да в своем ли вы уме?

— Более, чем когда-либо, Генрих, — ответила Анна Д'Эсте.

— Тогда объяснитесь.

— Хорошо. Слушай меня и не перебивай. Для чего задумала королева-мать убийство, как ты думаешь? Только ли для того, чтобы лишить протестантов их вождя? Нет, сын мой. Я разгадала игру старой королевы. Ее партия — слабейшая среди трех: королевской, протестантской и католической. Убив вождя одной из них, — я не имею в виду принцев, они еще слишком юны, — она тем самым дала бы значительный перевес другой партии. Но это вовсе не входит в ее планы, и этим шагом она хочет предупредить тебя: не слишком-то высовывайся, не то с тобой в один прекрасный день произойдет то же, что и с адмиралом. Но эта мысль второстепенная, и она хранит ее на тот случай, если ты станешь слишком задирать нос. Но поскольку ты юн, упрям, честолюбив, пользуешься большой популярностью в народе и представляешь главу Лотарингского дома, то, едва свершится убийство, она обвинит в этом тебя и со спокойной совестью отдаст на растерзание гугенотам. Таким образом, она одним ударом избавится от двух самых могущественных противников; обе партии ослабнут, а ее сын станет неограниченным правителем страны. Тебе, понятна моя мысль?

— Вот почему, — медленно протянул Гиз, — она отказалась от устранения остальных гугенотских военачальников.

— Да. Ею руководит соображение баланса сил. Но это еще не все. Смерть адмирала принесет ей успокоение, дальше она не пойдет. А действовать дальше надо самим. Узнав, что адмирал не убит, а только ранен…

— Ранен?

— Вот именно, все должно произойти именно так, и не иначе. Увидев, что он только ранен, она преисполнится вдвое большей злобой против него, против злополучного рока, преследующего ее в образе адмирала, и вот тогда, когда она проклянет счастливую звезду, дарующую ему жизнь, ее и следует подвести под массовое убийство гугенотов. Тогда не только у адмирала, у всех полетят головы, и некому будет мстить тебе за смерть протестантского вождя.

— Ты думаешь, она пойдет на это? — сразу же вцепился в идею Гиз.

— У нее не будет другого выхода. Дружба адмирала с королем зашла слишком далеко, она угрожает внутреннему миру в королевстве, которого она мечтает добиться с помощью брака; она подрывает ее престиж в случае победы гугенотов во Фландрии. Колиньи станут прославлять как победителя и великого полководца, они с Карлом станут реальными властителями королевства, а она окажется ненужной, ее просто оттеснят на второй план.

— Значит, — произнес сын, — ты полагаешь, нам удастся уговорить ее на…

— Мы должны будем это сделать. Я верю в это, как всегда верила в гений мужа и сына. Мы соберемся вместе, и она не устоит. Она не набожна, но легко поддается магическим чарам, предзнаменованиям и предсказаниям. Сыграем на этом и для пущей убедительности привлечем сюда церковь.

— А король? Как быть с королем?

— Мы уговорим ее воздействовать на него, а коли он будет упорствовать, мы применим к нему те же методы, что и к его матери. Мы обрисуем гугенотов с такой стороны, что он сам даст сигнал к избиению.

— Всех?

— Нет, только зачинщиков, их капитанов и полковников. Остальные разбегутся сами.

Генрих в восхищении глядел на мать, поражаясь ее тонкому уму и умению сделать соответствующие выводы.

— Жаль, что я не додумалась до этого раньше, — произнесла Анна Д'Эсте, — с гугенотами было бы навсегда покончено.

— Почему?

— Потому что у нас нет времени.

— Но ведь еще не поздно и они все здесь, у нас под рукой.

— Они по всей Франции и, прежде чем начать такое мероприятие, надо было уведомить все города об общем деле во главу Божию и назначить дату.

— Но… матушка… ведь вы говорили только о зачинщиках, а по вашим словам выходит, что вы хотите истребить их всех.

Анна улыбнулась и покачала головой:

— Кажется, я забылась, настолько эта мысль захватила меня. Ты прав, об общем избиении не может быть и речи, и нам не удастся уговорить на это ни старуху, ни тем более ее сына. Хотя…

Она замолчала и задумалась. Гиз терпеливо ждал, не сводя с нее глаз.

— Что вы хотели сказать, матушка?

— Только то, что в нашем распоряжении народные массы — злобные, ненавидящие, воинственно настроенные и фанатичные до умопомрачения. А так как каждый вождь протестантов будет защищаться и при нем будут его люди, которые наверняка убьют при этом не одного горожанина, то…

— То все произойдет стихийно, само собой! — обрадованно вскричал Гиз. — И стоит кому-то подать клич к избиению, как их уже будет не остановить!

— Да, сын мой. И ты должен быть в первых рядах. Твой призыв воодушевит их на ратные подвиги во славу Господа и веры.

— Браво, матушка! Я всегда восхищался вашим тонким умом и проницательностью; сегодня вы превзошли себя.

— Недаром в наших жилах течет кровь французских королей, ибо я являюсь внучкой Людовика XII по Орлеанской ветви династии Валуа. Однако и совсем не устраивать покушения на адмирала тоже нельзя, — назидательно молвила Анна. — Она может заподозрить нас.

— В чем?

— В том, что мы задумали всеобщее избиение.

И опять Гиз смотрел на нее моргая, не улавливая смысла сказанного.

— Не понимаешь?

— Нет. Как же она узнает?

— Очень просто. Смерть адмирала вызовет испуг и брожение в рядах гугенотов, они станут осторожны и быстро начнут разъезжаться по имениям. Живой же адмирал не внесет никакого разброда в их ряды, и вот тогда она догадается, что именно из этих соображений мы и отказались от одной рыбы, чтобы, не распугав при ее выуживании остальных, выловить потом всю стаю. Для чего? Чтобы возвыситься самим, чего ей допускать нельзя. Вывод один — он должен быть только ранен, это не нанесет большого ущерба ни его здоровью, ни гугенотам, и отведет от нас подозрения в неискренности и двуличности. Ведь неудачный выстрел можно списать на случай, а Морвель — весьма искусный стрелок, чтобы не понять, как именно надлежит ему выполнить возложенное поручение.

— Это правда, я видел, как он стрелял по диким уткам. Все пули попадали в цель.

— Вот и отлично. Надеюсь, он будет сегодня на балу в Лувре, там ты ему обо всем и расскажешь. Но будь осторожен, упаси бог, чтобы тебя подслушали.

— Кругом меня всегда мои дворяне, они никому не дадут приблизиться ко мне.

— Не концентрируй внимание двора на беседе с Морвелем, это впоследствии может навести на подозрения, отведи его туда, где вас никто бы не видел. Это надо сделать сегодня; завтра, возможно, будет уже поздно. И еще. Предупреди всех добропорядочных католиков о готовящейся акции, скажи им, что час возмездия близок, пусть будут готовы. Но пусть не распускают языки, особенно при бабах. Кого заметишь — немедленно убей, такие нам не нужны. Для чего я говорю тебе все это? Да только потому, что замечаю злобные взгляды и хмурые лица католиков, косящихся на гугенотов, вижу, как готовы они броситься в драку, как только видят чересчур загордившихся и заносчивых южан, задирающих нос оттого, что им удалось заполучить французскую принцессу и что их адмирал в такой чести у короля. Не надо с ними враждовать и настораживать их, наоборот, прикажи католикам обходиться с ними мягко, ласково и предупредительно, будто с лучшими друзьями. Это усыпит их бдительность, что, в конечном счете, послужит нам во благо, а им во вред. Ну, теперь ты все понял?