Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век Страница 29

Юрий огляделся. Переяславцы бежали. Смешавшись с его конными дружинниками, они не дали им сражаться, и те, развернувшись, вынуждены были отступать со всеми. Владимирцы и суздальцы еще держались, но надолго ли их хватит? Мстислав со своими всадниками уже прошел сквозь суздальцев и теперь, развернувшись, своим огромным боевым топором рубил им спины. Что происходило на правом фланге, понять было невозможно: все перемешалось.

– Тебе, князь, надо уходить! – решительно произнес Кузьма Ратьшич. – Сражение проиграно. Послушай меня, великий князь: скачи во Владимир, набери новую дружину, – настоятельно требовал воевода, с трудом сдерживая обезумевшего от запаха крови коня. – Сбережешь себя – удержишь и княжество под своей рукой.

– А как же войско? Как же братья?

– Они справятся сами. Уезжай, пока еще не поздно. Мы задержим Мстислава. Бери заводных лошадей и уезжай!

Больно! Стыдно! Гордость княжеская истекала кровью, но Юрий, сжав зубы, только яростнее хлестнул плеткой коня, уносившего великого князя с поля его позора.

Еще раньше поле битвы оставил Ярослав, и только младшие братья, ничего не ведавшие, еще махали мечами. Владимир со своими переяславцами оказался на самом правом фланге, с самого края. В поисках лучшего места для обхода топи он ушел еще правее и, сам того не ожидая, оказался в тылу ростовцев. Те сшиблись с ратниками Святослава и Ивана и рубились отчаянно, не подозревая, какая им грозит беда.

Но эту надвигающуюся беду узрел Мстислав. На выручку ростовцам он отрядил князя Всеволода Мстиславича киевского с сотней всадников. Те появились из-за холма неожиданно, угрожающе склонив копья, устремились к переяславцам. Владимир развернул дружину навстречу появившимся всадникам, еще не зная, кто это. Но Мстислав не пошел на сближение. Он знал, кто стоит против него, так как над дружиной развевалось знамя переяславского князя, и потому, оставив сотню, поехал вперед один. Навстречу ему выехал и Владимир. Каково же было его удивление, когда в приближающемся всаднике он узнал своего недавнего гостя, принимаемого им в Переяславле Южном.

– Глазам своим не верю, ты ли это, князь? – воскликнул Владимир, торопливо опуская меч в ножны. – Не чаял тебя увидеть здесь.

Мстислав подъехал вплотную.

– Здрав будь, князь Владимир. Я искал с тобой встречи, и Бог свел. Не послушал ты моего совета, ввязался в свару братьев старших, и поделом тебе. Впредь умнее будешь.

– Что-то не пойму я тебя, – удивленно вскинул брови переяславский князь. – Говоришь ты, будто Мстислав и Константин одержали верх.

– Так оно и есть. Поднимись на холм, сам увидишь. Владимирцы, суздальцы разбиты, Юрий бежал с поля сражения. Клянусь, сие истинная правда, сам зрел. Ты, князь, слава Господу нашему, не обагрил меча своего кровью, посему вины на тебе нет. Уходи подобру-поздорову в свой удел и дружину уводи. Она тебе еще не раз сгодится.

Владимир, помрачнев, взбодрил коня и мигом взлетел на холм.

Князь Мстислав оказался прав: огромное войско бежало, преследуемое и избиваемое торопчанами, новгородцами, смолянами.

Вернувшись к ожидавшему на прежнем месте киевскому князю, Владимир сдержанно произнес:

– Спасибо тебе, князь, за дружбу и верность. Не клятвами и заверениями ценна она, а делом. Клянусь этим политым кровью местом, что я не посрамлю твоей дружбы, сам по первому твоему зову приду на помощь. Будешь в земле переяславской, приходи в мой дом. Всегда ты желанный гость.

Сражение завершилось полным разгромом князей-братьев. Все пространство между Авдовой и Юрьевой горами, их склоны, заболоченный луг вдоль ручья были завалены телами убитых и раненых воинов. Около двадцати тысяч русских мужиков пало в междоусобной борьбе. Ликований по случаю победы не было, слишком огромная цена за нее заплачена. Мстислав не стал преследовать беглецов. Двое суток новгородцы, ростовчане, смоляне стояли у Липицы, разбирая тела убитых, отправляя их к местам погребений или хороня здесь же, на склонах горы. Не спеша они залечивали раны, готовились к походу на Владимир. Мстислав не спешил. Он понимал, что у Белой Руси нет сил противостоять ему. И дабы избежать новых жертв, он давал время Юрию и Ярославу осознать, что великокняжеский стол не удержать и придется склонить колени перед победителями.

Городецкая ссылка

1

Загнав трех лошадей, на четвертой в полдень прискакал Юрий во Владимир. Проезжая створ Медных ворот, великий князь приказал сторожам:

– Ворота запереть! Никого не впускать и не выпускать! Готовьтесь к осаде!

– А где же дружина? – не утерпел с вопросом один из воротников.

– Как ты посмел требовать ответа от меня, твоего князя?! Тебе, видно, жизнь не дорога, смерд?! – вскричал Юрий и, вымещая весь свой стыд и страх на безвинном, ожег его плетью по лицу. Рванув поводья, он направил коня в город.

– Неужто все полегли? – с ужасом выдохнул второй воротный сторож, глядя вслед князю. – Да как же так? Столько-то народу! Ох, горе-то какое! Семен, слышь-ка, что говорю? – обернулся он к напарнику. Но тот, обхватив лицо руками и уткнувшись головой в стену проезжей арки, тихо подвывал. – Да что с тобой?

– Князь, песья утроба, глаз посек! – прохрипел Семен.

– Дай погляжу.

Сторож с трудом оторвал руки Семена от лица и, увидев кровоточащую рану на месте глаза, охнув, прошептал:

– Боже ж ты мой! Глаз вытек!

Юрий вбежал в горницу. Агафья сидела у окна. Увидев мужа, грязного, в окровавленной одежде, измученного бешеной скачкой, со взглядом раненого, затравленного зверя, она все поняла. Молча Агафья подошла к Юрию, припала к его сухим запекшимся губам и тихо произнесла:

– Слава Господу нашему! Живой!

Он обмяк и со стоном начал медленно оседать. Его плечи задрожали, и великий князь разразился рыданиями. Это были слезы раскаяния, бессильной злобы, стыда. Только сейчас, прижавшись лицом к ногам своей жены, он понял, что потерял все и вернуть былое – не в силах!

Вечером Юрий созвал бояр на совет. Те входили в Посольскую палату молча, пряча глаза, тихо рассаживаясь по лавкам. Архиепископ Симон вошел последним. Осенив крестом собравшихся, он остался стоять, опираясь на посох. Все уже знали о кровавой Липице и теперь ждали, что скажет великий князь в свое оправдание.

Но Юрий предстал перед боярами не смиренным и умоляющим о снисхождении к побежденному, он был полон решимости продолжать борьбу с Константином и Рюриковичами. Оглядев своих бояр, он требовательно спросил:

– Что скажете вы, смиренные овцы? Да, сражение проиграно, князь Мстислав уже идет сюда, чтобы посадить на стол великокняжеский Константина. Вы знаете, что град Владимир завещан мне отцом, и вы целовали крест на верность. Поэтому я спрашиваю вас: хотите ли вы быть под Ростовом или самим над всеми властвовать?

– Не быть Володимиру под Ростовом! – возмущенно загудели бояре. – Не хотим Константина.

– Тогда помогите мне собрать новую дружину.

Самый древний, но еще крепкий, жилистый старик – боярин Роман Михайлович, с трудом поднявшись с лавки, тихо произнес:

– Кого же, государь, звать в дружину? Стариков, женок, детишек неразумных? Ты всех забрал с собой. Нам ноне некого выставить на стены. Город беззащитен!

– Не верю вам! – вскричал Юрий. – Уйдите все! Завтра спрошу народ володимирский, с кем он: со мной или с Константином.

Епископ Симон, уходя, нравоучительно изрек:

– Гордыня обуяла сердце твое. Ты глух и слеп. Обратись к Господу, и он просветлит разум твой, направит деяния во благо. Повинись перед Константином. Он добр, простит. Что до Володимира, то выйди из города сам, без принуждения, не обрекай мирян на еще большие страдания, – и уже с порога, на срыве, выкрикнул: – Не искушай судьбу! Не гневи Бога! Отрекись от стола великокняжеского, и да воздастся тебе в грядущем сторицей сие деяние!

– Подумаю, – угрюмо откликнулся Юрий и отвернулся к окну, за которым мягко опускались сумерки.

Ночью и утром к воротам города подходили изнуренные, израненные, с посеревшими от пыли и пережитого лицами владимирцы. Кузьма Ратьшич привел две сотни всадников. Среди них было три десятка гридей личной охраны великого князя. На многих белели кровавые повязки, но потерь не было, и все были при оружии. Чем больше в город входило ратников, тем громче раздавался на улицах города женский плач. К полудню над Владимиром уже стоял вой, который не мог заглушить даже сполошный колокол. Великий князь собирал народ на Соборную площадь для совета.

Говорил великий князь много, убеждал страстно, но Юрия мало кто слушал и тем более верил его словам, ибо этот день для владимирцев был черным. Тогда Юрий Всеволодович, смирив гордыню, попросил владимирцев:

– Не выдавайте меня Рюриковичам. Нужда придет, сам выйду.

До позднего вечера шли через ворота остатки разгромленных полков. Уже перед закрытием ворот в город проследовали Святослав и Иван. Они еще не знали о судьбе братьев и потому были задумчивы и печальны.