Божьим промыслом. Пожары и виселицы - Борис Вячеславович Конофальский Страница 29

Да, этот рассказ ещё больше укрепил догадки генерала о высоких покровителях, что имеют эти подлые твари. Иначе их граф, с его убогим графством из одного узкого ущелья с несколькими деревнями и одной дорогой, никогда бы не посмел покуситься на наследницу одного из главных титулов империи.

— Может, они просили у вас денег? — высказал Волков последнюю из очевидных причин сумасбродной наглости Тельвисов. — Может, хотели взять с вас выкуп?

— Деньги? — маркграфиня покачала головой. — И речи о том не было. Да и к чему им, они известные богачи, в серебре купаются, у них даже служанки, я видела сама… поломойки носят сережки из серебра, а Жожа, подлая, так и золото на себе носит. Не стесняется, чудовище.

Ну, он и сам сомневался в том, что Тельвисы пленили принцессу из-за денег, просто хотел в том убедиться. И поэтому вопрос о покровителе колдовской семейки остался открытым. И он снова спрашивал у женщины:

— Так что же они хотели от вас, отчего держали столь долго в плену, ничего от вас не требуя?

И маркграфиня взглянула на него и ответила, но не сразу, а чуть подумав:

— Боюсь, что всё это неспроста. Тельвис сказал мне, что ждёт приезда одного важного человека, который желает со мною встретиться. А что это за человек и чего он от меня хочет, колдун о том умолчал, — и она продолжила, глядя на Волкова: — Боюсь, что всё это из-за моей руки. Моя рука равна титулу земли Винцлау. Я слишком выгодная партия для брака, чтобы за меня не боролись силы, самые влиятельные в империи. Уж вам ли того не знать, дорогой барон?

Да, да… Он даже пропустил мимо ушей ласковое слово, вымолвленное принцессой. «Дорогой». Ему сейчас было не до милостей маркграфини.

«… вам ли того не знать…».

И вправду… Уж ему ли про то не знать. Он за то рисковал сегодня жизнью, выходя из башни в одиночку против многих и многих врагов, которые ничего иного и не хотели, как его убить. Именно за «руку» этой знатной дамы он сегодня и получил укол шипом алебарды под кирасу в бок, который, признаться, до сих пор болит.

«Может быть, и вправду она не ведает, кто заказал её пленение. Но на брак с этой женщиной претендуют два дома… Дом Ребенрее, которому и принадлежит право найти ей мужа, и… Неужто император опустится до сговора с нечестивыми Тельвисами? Нет… Нет, не может быть… Император — воин, помазан самим папой, опора Престола святого Петра, вряд ли бы он пошёл на такое. Скорее он попрал бы договор и начал бы с курфюрстом Ребенрее войну. Хотя в этой ситуации другие курфюрсты, да и простые князья империи, могли встать на сторону Оттона против императора».

В общем, ничего ему не было ясно.

Глава 14

А тут как раз тучи убрались с неба окончательно, солнце снова стало палить немилосердно, а может быть, и ещё жарче, так как полдень уже минул и оно стояло в зените. Волков, да и все его люди, с неподдельным интересом слушал рассказ маркграфини, которая и вправду была хорошим рассказчиком; видно, что она была умна, а чисто женские эмоции придавали рассказу принцессы тех красок, которых, к примеру, сам генерал, будучи человеком не очень эмоциональным и не очень красноречивым, своим рассказам никогда придать не смог бы. И это несмотря на то, что уж ему-то было что рассказать из своей жизни. Но память и пытливый и трезвый ум, не раз выручавшие генерала, и теперь заставляли его делать промежуточные выводы из услышанного и формулировать новые вопросы, один из которых он тут же задал:

— Значит, Тельвисы так и не допустили до вас ваших слуг и дам из вашей свиты?

И тут маркграфиня повела головкой и поморщила носик, она словно принюхалась к чему-то, чего мужи пока не чувствовали, и лишь потом Её Высочество стала отвечать на заданный бароном вопрос:

— С тех пор как нас разлучили, с тех пор как меня привезли в замок, я не видела ни моих товарок, ни моих горничных, ни моих конюхов. Я не видела ни одного человека, что были со мною.

— Может, они их… ну… отпустили? Отправили домой? — неожиданно произнёс Хенрик; он, видно, хотел как-то успокоить маркграфиню, но та взглянула на него с негодованием.

— Домой? — маркграфиня явно была раздосадована такой наивностью молодого воина. И теперь, кажется, отвечала именно ему: — Когда после первой встречи с Тельвисами Жожа и Гошпа вели меня в мои новые покои, в мою тюрьму на третьем этаже, я остановилась у перил и заглянула вниз. Там как раз во двор въезжал отряд мерзкого коннетабля…

Тут она замолчала, и её приятное лицо как бы заострилось, губы сжались, и генералу показалось, что за весь этот горестный рассказ женщина впервые близка к тому, чтобы разрыдаться.

— Если вам тяжело вспоминать те события, Ваше Высочество, то не продолжайте, — произнёс он.

И она, взглянув на него, мило шмыгнула носиком, промокнула пальцами глаза и сказала:

— Нет, господа, я должна рассказать вам всё, чтобы вы понимали, с кем имеете дело. Пока Гошпа отпирала замок на двери, я успела поглядеть вниз и увидела отряд коннетабля Тельвисов, и там было много коней без седоков, целый двор, а ещё телеги, телеги… И я стала узнавать сначала их… То были телеги с моим дорожным скарбом, понимаете, господа? Это был мой скарб!

— Весь обоз должен был остаться при ваших людях? — уточнил генерал.

— Да, так и было. И тут я увидела коня. Это жеребец-пятилеток, вороной в чулках и со звездой на лбу, он был под дорогой упряжью, конь этот стоил больше двух сотен талеров, — она снова промокнула глаза и сглотнула слюну, — его звали Цезарь, мой муж подарил этого жеребца кавалеру Альбрехту с условием, что тот будет давать его для нашего двора осеменять кобылиц. Это был очень редкий конь. Я его ни с каким другим не спутала бы, тем более не спутала бы упряжь, её муж подарил Альбрехту вместе с конём за