Мельница - Александр Шатилов Страница 3

— Так и есть, пан, я Вальтер Клюгехаммер из орденского города Данцыга, — представился инженер.

— А ведь мой дед ещё застал те времена, когда этот город называли гордо и просто — Гданьском! — воскликнул всадник на могучем коне. — Рад встрече! Я Анжей Северин Куявский, герба Хутор.

Он подъехал совсем близко к инженеру, и Вальтер смог разглядеть всклокоченную бороду и блестящие глаза. Вблизи Анжей Куявский не показался ему таким свирепым, как минуту назад, когда тот бранил Сбышка.

— И я рад встрече пан, — ответил Вальтер, слегка поклонившись. — Видит Бог, не праздное любопытство заставило вас выехать нам на встречу.

— Признаюсь, я уж думал не увидеть вас живыми! — воскликнул Куявский. — Третьего дня двух кметов зарезали прямо на дороге. Исподнее, и то с них сняли, курвины дети. Попадись мне злодеи в руки, шкуры спущу, чтобы неповадно было!

— А разве не дело князя вершить суд? — поколебавшись, спросил Вальтер.

— Князя сыскать бы ещё! — хмыкнул Куявский. — А здесь я и судья, и закон. Это в городе всё бы судиться да рядиться, а здесь рука должна быть твёрдой. Чуть слабину дашь, так завтра тебя со всем скарбом пограбят, всё спалят, так что один тут закон — меча, любезный пан Клюгехаммер!

При этом он похлопал себя по поясу, на котором висел длинный меч в богато украшенных ножнах.

Уже совсем стемнело, когда они добрались до чернеющей громады, возвышавшейся на фоне тёмно-синего неба. Пан Куявский нарёк это место замком, хотя в слабом отсвете огней Вальтер смог понять, что строение совершенно не похоже на каменные замки крестоносцев, скорее это был вал с частоколом и сторожевыми бревенчатыми башенками, отгороженный от внешнего мира нешироким рвом. Второй всадник, что был с арбалетом, протрубил в рог. Послышались голоса и лязг оружия. В темноте открылись ворота, за которыми стояли двое мужчин в кожаных нагрудниках и с факелами в руках. По узкому мосту вся кавалькада и пешие сопровождающие перебрались под защиту стен, после чего ворота закрылись на толстый засов. Все спешились. Подошедшие слуги увели лошадей.

— Он сад развел и двор обнес свой тыном, в усадьбе пышной жил он господином, — проговорил Вальтер, разглядывая очертания построек.

— Что ты там говоришь, любезный пан Вальтер? — спросил Куявский.

— Это стихи, сложенные поэтом по имени Годфрид Чосер, что жил в Англии, когда я там учился, — пояснил Клюгехаммер.

— Это та страна, что на острове за морем? — поинтересовался Куявский. — Или они то же, что и Бретань?

— Некогда сир Эдуард Английский мечом вернул земли своих предков, так что можно почитать эти уделы одним государством, — учтиво пояснил Вальтер.

— Знаем мы это покорение мечом! Наберут рубак, а потом деньги в казне кончатся и всех распустят. Ещё с тех пор, как их король Ричард отдал Богу душу, да может и со времён его деда, в орден то и дело едут рыцари из Англии. Мало им свих усобиц, так они думают, что тут можно крестовый поход устроить. Язычников им подавай! А уж почитай Владислав два десятка лет как всех перекрестил! Нет, надо чтобы именно орден крестил! Правильно крестил! Не поляк, ни литвин, а немец! Вот и прут в Мальборг со всех концов дураки, думая, что тут им Иерусалим! А всё почему? Земли орден хочет отхапать! Земли! Курвины псы! — пан Куявский бешено вращал глазами.

Однако, сделав над собой усилие, он всё-таки успокоился.

— Не на тебя, Вальтер гневаюсь, на орден! — пояснил он. — История долгая, пойдём в башню, расскажу, что да как.

Тёмные переходы и лестницы вскоре привели их в просторное помещение, где жарко пылал разведённый слугами огонь в очаге. На столе, застеленном белёной льняной скатертью Сбышек и другие слуги расставляли чаши и кувшины. Дородная женщина поставила посредине стола большой горшок с похлёбкой из крупы и кислой капусты. Животы у всех урчали, потому без особых церемоний, сполоснув руки в общем тазу, все сели ужинать.

После похлёбки принесли печёную свинину, хлебы и немного сыра, половину которого под шумок стащил Сбышек, сделав при этом вид, словно сыр ему безразличен. Вальтер не стал поднимать по этому поводу шум, а только смотрел, как хозяин и его люди жадно поедают кушанья. В кувшинах оказалось слабое и совершенно невкусное пиво. Вальтер привык к совсем другим напиткам, но в такой глуши разве можно было мечтать о большем?

— Так зачем, говоришь, в Англию ездил? — покончив с мясом, спросил его Куявский.

— Я учился там в университете в городе Оксфорде, пан, — ответил Вальтер. — Я добился больших познаний в геометрии и механике. Это восемь лет назад было. Потом я вернулся в Данциг, ездил по городам, изучал ремёсла, был и в университете Кракова.

— Это том, что покойная королева повелела открыть? — уточнил Куявский.

— Видимо тот, другого во всей Польше на найти, — улыбнулся Вальтер.

— И что ж ты в этих университетах не стал учёным богословом или правоведом? — удивился Куявский. — Оттуда же одни попы и выходят?

— Что вы, пан! Университеты хранят учёные книги о природе вещей, размышления древних математиков, что возводили чудеса света ещё до расцвета Рима. Инженер, как я, создаёт вещи, строит города и замки, а богословы порождают одни слова. И монах, и законник сидят в зданиях, что построил им инженер, едят хлеб на мельнице, что построил инженер, носят панцири…

— Постой, постой! — прервал его Куявский. — Ты, Вальтер из Данцыга, вижу, чересчур учён и словоохотлив. По мне так чума на всех этих попов и правоведов, курва их возьми, ты про мельницу мне лучше расскажи. Можно ли такую построить, чтобы молола одна за десятерых?

— Отчего нет, если подобрать механизм… — проговорил Вальтер.

— Вот и подбери мне такой! — воскликнул Куявский. — Хотел я три мельницы построить недалеко от Вислы. А проклятый епископ и его подпевалы не дают. Мол, их кметы станут тогда только ко мне ездить муку молоть, а к ним никто не приедет. А какой резон кмету ехать три дня в одну сторону за помолом, а потом в другую? Уж судился я с ними и так и эдак, и кого надо умасливал, дали добро только одну мельницу возвести. Но да и я не дурак, курва