Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь Страница 30

В силу ее занятости их встреча была недолгой. Они стояли посреди заставленной сундуками комнаты, в последний раз проверяя, не забыто ли что-нибудь.

– Спасибо тебе за терпение. – Лукреция растерянно оглядывалась по сторонам. Все тревоги касательно сборов остались позади; теперь она вдруг почувствовала, что ей грустно уезжать. – Всегда кажется, что нужно положить что-то еще…

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Я к вашим услугам, это моя работа, и она доставляет мне удовольствие.

Он низко поклонился ей, а слова его прозвучали с таким чувством, что Лукреция не могла не удивиться.

– Мне кажется, наши дороги когда-то пересекались. Ты работаешь на моего брата, кардинала, да?

– Да.

– Ты доставлял нам от него письма, когда он был в Сполето, правда?

– Да, так и есть.

– Я узнала тебя. – Она улыбнулась. – Как тебя зовут?

– Кальдерон. Педро Кальдерон.

– Что ж, Педро Кальдерон. Моя тетя говорит, что на коне ты скачешь как дьявол с ангельским лицом. Чего не знаю, того не знаю, но выглядишь ты гораздо милее того человека, который обычно охраняет моего брата. Осмелюсь предположить, что и в храбрости ты ему не уступаешь.

– Вы не найдете никого храбрее меня, – ответил Педро и покраснел, снова несказанно удивив ее.

– Надеюсь, мне никогда не придется испытать твою храбрость на деле. Скажи, ты бывал в Пезаро?

– Нет, моя госпожа, – смущенно проговорил он. – Но я слышал, что это прелестный город.

– Что еще ты слышал?

Он пожал плечами.

– Что людям не терпится поприветствовать свою новую красавицу герцогиню.

– Ах, да вы льстец не меньше, чем воин, сеньор Кальдерон, – засмеялась Лукреция. – А я никогда не выезжала за пределы Рима. Так что мне тоже не терпится… хоть я и боюсь покидать семью, когда пахнет войной.

– Не беспокойтесь. С ними ничего не случится. Я обещаю вам. – Он немного помолчал, а затем добавил: – А когда все закончится, вы вернетесь домой. Без вас этот город станет серым и скучным.

– Спасибо. – Лукреция внимательно посмотрела на молодого человека. Он говорил привычные ей слова, которые она сотни раз слышала от послов и придворных, но было в них что-то, отчего у нее наворачивались на глаза слезы. Ах, должно быть, она просто перенервничала из-за скорого отъезда.

Комната наполнилась слугами, и Лукреция вернулась к своим хлопотам.

Глава 15

Чем больше армия, тем дольше она выдвигается в поход. Немало времени требуется и на пересечение гор. Лето уже подходило к концу, когда Карл VIII и тридцать тысяч его людей в сопровождении кардинала делла Ровере миновали перевалы северо-западных Альп и достигли Италии.

Как неспешная лавина, они накрывали все на своем пути. На протяжении первых нескольких сотен миль единственной заботой армии было лишь найти достаточно еды и вина, чтобы набить животы. В городе Асти, полном сладкого шампанского, король слег с приступом оспы. И хотя никто не заметил новых высыпаний (даже глубоко уважающие его люди не могли не признать, что в жизни не встречали монарха уродливей), он провалялся в постели несколько дней. Тут его и застали новости о решающей победе французских войск над неаполитанским флотом при Рапалло. Когда армия достигла Милана, у всех создалось ощущение, что война уже выиграна.

А в Риме душевное спокойствие Александра было нарушено. Он плохо спал, ночами мерил шагами свои покои, не давая слугам, всегда готовым исполнить любое его повеление, сомкнуть глаз. Из-за бессонницы нрав у него становился все тяжелее, и даже Буркард, обычно совершенно невосприимчивый к выплескам эмоций, ходил вокруг папы на цыпочках. Все понимали: это нормальное поведение для человека в непростой ситуации.

Однако тревоги папы были связаны вовсе не с вторжением французов. Нет, Александра терзали дела сердечные.

Несколькими неделями ранее его златовласая Джулия уехала из Пезаро в свой семейный дом к северу от Рима: ее старший брат серьезно занемог. Новость об этом пришла так быстро, что не успел гонец оповестить папу, а Джулия уже была в пути. Да и мог ли глава церкви запретить ей исполнение сестринского долга? Вот только имение Фарнезе находилось совсем близко от дома ее мужа, Орсино Орсини, в Басанелло.

Брат умер, семья скорбела, время шло. Александр забрасывал Джулию требованиями скорей вернуться домой. Она отвечала ему согласием, но не приезжала. Он требовал снова. Она не поддавалась. Вдали от Рима вкус свободы особенно сладок. Хоть глаза ее мужа не всегда смотрели в одном направлении, они неизменно были полны любви к ней. Сопровождающая ее Адриана мучительно пыталась выбрать между любовью к сыну и преданностью папе. Ситуация становилась все более напряженной. Усложняло дело и то, что Адриана происходила из рода Борджиа, а сын ее – из Орсини. Преданность семьи Неаполю означала, что они союзники Борджиа и для победы в войне необходима их поддержка. Даже брат Джулии, Алессандро, который не получил бы свою кардинальскую шапку, не будь в деле замешана женская юбка, твердо стоял на своем, предпочитая переговоры противостоянию, и предостерегал Александра от возможного публичного скандала.

Подавленный своим политическим бессилием, Александр начал подозревать всех в тайном сговоре и от этого нервничал все больше. Наместник Бога на земле, он теперь чувствовал, что зависим и от захватнической армии, и от непокорной любовницы. Раздражение, вызванное первой проблемой, питало гнев в отношении второй. Он во что бы то ни стало должен вернуть Джулию, или гори все синим пламенем! «Вероломная, неблагодарная Джулия, – гневно писал он ей. – Нам просто не верится, что ты так жестоко предала нас и, рискуя жизнью, отправилась в Басанелло с одной лишь, несомненно, целью оказаться в обществе этого… этого… жеребца…»

От Адрианы он требовал искупления и грозил ей анафемой. В конце концов, он не кто иной, как папа римский!

Через несколько недель Александр готов уже был отлучить от церкви их всех. Он позвал Буркарда, чтобы начать процесс. Тот выслушал его, сделал необходимые записи и ни слова не сказал.

Наблюдавший за всем этим Чезаре наконец вышел из себя:

– Отец, ты знаешь, что среди дипломатов ходят слухи?

– Нет, не знаю, – резко ответил Александр. Он устал, и ему совсем не хотелось выслушивать лекции от сына. – Да и знать не желаю.

– Шепчутся, что Рим вскоре подвергнется нападению, а его святейшество волнует лишь, как вернуть свою шлюху. Им даже не приходится ничего привирать. Ты сам подносишь кинжал делла Ровере к своему сердцу.

– Ты думаешь, у него самого нет женщин? Пойди поинтересуйся у своей матери об аппетитах этого паршивого кардинала.

– У моей матери?

– А! – Он пренебрежительно махнул рукой.

– По крайней мере, он не мешает личную жизнь с политикой.

– Это тоже политика! – взревел Александр. Он, разумеется, знал, что ведет себя не лучшим образом. Глупо и недостойно мужчине его возраста страдать от сердечных мук. Но по непонятным даже ему самому причинам жажда обладать Джулией стала для него жаждой жизни, и он боялся, что без нее станет ни на что не способен. – Под ударом моя репутация. Меня одурачили. Как могла она предпочесть эту обезьяну мне?

– Эта обезьяна – ее муж.

– Лишь потому, что я организовал их свадьбу. Иначе он никогда бы ее не получил. Джулия Фарнезе моя. Я нашел ее, и она всегда принадлежала и будет принадлежать только мне. – Он театрально взмахнул руками. – Ты еще слишком молод, чтобы понимать, как сильна связь между мужчиной и женщиной.

«А ты слишком стар, чтобы от нее страдать, – подумал про себя Чезаре. – Или чтобы так беспардонно выставлять свои страданья напоказ».

Откуда-то из глубины здания послышался слабый шум. Они разговаривали на каталонском, но шпионы уже давно заручились поддержкой переводчиков.

– Святой отец, у нас есть дела поважнее, чем страдать по женщинам, – тихо сказал он, пересекая комнату. – Вы сами дали здравый совет не действовать сгоряча. Тот же совет я даю сейчас вам. – Он быстро открыл дверь и увидел прямо за ней Буркарда. Церемониймейстер стоял со стопкой бумаг в руках, а у него за спиной топтались подмастерья, разинув рты и делая вид, что заняты покраской стен. Как-то раз нетрезвый принц Джем рассказал о традиции, прижившейся в султанском дворце: любому, кто имел доступ к личным покоям султана, отрезали язык. Джем любил плести байки, но порой рассказывал и правду. Чезаре шагнул в сторону рабочих, и те бросились врассыпную, как стадо вспугнутых оленей.

– Ваше высокопреосвященство, кардинал Валенсии, – как всегда совершенно спокойно поприветствовал Чезаре немец, – поступили новости из Флоренции. Я подумал, что они важны, и счел нужным…

– …прервать нас. И вы совершенно правы, – громко сказал Чезаре, переключившись на итальянский. – Ваше святейшество, желаете ли вы, чтобы я оставил вас? – Он обернулся и поклонился папе. Такая формальность едва ли могла кого-то обмануть, но они оба считали, что на публике необходимо сохранять хотя бы видимость официальных отношений.