Людмила Третьякова - Русский Сюжетъ Страница 36

В небольшой комнате, стены которой украшали оружие и персидские ковры, стол был сервирован массивным, простой формы серебром с инициалами «Н.К.». На посуде тонкого фарфора стояли клейма с двуглавыми орлами. Фанни не переставала удивляться: им двоим прислуживали пять лакеев. Блюда, однако, ей показались невкусными. Зато вина были превосходны. Первый раз в жизни она попробовала венгерского, после которого она не могла подняться со стула. Это выглядело очень забавно. Великий князь до слез смеялся над ней, а Фанни грозила ему пальцем.

Мадемуазель Мабель часто навещала квартиру на Михайловской площади. Появившись здесь в очередной раз, она затараторила:

– Что я тебе говорила? Каков твой приятель? Он у вас бывает? А сейчас не явится? Хорошо, et au moins on causera, по крайней мере поболтаем... Ну, как и что – выкладывай...

Фанни поняла, что Мабель знает про Романова, но ей не очень-то хотелось откровенничать. Она отделалась общими фразами, сказав, что великий князь заинтересовал ее. Что будет дальше – совершенно неизвестно. Словом, этому знакомству она не придает никакого значения.

Мабель хитро погрозила пальчиком:

– Скрываешь? Le prince Nicolas – красавчик. Но знаешь, это не та карта, на которую стоит ставить. У него дурной характер. Чтобы здесь, в России, нам не попасть впросак, надо иметь массу здравого смысла. Осторожность! А ты – сумасбродка. Берегись! Не вздумай прилепиться к нему. Ну и что же, что он Романов! Надо поступать по-умному, если не хочешь остаться в дурах.

– Et comment? А как? Ты знаешь? – насмешливо спросила Фанни.

– Масса знакомых, масса кавалеров. Выбери. Это главное. Несколько кавалеров – несколько кошельков. Один ушел, другой пришел. Если делать все по-умному, они никогда не столкнутся лбами.

– Понимаю. Ты, возможно, и права. Мне надо собрать изрядную сумму и лучше побыстрее. Я оставила татап слишком немного денег. Как они там: Алиса подрастает, ей нужна хорошая гувернантка. И квартиру им можно было подыскать подороже.

– Вот видишь! А почему бы тебе не попробовать получить ангажемент? Скажем, где-нибудь в кафешантане или ресторации? В Париже ты, кажется, пробовала танцевать? Да и голос у тебя хоть небольшой, но для куплетов сгодится. Тут это любят. А какие подарки дарят! Что и говорить – шикарной публики полным-полно...

Фанни поселилась в одном из самых фешенебельных мест блистательной Северной Пальмиры. Короткая, застроенная особняками знати, улица, которая ведет к площади с роскошным Михайловским дворцом, – неповторимый по красоте архитектурный ансамбль. Именно здесь началась романтическая и печальная история любви Фанни и Николы.

«Дрянная шлюшка!» – подумала Фанни, заметив, как ехидно отозвалась подруга о ее дарованиях. Но с улыбкой ответила:

– Спасибо за совет. Я подумаю, дорогая...

– Думай быстрее. Здесь одно дело любовница русская, другое – французская. У твоего князя есть дядька – еще выше его постом и значительнее, конечно. Так вот, он бросил жену. Она, говорят, ударилась в хозяйство, настроила ферм, за коровами ходила. А этот дядька, великий князь Николай Николаевич, влюбился в балерину Числову. Говорят, танцевала «Качучу». Блондинка с черными глазами. Так прибрала его к рукам, что-то фантастическое! Ревнива, как кошка. Устраивает ему дикие сцены с битьем посуды. Весь Петербург потешается, когда видит его с запудренными синяками и царапинами на лице. Числова дерется с ним. Снимает башмак и бьет им этого верзилу. Мы все падаем со смеху... Говорят, на юбилей их амуров князь подарил ей браслет с десятью бриллиантами. А на браслете еще и нацарапано: «За десять лет счастья». Я видела ее в театре – во-о-о-т такие камни. Представляешь, эта Катька – дочь кухарки. У нее золота в банке – и их детям не прожить. Ясно, как она его обирает. Но на нее смотрят вот так. – Гостья поводила перед глазами ладонью с растопыренными пальцами. – А будь это кто-то из нас, чужестранок, – Мабель махнула рукой в направлении окна, – фуй! Мы бы давно вылетели отсюда...

Слушая болтовню подруги, Фанни про себя думала, что та по-своему права. Не стоит забывать о той цели, которая погнала ее в эти холодные края.

Между тем Петербург продолжал ошеломлять Фанни совершенно неожиданными впечатлениями. Незабываемой на всю жизнь осталась минутная встреча с императором Александром II в Летнем саду. Подумать только: в стране, где этот властитель десятков миллионов считался существом богоподобным, почти небожителем, иной раз все оборачивалось до смешного просто: можно было запросто пойти погулять и столкнуться с Его Величеством.

Бывалые люди предупредили Фанни, что царя можно встретить в Летнем саду между часом и двумя дня. За эту короткую прогулку равнодушный к романовской родне Никола обожал Александра II. И Фанни знала, что его хлебом не корми, только дай поговорить о дядюшке-императоре.

– Он, Фанни, сам несчастливый человек. А такие люди умеют сочувствовать чужой печали. У государя золотое сердце. Я знаю, он единственный, кому я из всего нашего семейства небезразличен. Если со мной случится несчастье, только он один и пожалеет меня.

Фанни тревожило, что Никола с затаенной грустью нет-нет да и заговорит о тайном предчувствии какого-то жизненного крушения. Она постаралась быстрее сменить тему и рассказала, как перепугала ее громадная собака государя.

– Милорд? Да он добряк из добряков! А ты знаешь, что это Милорд под номером два?

Фанни была рада послушать очередную романовскую историю. К тому же Никола обладал настоящим талантом рассказчика. Тема на этот раз оказалась близкой его сердцу.

– Мы с тобой как-нибудь съездим в Царское Село и я тебе покажу кладбище, где прабабка Екатерина хоронила своих собак. Когда померла ее левретка Земфира, она недели две не могла успокоиться. У нас где-то висит картина, изображающая эту Земфиру. Государыня решила увековечить ее. Ну а от нее и внукам все передалось. Мне мой отец рассказывал, что его батюшка, Николай I, в качестве особой милости разрешил ему однажды лечь рядом со своей кроватью на расстеленную на полу шинель. А от этой шинели страшно воняло – на ней обычно спал любимый пес деда по кличке Гусар. Это был старый, грязный, с серой клокастой шерстью спаниель. Но именно это пугаещего вида чудовище обладало исключительно преданным сердцем. Когда Гусар охранял лежавшего на кровати хозяина, то из безобидной псины превращался в тигра. Стража мучилась, не зная, как разбудить Его Величество по его же приказу, да к тому же остаться не укушенной любимцем деда.

...Фанни еще не успела войти в ограду Летнего сада, как заметила великолепные сани, подкатившие к входу. Из-за спины длиннобородого кучера показался высокий офицер в шинели, накинутой на кавалергардский мундир, выделявшийся ярким пятном. За ним из саней выпрыгнул большой лохматый черный пес и привычно затрусил за хозяином. Два, словно из-под земли выросших, полицейских, отдали офицеру честь, тот козырнул в ответ и неспешными шагами направился к ограде. В этот момент Фанни оказалась с ним почти рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Она поймала на себе его пристальный взгляд и в свою очередь посмотрела на незнакомца смело и прямо. Он показался ей пожилым. Вокруг глаз лежали глубокие, темные тени. Сеть морщин лежала на чуть оживленном морозцем лице. И все-таки от него трудно было отвести глаза – так оно было красиво и значительно. Не привыкшая теряться, Фанни вмиг смутилась, опустила голову и, несколькими стремительными шагами обогнав офицера, сразу за входом свернула на боковую, едва заметную тропинку. Тут она пошла тише, искоса наблюдая за высокой фигурой, шагавшей по хорошо очищенной от снега аллее.

«Я догадалась, что это царь, – вспоминало впоследствии дитя свободной Америки, ранее не понимавшее тех чувств, которые охватывают русских не только при виде, но даже при упоминании имени своего монарха. Теперь, охваченная волнением, Фанни решила где-то там, впереди, свернуть на аллею, по которой шел император, выйти навстречу ему, чтобы, как она признавалась, «еще раз полюбоваться его большими светло-голубыми глазами». Я шла быстро, раздумывая о том, что мне делать при встрече с ним, как вдруг он показался неподалеку от меня в своей белой фуражке с красным околышем. Я затрепетала, каясь в своем любопытстве, но все-таки могла бы его хорошо рассмотреть, если бы его большой черной собаке не вздумалось подбежать ко мне и начать приятельски обнюхивать.

Это отвлекло внимание государя от меня, и он отозвал собаку со словами: «Милорд, Милорд!»

От этой встречи у меня осталось только смутное воспоминание о государе, а именно: о несколько жестком выражении его глаз».

Когда Фанни рассказала Николе об этой встрече и о прекрасных государевых глазах, в которых она не заметила мягкости, великий князь рассмеялся: