Александр Антонов - Велиная княгиня. Анна Романовна Страница 36

- Вот мы и в Берестове. На могиле бабки княгини я побывал. И что же?

Григорий не ответил князю, повернулся лицом к церкви и начал молиться по греческому обряду:

- «Господи, помилуй нас, на Тя бо уповахом; не прогневайся на ны зело, избави ны от враг наших; Ты бо еси Бог наш, и мы людие Твои, все дела руку Твоею, и имя Твое призываем».

Помолившись, Григорий сказал князю:

- Завтра твои подданные берестяне перенесут тело святой Ольги в мраморную домовину и поставят в усыпальницу в храме. Тебе должно увидеть её мощи. Так повелел всевышний. Ноне же отдыхай и меня не ищи, - закончил Григорий и тихо направился к церкви.

Князь Владимир не возразил Григорию, не остановил его, а принял сказанное как должное. Да по молодости лет испытал любопытство: что осталось от любимой бабушки, ежели пятнадцать лет пролежала в сырой земле в зной и в стужу, - черви, поди, съели. Стал с нетерпением ждать нового дня.

Он пришел - тихий, ясный, августовский денек. В церкви зазвонил колокол. На его зов вышли из домов все жители села и потянулись к храму. Шли семьями, с благостным видом, нарядные. Князь Владимир порадовался за селян, довольных жизнью, и тоже, не мешкая, направился к храму, отказавшись от утренней трапезы. С ним был лишь Добрыня, а воины отдыхали. Да и куда столько язычников в христианский храм!

Навстречу Владимиру и Добрыне из церкви вышел старец Григорий, за ним следом - священник отец Константин, которого княгиня Ольга привезла из Царьграда ещё юношей. Владимир знал его: вот уже тридцать лет он исполнял службу в берестовском храме. У грека было красивое благородное лицо, черные с сединой волосы ниспадали на плечи, борода была пострижена, усы - тоже. Карие глаза лучились добротой. Он смело благословил князя и воеводу.

- «Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь», - произнес Константин и указал рукой на двери церкви. - Войдите в святой храм. Всевышний милостив.

Владимир непроизвольно сделал легкий поклон священнику и направился в церковь. Но к нему подошел Григорий, показал на меч и покачал головой: дескать, с оружием нельзя. Князь молча исполнил просьбу Григория, вручил меч Добрыне и дал ему понять, чтобы не ходил в храм. Сам князь с опаской вошел в притвор. Глаза его забегали по стенам храма, по предметам и остановились на иконостасе с венчанным изображением Иисуса Христа, распятого на кресте,- И лики, лики святых. Сколько их, кто они? Пока Владимиру не дано было знать, что царские врата украшены Благовещением Пресвятой Богородицы, что по сторонам от неё четыре евангелиста: Матвей, Марк, Лука, Иоанн, на северных и южных дверях изображены архистратиг Михаил и архангел Гавриил, над царскими вратами - Тайная вечеря, справа и слева от неё двенадцать святых апостолов, а в середине икона Господа Иисуса Христа.

Константин позвал Владимира, повел его в правый придел и показал мраморную раку.

- Здесь будут покоиться мощи святой Ольги. Так повелевает обычай греческой церкви.

Потом священник повел князя к могиле Ольги в ограду. Трое прихожан раскапывали захоронение, выкидывая на бровки желто-белый песок. Он был сухой и сыпучий.

Владимиру было девять лет, когда хоронили бабушку Ольгу. Он помнил, что её положили в дубовый гроб, а когда копали могилу, то выбрасывали наверх тяжелую синюю глину. Её тут же увозили, вместо неё привезли сухой желто-белый песок, и когда опустили гроб, то этим песком и засыпали. Каждый, кто хоронил Ольгу, бросил в могилу по горсти теплого и сухого песка. Владимир помнил, как он потек между пальцами.

Вскоре показался гроб. Время пощадило его: дерево лишь потемнело, да истлели цветы на нем. Прихожане подвели под гроб плетеные сыромятные ремни и› подняв, понесли в церковь.

Владимир волновался. Он даже не слышал церковного пения, под которое несли гроб. «Что там, в домовине, - пытался представить князь, - не один ли прах? Тогда зачем вся эта суета, зачем пустая трата времени, перезахоронение и поющая, так похожая на бабушку Ольгу женщина, которая шла впереди гроба? Все тщетно - счел Владимир. - То ли дело языческий обряд, когда душа умершего в пламени огня улетает в Перуновы рощи».

Гроб с мощами внесли в церковь, поставили на возвышение. Священник прочитал над гробом молитву: «Образ есмь неизреченный Твоея славы…» Читая молитву, он окропил гроб святой водой, окурил ладаном и повелел вскрывать.

- Я сделаю это сам, - сказал Владимир. Побуждаемый нетерпением и желанием упрекнуть Григория, князь взял у прихожанина топор и осторожно поддел крышку, чтобы прах не изошел пылью. Два прихожанина помогали князю и, когда крышка приподнялась, сняли её.

- О боги, это же чудо! - воскликнул князь Владимир, глянув на прах покойной бабушки.

На клиросе пел хор, пели и прихожане. Со стены храма смотрел на Владимира Нерукотворный Спас. В душе князя все звенело так высоко, что казалось, вот-вот там лопнут некие струны. И вдруг наступила тишина, только потрескивали свечи, оттеняя её чистоту. Когда отнесли крышку домовины, Владимир подался вперед и, воскликнув, отшатнулся, потом с удивлением и незнакомым ранее благостным восторгом приблизился к телу покойной. Его святая бабушка Ольга лежала в домовине такой, какой положили её пятнадцать лет назад. Владимир задрожал всем своим существом, ноги его подкосились, и он опустился на колени. Все прихожане тоже встали на колени, лишь священники Григорий и Константин, принявшие явление усопшей великой княгини как должное, запели канон величальный молебный к Богородице.

Прихожане истово крестились и вершили земные поклоны, касаясь каменных плит. Побуждаемый душевной благостью, князь Владимир впервые в жизни положил крест на чело, на грудь, на левое и правое плечо так, как когда-то показывала ему любимая бабушка Ольга. Тогда он её просьб не выполнял.

И вот она лежала перед ним, оберегаемая от тлетворного влияния времени силой божественного закона христианской веры.

Князь Владимир плакал от возбуждения и впитывал в себя ток небесной благодати, которая витала под сводами берестовского храма. Словно сквозь туман он видел, как тело покойной переложили в мраморную раку, как поставили её в усыпальницу.

В князе Владимире пробудилось предание.

Глава тринадцатая. ПЛАЧ ГОРИСЛАВЫ

Благостное состояние души ещё долго не покидало великого князя Владимира. Он тепло простился со старцем Григорием, много благодарил его за великое радение и просил переехать на службу в Киев. Сам же, расставшись с селом Берестово, помчал с гриднями к Чернигову и Любечу навстречу дружинам и встал во главе их. В пути он присоединил дружину из Искоростеня и повел мощную рать на печенегов, которые ещё стояли под Киевом. Но, пока русичи шли к стольному граду, печенежские лазутчики уведомили князя Ментигая о том, что князь Владимир идет с большой ратью. Князь Ментигай, заведомо зная о том, что его ждет разгром, поспешил убраться с ордой из пределов Киевской Руси, разорив её южные пределы.

Враг бежал. Это была победа Владимировой рати. Так считал сам князь и потому, как только появился в Киеве, повелел отметить победу над печенегами пиром на теремном дворе. Немало хмельного выпил князь Владимир с воеводами за мнимую победу и не заметил, какой урон нанес себе. Подобного и печенеги не нанесли бы. Видел Владимир однажды под Белгородом, как грязевой поток смывал с поля колосящиеся хлеба, - такое и с ним случилось. Хмельной Владимир недолго помнил о посещении Берестова, о слезах, какие пролил на могиле бабушки Ольги. Со Страстью к винопитию в нем загорелся новый огонь любострастия, тяга к чужбине, к молодым непорочным девам. Он забыл о супружеском долге, о своей любимой семеюшке Рогнеде, о желанной и жгучей Гонории, о юной и нежной Мальфриде. Все они коротали жизнь в одиночестве: Рогнеда, великая княгиня, - в Киеве, Гонория - в Родне, Мальфрида - в молодом городке Вышгороде.

Владимир предал забвению заботы о жёнах. Как раз подошло время сбора дани, время полюдья. Владимир поднял в седло старшую дружину, да больше из молодых воевод и гридней, горячих нравом. Добрыню и других почтенных воевод князь оставил в Киеве, сам отправился по городам и весям великой державы. Владимир был весел, смаковал предстоящие праздники в кругу вольных россиянок. Когда Киев оказался далеко позади и дружина приступила к сбору дани, князь стал промышлять себе наложниц. Появившись в городе или в селе, он отправлял своих рынд выгонять на площади всех юных дев и молодых жён. А когда их сгоняли в толпу пред княжеские очи, Владимир выбирал себе самую красивую россиянку, и отроки уводили её в княжеский шатер или в палаты, какие князь занимал в городе-даннике. И всю ночь доносились из шатра или из палат смех, веселый говор, звон кубков, песни, лишь с рассветом в княжеских покоях наступала тишина. Да было и так, что горожане или селяне слышали и рыдания взятых силой невест и молодых жён, потому как не было им возврата к благу семейной жизни. Но ничто не останавливало ненасытного Владимира, и он утопал в чувственных наслаждениях.