Нина Молева - А. Г. Орлов-Чесменский Страница 37

— Зачем она вам, ваше императорское величество?

— Да ты сам рассуди, чужая я при дворе. Сколько лет ни живу, а все чужая. Императрице покойной по сердцу не пришлась, так и придворные все сторониться стали. Одна Екатерина Романовна всем наперекор от меня не отходила. И теперь без дамы придворной мне никак нельзя.

— Может, прямо в полк Измайловский приедет.

— А откуда ей знать, что туда едем?

— Захочет, узнает. От нее не скроешься — дотошная. Всех и вся знает, обо всем догадается.

— Дал бы Бог, а то неловко.

ОРАНИЕНБАУМ

Большой дворец

Петр III и придворные

В Ораниенбауме застолье. Позднее. Ночное. В покоях дым столбом — лиц не разобрать. Кто уткнулся в скатерть — дремлет. Кто норовит солдатский марш в углу свистать. Кто спорит — Бог весть о чем, Бог весть с кем. Император веселее всех. Хохочет, как любимый мопс с арапом Нарциской расправляется. Рычит. Лает. На передние лапы припадает. Нарциска бранится на своем языке, только что не хрипит. Белками сверкает, за шпажонку хватается.

— Ваше императорское величество…

— Поди прочь, Гудович, надоел.

— Ваше императорское величество, нарочный из Петергофа.

— Утром доложишь. Видишь, сейчас недосуг.

— Ваше императорское величество, дела этого никак отложить нельзя: ее императорское величество скрылась.

— Как скрылась? Куда? Может, навсегда? Откуда бы это счастье такое нам привалило. Скрылась!

— Ваше императорское величество, но это очень серьезно. Ее величество уехала неизвестно с кем и неизвестно как. Все придворные экипажи и лошади на месте.

— Это значит, совсем как принцесса Шарлотта Бланкенбургская, мать Петра II. Все думали, она померла, а она исчезла.

— Ваше императорское величество, горничная одно смогла сказать, что за ее величеством приезжал какой-то гвардейский офицер.

— Достойный конец слишком ученой женщины. Впрочем, и принцесса Шарлотта бежала очень далеко. Говорят, она приняла имя графини — как ее? — Кенигсмарк, оказалась в Соединенных Штатах Америки и там вышла замуж тоже за офицера. Нет, вру, сержанта. Всего-навсего сержанта! И это при живом муже. Подумать только, родная сестра королевы Елизаветы Испанской и герцогини Антуанетты Брауншвейг-Вольфенбюттельской! Какой позор.

— Ваше императорское величество, Измайлову удалось узнать, что за все ночное время единственная извозчичья карета проехала в сторону Петербурга. Измайлов полагает, что ее величество уехала именно в этой карете.

— Отстань, Гудович! Слышать тебя не хочу. Так вот моя покойная тетка отправила в заключение сына герцогини Брауншвейг-Вольфенбюттельской и к тому же двоюродного брата самой Марии Терезии — принца Антона-Ульриха Брауншвейгского. И с этим надо будет немедленно разобраться. Слышишь, канцлер? Михайла Ларионович, тебе говорю! Да куда ты делся?

— Ваше императорское величество, умоляю, прислушайтесь к донесению Измайлова. Вполне возможно, ее величество сейчас уже в одном из гвардейских полков. Вы знаете, она пользуется их симпатией, и этим нельзя пренебрегать.

— Теперь еще ты, граф Карнович! Так вот принцесса Шарлотта бежала, а ее супруг, царевич Алексей Петрович преспокойно себе жил и здравствовал.

— Не совсем так, ваше императорское величество. Царевич Алексей Петрович оказался в крепости и потом…

— Что потом?

— Скончался в заточении.

— Да, да, припоминаю, его…

— Задушили.

— Мы немедленно собираемся в путь. Слышите, господа офицеры. Немедленно в путь.

— Куда прикажете, ваше императорское величество?

— Само собой разумеется, в Петергоф.

— Но зачем? Там уже никого нет.

— Дознаться. Собственными глазами увидеть. Почему я должен полагаться на ваши дурацкие донесения!

— Государь, мы теряем время!

— А, это ты, канцлер. Я и забыл, что ты у нас практик по части дворцовых перемен. Жаль ты не занимался философией и потому не знаешь, что история никогда не повторяется. Ни одна ее ситуация.

— Но то философия, государь, а жизнь подсказывает совсем другое, и дай Бог, чтобы на этот раз я ошибся.

— Во всяком случае, я не вижу никакой опасности. Да и в чем здесь опасность для меня может заключаться? Сейчас моя вина, что я сразу же не начал дела о разводе. Как бы это упростило нашу жизнь.

ПЕТЕРБУРГ

Дом Дашковых

Е. Р. Дашкова

Свершилось! Измайловский полк присягнул новой императрице. Весь. Никто и спорить не стал. Отреклись от старой присяги, и все. «Долой голштинцев!» кричали. Так говорят.

И все без меня. На улицах народ. Всадники мчатся, карета. Люди то там, то тут кучками собираются. Новостями пообмениваются. А к нашему крыльцу никто не подъехал. С отъезда младшего Орлова никто. Вестей ни от дядюшки канцлера, ни от Никиты Ивановича Панина. Дворецкого послала, разведал — и возле императрицы их нет. Все толпой в Казанский собор двинулись — общую присягу принимать.

Праздник… Может быть. Только слова свергнутого императора все в голову лезут: отбросит тебя, как выжатый лимон. Отбросила? Нет, нет, и думать не хочу. Самой к ней ехать надо. До нее добраться. Не иначе растерялась, верных людей под рукой не имеет — послать, распорядиться.

Снова дворецкий прибежал. Так и говорят: орловский праздник. Одни братья около государыни. Когда народ стеснился, Алексей государыню над головой поднял и сквозь толпу на вытянутых руках пронес. Ненавижу! Господи, как ненавижу! Что они-то, неучи, грубияны, для просвещенной монархии сделать могут.

Дядюшка Михайла Ларионович сколько раз намекал, верить не хотела: государыня — и амуры? Быть того не может, не такой человек. А выходит… Все равно ехать надо, протиснуться, рядом быть, тем более братцам противустоять.

Мундира портной так и не прислал. Придется в парадном придворном туалете ехать. Сразу во дворец. Видно, никто не вспомнит о маленькой княгине.

На Дворцовой площади не протолкнуться. Слуги растерялись — ни подъехать к крыльцу, ни пешком подойти. Спасибо, измайловцы заметили: «Где же вы были, княгиня? Как же без вас?»

Во дворце ее императорское величество издали увидели: «Друг мой, наконец-то! Что задержало вас?» Что объяснять — проще сослаться на портного. Императрица пожурила будто между прочим, сама на руку Григория Орлова опирается. Алексей Орлов рядом. Хохочет, шутки отпускает: «Явились, ваше сиятельство! Решились, наконец!»

Да куда же ее императорскому величеству без друга обок: вот ленту Екатерининскую одела — как можно! Объяснила: Екатерининская только для супруг царствующих особ. Для супруг! А ее величество теперь сама царствующая особа, значит, положена ей Андреевская. Государыня смутилась: «Ваша правда, да что теперь сделаешь».

Есть выход, есть! Сняла с дядюшки Никиты Ивановича, государыне поднесла — чтоб пока суд да дело на себя возложила. Как положено. Она благодарить принялась — меня, дядюшку, а Алексей Орлов как нарочно: «Вам теперь, ваше императорское величество, и безо всяких регалий являться можно — за вами воля народа. Она дороже всех лент стоит». На меня посмотрел: «Вам только бы показаться нужной, княгиня, а сейчас не до будуарных любезностей». Так и сказал: будуарных любезностей.

Императрица откликнулась: «Не время препираться. Меня ждут сенаторы — редактировать манифест. Поспешите, Григорий Григорьевич». Двери за собой притворили. Без Панина. Без Воронцова. Не нужны. Все больше не нужны. Так скоро…

Но ведь есть еще император, и разве мыслимо, чтобы он так просто от власти своей отказался. Где он? Что с ним? Что может измыслить? Надо пройти к императрице. Что из того, что гвардейцы у дверей. Княгиню Дашкову не могут не знать — пропустят.

От стола Алексей Орлов поднялся: «Вы что, княгиня?» Не посмотрела на него — сразу к императрице: «Ваше императорское величество, надо предусмотреть возможность появления императора в Петербурге. Это очень важно».

Орлов вмешался: мол, на дорогах заставы. На дорогах! А водный путь? Кто обратит внимание на галеру, если даже под императорским штандартом? Императрица обеспокоилась, распорядилась и тут же велела готовиться к маршу вместе с ней в Петергоф. Во главе гвардии. Верхами.

И снова — платье. Подпоручик Талызин свой мундир уступил, да тесноват оказался. Камеристки нет, пришлось мне предложить снова свои услуги. К верхним петлям, на бюсте, завязки сделали. Сукно самое простое, грубое. Прямо на него пришлось приколоть шитую Андреевскую звезду. А под голубой лентой и вовсе грубости не видно стало. Государыня заметила: не забыть бы отблагодарить. Подпоручик так и зарделся. Вот поди ж ты, всем императору обязан. Под новый год за пять дней из сержантов в прапорщики, а там и в подпоручики произведен был — и не заколебался государыне присягу принести. Видно, ее приход на престол — благословение Божье для России.