Эдвард Резерфорд - Дублин Страница 38

Они с О’Бирном обсудили возможность Энн проводить Мориса и остаться в Ратконане на несколько дней, но в итоге решили, что это могло бы вызвать подозрения.

– Я совсем не хочу, чтобы ко мне снова явился Лоуренс, – заявила Энн.

Поэтому О’Бирн сам приехал за Морисом и отвез его в Ратконан.

– Мне не следует ездить в Дублин, пока юноша у меня, – сказал Бриан возлюбленной.

Однако за неделю до того, как Морис должен был вернуться домой, к Смитам прискакал один из пастухов О’Бирна с сообщением, что Морис сломал ногу и его отъезд из Ратконана придется отложить.

– Думаю, Уолтер, я должна поехать к нему! – заявила Энн, и муж не мог с ней не согласиться.

Взяв с собой конюха, Энн вместе с тем пастухом отправилась в Ратконан.

Приехав, она обнаружила, что ее сын пребывает в отличном настроении. Он, правда, стоял, держась за большую скамью в зале, а нога его была закована в лубки.

– Я как последний дурак поскользнулся на камне в горном ручье! – сообщил Морис матери. – Но я в порядке.

Однако О’Бирн был неумолим.

– Муиришу необходим полный покой еще неделю, – заявил он. – Я не хочу, чтобы он остался хромым.

Похоже, главная проблема состояла в том, чтобы удержать младших детей Бриана и не дать им виснуть на Морисе.

Наедине О’Бирн сказал Энн:

– Вообще-то, я не уверен, что нога сломана. Возможно, просто сильное растяжение. – Он усмехнулся. – Но я подумал, что это может быть поводом для твоего приезда.

Энн отослала конюха обратно в Дублин с докладом Уолтеру о состоянии сына. Оставшись в Ратконане, она включилась в местный распорядок жизни. Днем она могла сидеть с Морисом и читать ему или еще как-то развлекать сына. Вечером О’Бирн обычно играл с юношей в шахматы. А ночью Морис спал в кухне, где за ним присматривал повар, а его мать спала наверху, в гостевой комнате, в которую, когда все засыпали, О’Бирн мог потихоньку пробраться. Один раз, когда Энн высказала опасение, что их страсть производит слишком много шума, Бриан тихо засмеялся:

– Уверяю тебя, сквозь эти каменные стены никакой звук не просочится. Хоть лев тут рычи.

Днем Энн время от времени отправлялась на прогулку, чтобы размять ноги, но поскольку у О’Бирна имелось немало дел, она редко видела его. Однако на четвертый вечер Бриан сообщил ее сыну:

– Муириш, завтра мы переводим скот в горы. Жаль, что ты не можешь к нам присоединиться.

– А мне можно? – спросила Энн. – Я всегда хотела подняться на склоны.

О’Бирн с сомнением посмотрел на Мориса:

– Да, но мы должны быть уверены, что Муириш не будет двигаться.

Морис улыбнулся. Было ясно, что он относится к О’Бирну как к любимому дядюшке.

– Я могу отвечать за свою безопасность, если повар сумеет удержать твоих детей в сторонке, – со смехом сказал он.

И в результате было решено, что Энн на целый день уйдет с пастухами в горы.

Следующее утро выдалось восхитительно теплым. Почти майским. Коровы неторопливо отправились в путь, а пастухи покрикивали на них и время от времени подгоняли палками, чтобы те не разбредались по сторонам. И хотя вышли они рано, стоял уже почти полдень, когда стадо добралось до верхнего пастбища. Но Энн наслаждалась каждым мгновением. Вокруг раскинулось необъятное высокое плоскогорье. Небо было ярко-синим. Вид на далекую прибрежную равнину изумлял. А прямо под ними горные ручьи мчались к густо поросшим лесом склонам.

После небольшого отдыха часть пастухов возвращалась обратно, и О’Бирн спросил Энн, не хочет ли она вернуться с ними.

– Я бы предпочла еще побыть здесь, – ответила она.

Какое-то время О’Бирн провел со стадом, пока не убедился, что все в полном порядке, а потом, повернувшись к Энн на глазах у оставшихся мужчин, заметил:

– Отсюда прекрасная дорога к Глендалоху. Не хотите увидеть его?

– А вы как думаете? – спросила Энн пастухов.

– О да, очень красивая дорога. Стоит того, чтобы пройтись туда, – ответили ей.

И вот, сообщив пастухам, что вскоре вернется, О’Бирн вежливо повел Энн по тропе, уходившей на юг. Он шел довольно быстро, однако Энн без труда поспевала за ним. Но вот они оказались вне поля зрения пастухов, и Бриан немного замедлил шаг и положил руку Энн на талию, и дальше они пошли в обнимку.

Когда они брели по открытым пространствам и по извилистым лощинам, Энн впервые в жизни чувствовала себя необыкновенно счастливой. Впереди виднелись горы, теплые солнечные лучи согревали ее лицо. Энн испытывала восхитительное ощущение от прикосновения руки Бриана к ее талии… и была невероятно свободной и уверенной. Все это пьянило. Она радостно засмеялась, а немного погодя что-то пробормотала, сама того не осознав, и была весьма удивлена, когда О’Бирн спросил, что она имела в виду.

– Ты сказала: «Сердце правит головой», – пояснил он.

– Я так сказала? – Энн снова засмеялась. – Да просто мой брат Лоуренс говорил это однажды. Но он ошибался.

Энн никогда еще так не радовалась жизни.

Они прошли пару миль и наконец добрались до места. Изгиб лощины естественным образом образовывал некое маленькое травянистое укрытие около горного ручья, защищенное еще и окружавшими его деревьями и камнями. Не дожидаясь О’Бирна, Энн подобралась к самой воде. Постояв там немного, она сняла туфли и шагнула в ручей. Вода оказалась холоднее, чем она ожидала, и, когда Энн вышла на берег, ступни слегка покалывало от холода. Энн смеялась. Она сделала несколько шагов к укрытию среди камней. Босыми ногами она ощущала траву. О’Бирн сидел на камне чуть выше и наблюдал за ней.

Энн чуть отвернулась. Расстегнуть пряжку на плече было совсем нетрудно. И через мгновение ее одежда уже упала на землю. Энн глубоко вздохнула, ощущая ласку ветерка на обнаженной груди. И закрыла глаза. Теплый воздух нежно касался ее спины, ног, каждой клеточки ее тела. Энн слегка вздрогнула, а потом повернулась, чтобы посмотреть на О’Бирна. Он все еще неподвижно сидел на камне, глядя на нее. Энн улыбнулась.

– Не спустишься оттуда? – спросила она.

– Пожалуй, могу. – Он легко соскользнул с камня.

Бриан был сильным, думала она, но при этом гибким, как кошка. И вот он уже стоит перед ней. Энн почуяла легкий запах пота на его груди.

– Должна ли я и тебя раздеть? – игриво спросила она, и Бриан улыбнулся:

– А тебе хочется?

– Хочется, – призналась Энн.

Ей никогда прежде не приходилось заниматься любовью на открытом воздухе. Твердая земля под ней казалась приятной, как и длинные стебли травы, что грубовато прижимались к ее коже, оставляя на ней длинные вмятинки и небольшие зеленые пятна. Запах травы впитался в ее волосы, а журчание ручья звучало как музыка. Один раз, перекатываясь по земле, любовники чуть не свалились в воду, и Энн расхохоталась. Впервые она ощущала себя настолько переполненной жизнью. Они провели там более получаса, лаская друг друга.

Потом они двинулись в обратный путь. Энн казалось, что здесь, в огромных диких просторах гор Уиклоу, в ней что-то изменилось, как будто в этот день ее оставило чувство потери, терзавшее столько лет, и она вновь стала свободной и цельной.

Два дня спустя внимательный осмотр ноги Мориса удовлетворил всех. Хотя лодыжка была сильно растянута и даже порвана мышца, перелома все-таки не было. И потому, проведя последнюю ночь с возлюбленным, Энн с сыном собрались возвращаться в Дублин.

– Я приеду в Дублин через три недели, – наедине с Энн пообещал ей Бриан.

– Не знаю, как проживу без тебя так долго, – ответила она.

И всю дорогу с высот Уиклоу к долине Дублина Энн благодарила судьбу за то, что нашла О’Бирна и что ее муж ничего не знает.

В жаркий июльский день лета 1638 года Уолтер Смит совершил некое открытие.

Возвращаясь с почты на Касл-стрит, где отправлял письмо одному купцу в Лондон, он встретил Орландо. Почта была одной из тех новинок, которые Уэнтуорт ввел в Дублине во время своего жесткого правления. Другими новинками стали фонари, освещавшие теперь темные улицы старого Дублина по ночам, а недавно появился и театр. Однако грубые манеры лорда-наместника успели к этому времени оскорбить почти всех, а его попытки наложить лапу на огромные земли в Ленстере и Голуэе почти не оставили ему друзей среди старых англичан-католиков, так что Уолтер Смит был немало удивлен, когда его родственник, зашагав рядом с ним, бодро заметил, что политическая ситуация улучшается.

– Как это? – поинтересовался Уолтер.

– Я думаю о Шотландии, – произнес Орландо, как будто это было совершенно очевидно.

Вот только Уолтер так не считал.

Для большинства англичан последний год работы королевского правительства стал настоящим бедствием.

Для короля Карла было вполне характерно то, что он не понимал даже ту страну, из которой вышла его семья. Шотландцы вполне ясно дали понять его бабушке, королеве Марии Шотландской, что желают иметь Пресвитерианскую церковь. И потому истинным безрассудством было воображать, будто они примут теперь те англиканские службы, которые насаждались в Англии и Ирландии. А король Карл именно это и пытался сделать. Если доктор Пинчер был ошеломлен папистскими службами в соборе Христа, то шотландцы пришли в ярость, когда король приказал проводить такие же службы и в их стране. В соборе в Эдинбурге произошел бунт, и вся Шотландия сопротивлялась. Но Карл был глух к этим искренним протестам. Ведь он король, а значит, прав во всем. К весне 1638 года в Шотландии возникло мощное движение протеста, в котором участвовали все жители, от богатейших аристократов до самых скромных рабочих. В итоге были созданы Торжественная лига и Ковенант, религиозно-политическое объединение, – и Шотландия окончательно вышла из-под контроля. Теперь король Карл пытался собрать армию, чтобы отправиться походом на север, против сторонников Ковенанта.