Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах Страница 38

— Так что насчет Микуния? — поинтересовался Хаято.

— Сегодня ничего не выйдет, — резко бросил Дзиндзюро.

— Значит, возвращаемся? — бодро переспросил Хаято.

— Да, возвращаемся. Тут, понимаете ли, сударь, нюхом надо чуять, откуда ветер дует. Если что в начале не заладилось, все — пиши пропало, удачи не будет. Без толку туда лезть тоже глупо… И все мне покоя не дает эта мысль: кто же нас выследил? Эх, невезучая выдалась ночка!

Сделав большой круг, чтобы запутать следы, они направились восвояси. Однако, когда пройдена была уже немалая часть пути, Дзиндзюро вдруг остановился и сказал:

— Вот что, сударь, вы, пожалуй, ступайте домой один, а я все равно не успокоюсь, пока не выясню, в чем тут дело. Наведаюсь туда еще раз, попробую разузнать, кто нас подвел под монастырь.

Хаято хотел было заметить, что дело уж больно опасное и лучше бы туда не соваться, но вовремя вспомнил, что собеседник у него не из тех, кто готов внять разумному совету. Они простились, и Хаято отправился домой.

Оставшись один, Дзиндзюро двинулся в обратном направлении по дороге, озаренной лучами заходящей луны. Он прекрасно понимал, насколько опасно затеянное предприятие.

Стоило ему пройти несколько кварталов, как из боковой улочки навстречу ему вынырнул человек. Приняв меры предосторожности, Паук уже собрался было пройти мимо, как вдруг прохожий издал удивленный возглас. Тут Дзиндзюро тоже неожиданно понял, то где-то уже встречал этого незнакомца.

— Простите, — обратился к нему прохожий, — вы не господин Ямасироя?

— Неужели это вы, мастер? — воскликнул Дзиндзюро, останавливаясь и вглядываясь в лицо бритоголового прохожего, который оказался его бывшим наставником в искусстве сочинения хайку,[82] знаменитым на весь Эдо поэтом Такараи Кикаку.[83]

— Что же вы делаете здесь в такой час? — осведомился Дзиндзюро.

— Дом господина Момоаки находится неподалеку отсюда. Засиделись за чаркой допоздна. Вот, только что распростились. Чудесный нынче вечер! А вас каким ветром занесло?

— Да так, для нашей лавки кое-что надо забрать… Извините, я тороплюсь.

С этими словами Дзиндзюро откланялся и пошел дальше. Оглянувшись на ходу, он увидел, что мастер, должно быть, в сильном подпитии, нетвердо держась на заплетающихся ногах, бредет по берегу реки в лучах затуманенной луны.

Подчиняясь какому-то неосознанному внутреннему чувству, Дзиндзюро резко остановился, сжав рукоять кинжала за пазухой.

Не успел Хаято вернуться в их потайное логово, как следом за ним с кислой физиономией ввалился Дзиндзюро.

— Ну как? — поинтересовался Хаято.

— Да никак! — был ответ. — Сегодня сплошное невезенье. Выходит, и в этом доме нам оставаться больше нельзя. Ну, ничего, пока что переберемся в Юсиму.

Заявление было неожиданное.

— Прямо сегодня? — поразился Хаято.

— Вот именно.

На лице у Хаято появилось такое выражение, будто лиса-оборотень тащит его в свою нору. Однако выслушав рассказ Дзиндзюро, он согласился, что иначе нельзя. На его беду, Пауку повстречался поэт Кикаку, для которого Дзиндзюро был одним из его учеников, владельцем этой самой лавки Ямасироя у моста Гофуку, где сейчас они нашли прибежище.

— Я было ухватился за кинжал, да потом понял, что сейчас наш главный враг этот самый поэт и есть. Мастера совсем развезло, еле на ногах стоит. Не мог же я его умолять: мол, если стража будет расспрашивать, не говорите им, что видели только что купца Ямасироя, с которым встречались в одном домике у моста Гофуку… Эх, не зря я хотел сразу после этого случая в усадьбе Янагисавы отправиться в дальнее путешествие эдак на полгодика или на год. Все это невезенье сегодня ночью, я полагаю, тоже знаменье — значит, так и надо было сделать. В общем, потому-то я передумал туда идти и вернулся домой.

— Не так уж велика вероятность, что твой мастер попадется в лапы ищейкам.

— Вот тут вы, сударь, неправы. Нынче ночью они такой частый бредень раскинули, что только держись! На каждом мосту, на каждом перекрестке засели — птица не пролетит. Я такой облавы за последние годы не припомню. Просто страшное дело!

Дзиндзюро, казалось, задумался на минуту, а потом убежденно сказал:

— Не иначе, от самого Янагисавы было строгое распоряжение на этот счет. Может, конечно, мы слегка переборщили, когда к нему забрались… В общем, теперь дом, скорее всего, под подозрением.

С этим словами Дзиндзюро, достав свой походный рундучок с бумагами, стал рвать на мелкие клочки письма и расписки, бросая обрывки на угли в жаровню. Предосторожность была не лишней, поскольку таким образом он рассчитывал избавить от неприятностей друзей и знакомых.

По просьбе Паука, Хаято отправился из их флигеля в большой дом, разбудил Киндзо и вернулся обратно. Киндзо, проснувшись, поспешил во флигель.

— Может статься, завтра они к тебе нагрянут. Я-то, как видишь, их упрежу, уйду загодя. Ты уж тут потом держись, не подведи…

— Не беспокойтесь, братец, — невозмутимо отвечал хозяин.

— Скоро уж будет светать, — заметил Дзиндзюро, приоткрыв одну створку ставни, и тотчас отпрянул. Осторожно задвинув створку, он обернулся и тихо сказал:

— Уже здесь! Я видел тени в проулке…

— Да ну? — охнул Киндзо.

Посмотрев Дзиндзюро в глаза, он добавил:

— Я тоже с вами пойду. Запалим все, что ли?

— Ну, это уж слишком, — осадил его Дзиндзюро, — Ну надо же, какие охотники подобрались! В общем, пока уходим. А послезавтра встретимся в Окусаве у храма Кухонбуцу.

— Ладно, буду.

Хаято молча наблюдал за этим разговором.

Дзиндзюро извлек откуда-то из-за перегородки лежавшие в углу новые соломенные сандалии с оплеткой по голени и приладил их. На свету снова мелькнули паучьи лапы вдоль голеней. С улицы уже доносился шум — это колотили во входную дверь.

Вскочив с пола, Дзиндзюро рванул на себя маленькую потайную дверцу в стене. Из нее можно было попасть в узкий проулок между глинобитными амбарами. Выбравшись из дома, все трое, крадучись, припустились прочь, но тут на них из мрака со всех сторон, как хищные звери, набросились стражники.

— Стой! — раздался крик, и крюк дзиттэ[84] прихватил воротник Дзиндзюро.

— Ах, ты! — крякнул Паук, отмахнувшись.

Дело принимало скверный оборот. Киндзо и Хаято, обнажив кинжалы, рванулись вперед. Пробежав вдоль стены под гору и резко свернув влево, они с грохотом скатились вниз по какому-то потайному проходу, за которым открывался другой проулок. Там их уже ждали, но Хаято, сверкнув глазами, бесстрашно бросил наседавшей погоне:

— Эй, вы, лучше отвяжитесь!

— Ах ты, негодяй! — кричали ему в ответ.

Что за разбойники?! Преследователи и не думали отставать, а наоборот, прибавили ходу. Спереди, в том направлении, куда бежали Хаято и Киндзо, тоже совсем уже близко слышался топот множества ног.

Дзиндзюро, парировав удар дзиттэ справа, не оглядываясь на противника, устремился дальше. Зажав кинжал в зубах, он подпрыгнул, будто подброшенный трамплином, вскочил на высокую глинобитную ограду, а оттуда перебрался на крышу дома. Все это было проделано с быстротой и сноровкой, свидетельствующими о том, что он не зря носит прозвище Паука. Холодно взглянув сверху на галдящих преследователей, он проворно двинулся дальше по гребням крыш в предрассветном мраке.

— Сюда! Сюда! — кричали внизу взбешенные преследователи. — Огня скорее! Дайте огня!

Хаято, словно во сне, отмахиваясь мечом, пробился к замковому рву. Что сталось с Дзиндзюро? Что сталось с Киндзо? Об этом оставалось только гадать. Ему некогда было даже оглянуться. Шум погони звучал у него за спиной — совсем близко. Задев плечо, просвистела мимо здоровенная палка. Без раздумий и колебаний он свернул в боковой проулок и помчался дальше, не оборачиваясь ткнув мечом чересчур зарвавшегося преследователя. Когда Хаято нырнул в какую-то калитку, захлопнув ее за собой, еще один из преследователей повалился бездыханным наземь. Он пробирался через двор, грозно подняв меч, пока не оказался в переулке с противоположной стороны. Теперь судьба ронина зависела от одного: есть ли выход из переулка или впереди тупик. На сей раз ему повезло.

На следующий день Хаято лежал в густой траве на лугу Хироо и спал мертвым сном. Ближе к полудню он открыл глаза. Вдалеке в солнечном мареве виднелись разбросанные по холмам дома кварталов Сироганэдай и Мэгуро. Над лугом плыл аромат трав и нагретой земли. Хаято самому вдруг показалось странно, что он оказался в таком месте. Все события минувшей ночи представлялись ему теперь кошмарным сном. Облака будто крадучись ползли по небу во влажном блеске испаряющейся влаги. Хаято некоторое время наблюдал за их неторопливым полетом. К собственному удивлению, он чувствовал, как на душе становится легче и покойней. Все его тревоги растаяли, и настроение было отличное. Может быть, причиной такой перемены было то, что он хорошо выспался. Тело его наливалось какой-то неведомой силой. Отчего-то подумалось: так, наверное, влачит свою жизнь какой-нибудь бык: пасется себе да дремлет на травке. Ленивая, размеренная жизнь: никаких забот, никаких стремлений. Захочется пить — идешь себе к речке на водопой. Набил брюхо травой — и спи себе без задних ног…