Александр Дюма - Кровопролития на Юге Страница 39

Однако эти последние вкладывали столько кротости в свои увещевания, что, хотя обе враждебные партии сходились, так сказать, лицом к лицу и с оружием в руках, некоторое время драгунам удавалось рассеивать толпу, избегая кровопролития. Но цибульникам нужно было другое, и они решили и впредь оскорблять драгун и высмеивать их бдительность. И вот однажды утром они собираются огромной толпой, садятся верхом на ослов и с саблями в руках принимаются в свой черед объезжать город дозором. Тем временем простонародье, среди которого преобладают католики, а главное, земледельцы, участвующие в описанных нами маскарадах, принимается во весь голос жаловаться на драгун: одни уверяют, что лошади драгун покалечили их детей, другие — будто они напугали их жен. Протестанты твердят, что ничего этого не было; страсти накаляются и с той, и с другой стороны; сабли уже наполовину показываются из ножен, но тут вмешиваются муниципальные советники; однако вместо того чтобы взяться за истинных зачинщиков, они решают, что отныне драгуны не будут более патрулировать город, а ограничатся охраной епископского дворца и станут выезжать только по особому требованию муниципальных советников. Католики рассчитывали, что этот унизительный приказ возмутит протестантов. Ничуть не бывало: они повиновались и, к великому разочарованию цибульников, лишили их всякой надежды на новые беспорядки. Однако католики не пали духом и изобрели новый способ вывести своих недругов из терпения.

Наступило воскресенье 13 июня; в этот день католики велели всем, кто разделял их политические и религиозные убеждения, быть наготове. Около десяти утра несколько рот, украшенных красными кисточками, под предлогом посещения мессы вооружились и с угрожающим видом проследовали через весь город. Драгуны же, напротив, небольшим отрядов мирно несли охрану епископства, не выставив даже часовых и имея в своем распоряжении только пять ружей.

В два часа в церкви якобинцев собралась толпа, состоявшая почти сплошь из легионеров с красными кисточками; прозвучало похвальное слово мэру, а затем Пьер Фроман, брат Франсуа де Фромана, того самого, что поведал нам о своей миссии, приказал доставить бочку вина и разделить его между цибульниками, а затем велел им по трое ходить по городу и разоружать всех драгун, которых встретят не на посту.

Около шести часов вечера к воротам епископства явился волонтер с красной кисточкой и, обратившись к привратнику, приказал ему подмести двор, поскольку, как он выразился, скоро придут волонтеры задать бал драгунам. Побахвалившись, он удалился, но тут же вернулся с запиской следующего содержания: «Приказ привратнику епископства под страхом смерти не впускать начиная с вечера 13 июня 1790 года ни одного драгуна, ни пешего, ни конного». Эта записка была представлена лейтенанту, который подошел к волонтеру и заметил ему, что в епископстве слушаются только приказов, исходящих из муниципалитета. Волонтер ответил дерзостью; лейтенант предложил ему убираться и пригрозил, что в случае, если он не уйдет добром, его вышвырнут вон. Тем временем красных кисточек прибавилось; привлеченные шумом драгуны также высыпали во двор. Препирательства становились все яростнее, полетели камни, зазвучали призывы к оружию; тут же на площадь перед епископством прибежали человек сорок цибульников с ружьями и саблями, бродивших по окрестным улицам. Лейтенант, видя, что при нем только двенадцать драгун, приказывает трубить сбор, чтобы призвать тех, кто находится в отлучке. Тут легионеры набрасываются на трубача, вырывают у него трубу и разламывают ее на куски. Из рядов легионеров раздаются несколько выстрелов, один из драгун стреляет в ответ, затевается перестрелка, а там и схватка. Лейтенант понимает, что это не просто драка, а подготовленный бунт; он догадывается, что дело принимает серьезный оборот, и через заднюю калитку посылает одного из драгун в муниципалитет.

Г-н де Сен-Понс, майор легиона, слышит суматоху и отворяет окно. Город кипит; со всех сторон бегут люди, крича на бегу, что в епископстве убивают драгун; он мигом выбегает из дому, собирает человек десять-двенадцать безоружных добровольцев-патриотов, бежит в ратушу, где застает двух муниципальных советников и убеждает их идти на площадь перед епископством в сопровождении первой роты, несущей охраны ратуши. Члены муниципалитета отвечают, что готовы во всем содействовать его добрым намерениям, и немедля пускаются в дорогу. По пути их обстреливают, но пули пролетают мимо. Прибыв на площадь, они обрушивают на цибульников оружейный огонь, но никто не задет. По трем улицам, ведущим к епископству, сбегаются красные кисточки. Первая рота перекрывает выходы, ведет перестрелку, оттесняет осаждающих и расчищает площадь. Убит один из солдат, но и среди цибульников есть раненые, и многие отступают.

Пока у епископства идет сражение, в других местах начинается резня.

У ворот Мадлен люди с красными кисточками берут приступом дом г-на Жалабера. Несчастный старик выходит им навстречу и спрашивает, чего они хотят.

— Разделаться с тобой и со всеми псами-протестантами, — отвечают ему.

Его выволакивают из дома, тащат по улицам; пятнадцать легионеров увечат его своими саблями, и два дня спустя он умирает от ран.

Другого старика по имени Астрюк, согбенного под бременем семидесяти четырех лет, с седыми волосами до плеч, останавливают по пути от ворот Короны к Кармелитским воротам; в нем признают протестанта и наносят ему пять ударов теми самыми вилами, которыми вооружена рота Фромана. Несчастный падает, убийцы поднимают его и кидают в ров, а потом для забавы добивают камнями; наконец один из них, наиболее человечный, приканчивает его выстрелом из ружья.

На трех выборщиков — Массадора от округа Бокер, Виала от кантона Ласалль и Пюэша от того же кантона, люди с красными кисточками напали, когда те возвращались домой; все трое получили тяжелые ранения.

Капитан, командовавший отрядом, который нес охрану выборного собрания, возвращался вместе с сержантом и тремя волонтерами своей роты; на Малой аллее их остановил Фроман, он же Дамбле, и, приставив капитану пистолет к груди, сказал: «Стой, мерзавец! Отдай оружие!» Тем временем цибульники с красными кисточками схватили капитана за волосы, опрокинули на землю; Фроман выстрелил, но промахнулся. Падая, капитан выхватил шпагу, но ее вырвали у него из рук, и Фроман ударил его своей шпагой. Тут капитан, поднатужась, высвободил одну руку, выхватил из кармана пистолет, оттолкнул убийц, выстрелил во Фромана, но промахнулся. Одного из сопровождавших его волонтеров ранили и разоружили.

В Калькьер направлялся патруль гиеньского полка, с ним вместе следовал драгун Будон. На Будона напала кучка людей с красными кисточками. У него отобрали каску и мушкет, в него несколько раз выстрелили; у одних стрелков ружья дали осечку, другие промахнулись; патруль заслонил его, но Будон успел получить два штыковых удара и жаждал отомстить; он отстранил защитников, бросился отнимать у нападавших свой мушкет и был убит на месте. Ему отрубили палец, чтобы забрать перстень с бриллиантом. У него украли часы, кошелек и бросили тело в ров.

Тем временем площадь Францисканцев, площадь Кармелитов, Большая улица и улица Богоматери на Эспланаде заполнились людьми, которые были вооружены кто ружьями, кто вилами и саблями; и люди, и оружие появились из дома Фромана, который высился над тем кварталом Нима, что зовется Калькьер и примыкает к стенам и башням монастыря доминиканцев. Три главаря мятежа — Фроман, Фолаше и Декомбье — захватили эти башни, составлявшие часть старинного замка; отсюда католики могли вести огонь по всей набережной Калькьер и по крыльцу театральной залы; а в случае, если их бунт не был бы сразу поддержан всем городом, как они рассчитывали, им было бы легко удержаться на этой позиции до прихода подкрепления.

Эти меры были либо давно продуманы, либо с ходу сымпровизированы искусным стратегом. Быстрота, с какой все подступы к этой крепости были взяты под охрану двойной цепью легионеров с красными кисточками, тщание, с каким самых лихих поставили у казарм, где размещалась артиллерия, и наконец, то, что целая рота перекрыла путь в цитадель — единственное место, где патриоты могли раздобыть оружие, — все доказывало, что этот план, по виду оборонительный и дававший двойное преимущество, позволяя и нападать без особой опасности, и делать вид, будто мятежники сами подвергаются нападению, был составлен уже давно; и прежде чем горожане успели хотя бы вооружиться, он был осуществлен; только часть пеших стражников да двенадцать драгун в епископстве продолжали сопротивляться заговорщикам.

И тут все настойчиво потребовали красное знамя, штандарт, вокруг которого в случае гражданской войны должны были сплотиться добрые граждане; оно хранилось в муниципалитете, откуда его надлежало достать при первых же выстрелах; аббата де Бельмона, каноника, старшего викария и члена муниципалитета, попросили и чуть не заставили его нести, потому что он как духовное лицо был наиболее способен усмирить восставших именем Божьим.