Игорь Ягупов - Игра в античность Страница 4

– Так мне тебя Степаном Петровичем теперь прикажешь называть, да? – огрызнулся молодой человек.

– Это уж, сынок, как тебе удобнее будет, – пробормотал мужчина. – Я все приму.

– Батя, да ты что, совсем расклеился, что ли? – затряс молодой человек мужчину за плечи. – Ты для меня единственным отцом был и будешь всегда. А мама – мамой. Других родителей я не знаю. Может, они не захотели меня искать, может, погибли. Да только разница невелика. Нет их. Вы у меня одни есть. И Олька с Андрюхой, конечно. И чтобы больше все эти нюни ты мне здесь не разводил. Понял?

– Понял, сынок, – с готовностью кивнул седой мужчина, украдкой утирая кулаком глаза.

– И матери скажи, чтобы не дурила, – продолжил молодой человек. – Не о чем тут разговаривать. Скажешь?

Мужчина снова с готовностью кивнул.

– Только и ты уж мне одну вещь пообещай, – продолжил он.

– Какую? – недоверчиво переспросил молодой человек.

– Пообещай, что расскажешь о греческих своих корнях детям, – твердо произнес мужчина.

– Сам и расскажешь, – озорно прищурившись, фыркнул молодой человек. – Я в холостяках долго засиживаться не собираюсь.

– Обещай, – серьезно повторил мужчина. – Это память будет о родителях твоих настоящих…

– Я же сказал тебе, что… – перебил его молодой человек.

– Я помню, сынок, – продолжил мужчина. – И ты нам родной – был и всегда будешь. Но только твои настоящие родители не воспитали тебя не по своей вине. Такое время нам всем досталось. Спасли они тебя, я так думаю. И ты должен это знать и помнить. И детям своим расскажешь. Так будет правильно. И пряжку эту им передашь. Обещаешь?

– Хорошо, батя, – кивнул молодой человек, все еще вертя золотую пряжку в руке, – давай коробочку, что ли? Положим вещицу.

Глава 4

Прощание с Меотидой

– Мама, где коробочка моя? – крикнул смуглый юноша с жесткой щеткой непокорных волос. – Слышишь, мам?

– Какая коробочка? – в комнату вошла женщина в фартуке и с разливочной ложкой в руке.

– С пряжкой античной, – взмахнул руками юноша, раздраженный непонятливостью матери. – Как будто у меня много всяких коробок.

– Не знаю я, у отца спроси, – вздохнула женщина.

Она явно не разделяла озабоченность сына по поводу античной пряжки.

– Отец только вечером со смены вернется, а я вещи собираю, мне ехать завтра, ты же знаешь, – затараторил юноша.

– Не пропадет твоя пряжка, – отмахнулась от сына женщина. – Куда ей деться? Чего она тебе вообще так срочно понадобилась?

– Я ее с собой в Ленинград хочу взять, – неохотно пробурчал юноша.

– А нужно ли? – как будто даже немного испугалась женщина. – Даня, ты же еще только поступать едешь. Вдруг провалишься?

– Не провалюсь, – гневно блеснул глазами юноша, явно оскорбленный материнским неверием в его силы.

– Пусть так, – согласилась с сыном женщина. – Но все равно: общежитие, экзаменационная суета. Все незнакомое, все новое. Возьмешь да и потеряешь где-нибудь. Или украдет кто. Вещь-то древняя.

– Мама, неужели ты можешь подумать, что я потеряю пряжку, которую носил когда-то на своем плаще сам бог красноречия Гермес? – взвыл от материнского непонимания юноша.

– Так уж и Гермес, – хмыкнула мать.

– Так уж и он! – передразнил ее юноша. – Ты, как и отец, ни во что не веришь. Даже деда с бабкой я искал, а не он.

– Не нашел ведь, – вздохнула женщина. – Не судьба, значит.

– Не нашел, – вздохнул юноша. – Как в воду канули.

– У отца надо спросить, – вернувшись к прежней теме разговора, произнесла женщина.

– Что спросить? – не понял юноша.

– Можно ли тебе пряжку эту в Ленинград с собой брать. Все-таки семейная реликвия, – как-то не очень уверенно, опасаясь, очевидно, нового всплеска сыновнего гнева, пояснила женщина.

– А! – протянул юноша. – Да, конечно, спроси. Вместе спросим. Да только ты же сама знаешь, что он разрешит. Потому что ему все равно. Он даже имя себе возвращать не стал. Так и остался Николаем.

– Его приемные родители… – начала было женщина.

– И что? – оборвал ее сын. – Я что, деда с бабкой не люблю, что ли? Дед с бабкой у меня золотые. Слов нет. Но только и о прошлом надо помнить. Греки мы или нет?

– Греки, – вздохнула женщина. – Кто бы спорил. Назвали же мы тебя Данаем. Тоже было непросто. Нас с отцом потом в райком комсомола вызывали. Спрашивали: что мы имели этим в виду.

– Знаю, рассказывала ты, – фыркнул юноша. – Конечно, греки и Меотида – две вещи несовместные! Откуда нам здесь взяться?

– Что ты меня-то спрашиваешь, сын? – возмутилась женщина. – Такие времена были. А до этого еще страшнее. Тут тебе не твои грифоны с горгонами – тут товарищи похлеще заправляли. Не всегда можно было даже упоминать, что ты грек. Брата моего, когда в армию забирали, русским записали. Не рыпайся, сказали, и молчи. Нет, сказали, в Мариуполе никаких греков. Есть один советский народ.

– И это знаю, мама, – пробурчал юноша. – Но должно же что-то остаться в нас? Мы же… – тут юноша осекся, а спустя мгновение, раздраженно вскинув голову, бросил матери: – Нельзя же быть просто литейщиком, как отец!

– А что здесь плохого? – пожала плечами женщина. – Зарплата на заводе неплохая. Шел бы и ты в наш металлургический институт. По стопам отца, а? Чего тебя несет на этот филологический. Да еще в Ленинград?

– Не знаю, – растерянно пробормотал юноша, как будто слова матери застали его врасплох, впрочем, он тут же продолжил уже более уверенно: – Это я насчет Ленинграда. Хочется почему-то именно туда. В университет. А насчет литейщика, то это точно не мое. Ты же знаешь, мне с детства снились мои греческие боги и герои древности. Как отец мне в пять лет эту пряжку показал, так я и заболел этим.

– Так и живи здесь, в Мариуполе, – развела руками мать. – Возле Меотиды своей любимой. Чего тебе ехать бог знает куда? Дед с бабкой вон прожили десять лет на Крайнем Севере. Снег да мрак. Слышал ты их рассказы.

– Ленинград – это тебе не Заполярье, – огрызнулся юноша. – Не хочу я быть литейщиком.

– Оставайся, – пробормотала мать. – Аттестат у тебя дай бог каждому. На любую специальность здесь пройдешь. Не обязательно на литейщика учиться.

– Ага, на сварщика тогда? Велика разница! – хмыкнул юноша.

Роясь в ящиках письменного стола, он все-таки обнаружил то, что так долго искал.

– Вот же она! – юноша достал из коробочки золотую пряжку и радостно протянул ее матери. – Смотри, мам, пряжка Гермеса!

– Да видела я, – отмахнулась мать, но добавила, невольно завороженная дивной работой древних мастеров: – Красивая.

– Пряжка крылатого вестника богов, – пробормотал юноша. – Знаешь, мам, мне в детстве часто казалось, что еще чуть-чуть – и я полечу. Многие, говорят, во сне летают. А мне наяву мерещилось. Как остановлюсь возле обрыва или просто на морском берегу, так и кажется – оттолкнусь сейчас от земли и взлечу, побегу по воздуху все быстрее и выше. Как славный бог Гермес…

Глава 5

Таинственный поход в лес

Серенький бледный субботний заполярный рассвет давно сдал вахту розовощекому и заполошному, как подросток, мартовскому дню. А тот, быстро пресытившись играми на свежем морозном воздухе, охотно уступил бразды правления сиреневому томному закату. Солнце спряталось за горизонт. И только один его лучик решил остаться еще на мгновение, чтобы как следует разглядеть засыпанные снегом дворы, дома в белых шапках все того же снега, машины, осторожно пробирающиеся по тоннелям улиц, людей, праздно гуляющих в этот весенний вечер или спешащих куда-то по своим делам.

Один из них, будь луч более внимательным, наверняка должен был привлечь его внимание. Это был полный, с пухлыми, розовыми, точно у младенца, щеками пожилой мужчина в пальто и каракулевой шапке пирожком, из-под которой выбивались седые всклокоченные пряди кудрявых волос. За плечами у него был рюкзак, который никак не вязался ни с потертым кашемировым пальто, ни с той самой шапкой, ни даже с самим возрастом этого человека. К рюкзаку приторочен был старый солдатский котелок, почерневший от застарелой и несмываемой, как южный загар, копоти. Причем направлялся пожилой мужчина прямиком в сторону леса.

Поздновато для пикников! Вот что должно было насторожить более внимательный луч, заставить его пристальнее присмотреться к необычному прохожему. Ведь то, что может считаться обыденным мартовским утром, мартовским же вечером должно вызывать массу вопросов. К сожалению, их просто некому было задать. Луч, скользнув мельком по странному путешественнику, отвернулся от него, отвлеченный огромным грузовиком, который намертво застрял в глубоком снегу при выезде со двора на улицу и перегородил дорогу всем другим машинам…

Сопки начинались прямо за домом. Осторожно, с запасом обойдя застрявший в разъезженной колее грузовик, отчего ему пришлось по самые колени залезть в нетоптаный снег, профессор Кукушкин, а незнакомцем с котелком был именно он, выбрался на улицу. Оглядевшись по сторонам, он поспешно пересек ее и по тропе, проложенной собачниками – в этом не приходилось сомневаться, ибо следы их четвероногих питомцев были повсюду, – отправился в близлежащий лесок.