Игорь Ягупов - Игра в античность Страница 5

Сопки начинались прямо за домом. Осторожно, с запасом обойдя застрявший в разъезженной колее грузовик, отчего ему пришлось по самые колени залезть в нетоптаный снег, профессор Кукушкин, а незнакомцем с котелком был именно он, выбрался на улицу. Оглядевшись по сторонам, он поспешно пересек ее и по тропе, проложенной собачниками – в этом не приходилось сомневаться, ибо следы их четвероногих питомцев были повсюду, – отправился в близлежащий лесок.

– Он заслужил, – бормотал пожилой профессор, то ли обращаясь к самому себе, то ли оттачивая аргументы для будущего оппонента, – заслужил. Я так им всем и скажу. Как ни крути, а надо все рассказать. Иначе нельзя. Время пришло. Я в этом уверен. И никто меня не убедит в обратном.

Бормоча все это, Кукушкин по плавно идущей в горку тропе все больше углублялся в лес.

– Собаку, что ли, потерял, отец? – окликнул его притормозивший недалеко от него лыжник.

– Подвальный кот тебе отец, – огрызнулся шепотом Кукушкин, а в полный голос крикнул: – Почему собаку?

– Так а чего здесь ходить-то без лыж да без собаки? – искренне удивился лыжник, который, очевидно, рад был возможности сделать привал.

– Может, гуляю я? – хмыкнул Кукушкин на ходу.

– А котелок тебе, отец, зачем? – поинтересовался лыжник, разглядев амуницию профессора.

– Собака от меня на лыжах ушла, – огрызнулся Кукушкин. – Как поймаю, так сразу в котел ее. И сварю. Исключительно в назидание остальной псарне. Понятно?

– Шутник, – буркнул лыжник, потеряв интерес к явно не склонному к разговорам незнакомцу.

А Кукушкин продолжил свой путь в лес…

Глава 6

Неожиданный посетитель

В ближайшее воскресенье, предусмотрительно разузнав накануне у секретаря кафедры адрес квартиры, которую институт снял для Даная, и прихватив бутылку дорогого коньяка, профессор Кукушкин отправился к временному пристанищу своего коллеги. И уже спустя каких-нибудь пятнадцать минут – благо, жил неподалеку – он стоял перед обитой дерматином дверью.

Ему долго не открывали. Но Кукушкин настойчиво продолжал вдавливать в коробочку кнопку звонка. Наконец за дверью послышались шаги, и на пороге появился явно заспанный Данай, очевидно, разбуженный профессорским трезвоном.

– День добрый, Данай Эвклидович, – только и смог выдавить Кукушкин, добавив затем не без некоторого ехидства: – Никак не думал застать вас спящим в такое время.

– А что тут еще делать в выходные? – не очень приветливо пробурчал все еще сонный питерский гость.

– И то верно, – почему-то радостно, как будто ждал именно такого ответа, воскликнул Кукушкин. – Я как раз по этому поводу и пришел.

– Да, проходите, коллега, окажите любезность, – вспомнив о правилах хорошего тона, пробормотал Данай, сторонясь и тем самым предлагая Кукушкину зайти.

– С большим удовольствием, именно так, – затараторил Кукушкин, двинувшись внутрь неуютно, как-то казенно обставленной квартиры.

– Павел Борисович? – явно приободрившись при виде коньяка, который пожилой профессор, когда раздевался, поставил на стоящий в прихожей стул, произнес его столичный коллега.

– Он самый, – с готовность подхватил Кукушкин, восприняв вопросительный тон Даная, как намек на то, что тот не уверен, правильно ли запомнил его имя и отчество, – он самый.

– Да, конечно, я помню, – как-то по-детски смутился Данай. – Я хотел сказать, что лучше, наверное, на кухне расположиться. В комнате бардак у меня, каюсь.

– Разумеется, – закивал Кукушкин и тут же уточнил: – Я не о бардаке, а о кухне. Кухня – то, что надо.

С этими словами он извлек из кармана уже водруженного на вешалку пальто огромный, как глаз сказочного дракона, лимон.

– Проходите, – жестом показал ему путь на кухню Данай. – А я, если позволите, пойду и приведу себя со сна в порядок.

С этими словами хозяин квартиры отправился умываться. Кукушкин же с уверенностью старого холостяка прошел на кухню. К тому моменту, когда Данай вышел из ванной, закончив утренний ритуал, на сковороде уже жарилась яичница, разбрасывая вокруг себя трескучие капельки масла. А на столе, в окружении лимона, нарезанного ломтиками и посыпанного сахаром и отыскавшимся в шкафу молотым кофе, стояла бутылка коньяка.

– Ух ты! – изумился подобной домовитости своего гостя Данай.

– Даже не смейте говорить, что не будете пить коньяк, – нахмурив густые брови, замахал на него руками Кукушкин.

Данай сел за стол, явно довольный тем, что Кукушкин полностью взял бразды кухонного правления в свои большие красные руки, и только изредка, ловя на себе вопросительный взгляд профессора, подсказывал:

– Тарелки вон там. Да, на верхней полке буфета… Соль? А вы что же, яичницу не посолили? Соль здесь, в шкафчике…

– Да, не посолил, – развел руками Кукушкин, – не хотел вам мешать бриться. А сам не нашел. Ничего, так посолим, готовую. Вот уж нашли из чего проблему делать. Открывайте-ка лучше коньячок, доставайте рюмки, стопки. Что там у вас есть?

Данай с готовностью вскочил на ноги и заметался по кухне в поисках подходящей посуды.

– Как вам наш город? – спросил Кукушкин, пока Данай, вскрыв бутылку, разливал коньяк по разномастным рюмкам, которые он не без труда добыл из какого-то шкафчика.

– У меня здесь дед с бабкой после войны лет десять прожили, рассказывали. Дед кадровый военный был, – пробормотал Данай.

– А сами не бывали ранее? – поинтересовался Кукушкин.

– Нет, как-то не доводилось, – хмыкнул Данай и поспешно, опасаясь обидеть в Кукушкине краеведа, дежурно добавил: – Город у вас замечательный. И люди тоже.

– Город как город, – пожал плечами Кукушкин. – Вы не бойтесь, я, знаете ли, не патриот малой родины. Сам с юга. Хотя живу здесь давно. Очень даже. Ну, давайте, Данай Эвклидович, за знакомство!

Коньяк оказался хорош. Разойдясь по профессорским телам приятным теплом, он настроил обитателей кухни на неспешный и обстоятельный разговор.

– Я, Данай Эвклидович, полюбопытствовать хочу, – начал Кукушкин.

– Просто Данай, коллега, – похлопал его по руке собеседник. – Не люблю я все эти отчества. Студентам, конечно, положено. Субординация и всякое такое. Чтобы держать необходимую дистанцию. Но в дружеском общении, я вас умоляю!

– Спасибо, коллега, – в знак благодарности кивнул Данаю Кукушкин. – И все же вернусь к своему любопытству. Грешен, знаете ли.

– Любопытство, как известно, не порок, – хмыкнул Данай.

– Может, и так, – улыбнулся Кукушкин и после небольшой паузы продолжил: – Подозреваю, что просьба моя вам уже и самому понятна. Уж больно много разговоров ходит на кафедре о вашей семейной реликвии. Не покажете старику?

– Пряжку-то? – фыркнул Данай. – Чего ж не показать. Я и сам на нее каждый раз смотрю с удовольствием. Одну минуточку, Павел Борисович.

Данай сбегал в комнату и принес драгоценность. Он положил ее на стол прямо перед Кукушкиным. И прекрасные юноши и девушки, точно только того и ждали, вновь пустились плясать в бесконечном хороводе по ее золотой поверхности.

– Красотища! – восхищенно протянул Кукушкин, разглядывая древнегреческую реликвию.

– Отец в детстве мне рассказывал, – пробормотал Данай за его плечом, – что давным-давно наш предок привез ее из Эллады. Когда отправился далеко на север, на самый край Ойкумены, в Тавриду. А отцу об этом рассказала мать. Его приемная мать, я имею в виду. А та узнала это от его настоящей матери, моей бабки, когда та оставила его ей на попечение перед депортацией в войну. Бабка дала ей тогда эту пряжку. Она якобы с плаща не кого-нибудь, а самого…

– Да, да, я знаю, – пробормотал Кукушкин, – славного бога Гермеса.

– Почему Гермес не подарил нашей семье свои крылатые сандалии? Представляете, как здорово было бы добираться в них на работу в часы пик? – хмыкнул Данай, но тут же опять посерьезнел: – Гермес вроде бы за какие-то заслуги дал пряжку моему предку по отцовской линии. Такая вот семейная легенда. Эх, если бы не война! Если бы мои родные дед с бабкой были живы. Я расспросил бы их обо всем подробнее. Хотя, впрочем, может быть, они больше ничего и сами не знали…

– Бог Гермес, – задумчиво произнес раскрасневшийся от коньяка Кукушкин. – Знаете, Данай, когда я смотрю на эту вещь, я начинаю верить в эту легенду. Честное слово, так и хочется сказать, что пряжка отлита в волшебной кузнице Гефеста.

– Кто ж теперь это знает? – развел руками Данай.

– Да, разве что сами боги, – пробормотал Кукушкин.

– Смешно сказать, но только вчера я думал о них, – оживился Данай. – О том, что происходит с богами, когда умирает их паства. Куда они деваются?

– Так и подмывает сказать: одному богу известно, – усмехнулся старый профессор. – А, может быть, они и не деваются никуда? А просто ждут своего часа? Когда кто-нибудь призовет их вновь. Как знать.