Вера Хенриксен - Знамение Страница 40

У меня были при себе ценные вещи, но, отправляясь в Воган, я подумал, что могу попасть в переплет, и поэтому спрятал их в бочки с двойным дном, в которых было пиво.

И я сказал Финну, что могу заплатить друзьям и родственникам, если наберу требуемую ими сумму.

И после этого между мной и им начался настоящий шахматный поединок.

Я тянул время, как только мог, торговался из-за каждой марки и из-за каждого эре, и между делом я ходил на корабль, смотрел на мачты и делал вид, что считаю. А Финн клянчил и угрожал.

И тут он заметил бочки и спросил, что в них. И, можешь мне поверить, я тут же предложил ему выпить. Я гадал только, много ли в него вольется, и чем больше он пьянел, тем больше я радовался.

И он был далеко не трезвым, когда до него дошло, что все уехали домой — те, кто поддерживал его в деле против меня. Он стал куда более сговорчивым, увидев вокруг себя моих дружинников.

В страшной спешке он высадился на берег и, икая от страха, сказал, что готов пересмотреть предварительно назначенную сумму.

Мы сошлись на одной трети выкупа. Но, уверяю тебя, серебро, которое он получил, было плохим.

После этого я отправился к королю Кнуту.

— Почему же ты сразу не поехал к нему? — спросила Сигрид. — Зачем тебе понадобилось ехать в Воган?

— Если бы король Олав запросил бы ту сумму, о которой мы вначале договаривались, я бы чувствовал себя связанным с ним этим обязательством, — сказал Турир. — А я собирался отправиться с ним в Данию.

Он замолчал и огляделся по сторонам.

— Куда ты отправила своего сына Турира? — спросил он. — Что-то я не видел его во дворе.

— Прошлым летом он отправился в Хедмаркен и женился там, — сказала Сигрид.

— Должно быть, это выгодный брак, раз он отправился так далеко.

Сигрид кивнула.

— Этой весной я получила от него известие, — сказала она. — У него все хорошо.

— А ты когда женишься? — спросил Турир, поворачиваясь к Грьетгарду. Ответа не последовало, и Турир вопросительно посмотрел на Сигрид.

— Все зависит от Кальва, — сказала она. — Во всяком случае, это произойдет не раньше его возвращения.

Ей не хотелось посвящать Турира в дела, касающиеся Грьетгарда. Она помнила, как Турир женился на Раннвейг, не равной ему по происхождению, и она опасалась, что он поддержит ее сына. Конечно, между Раннвейг, дочерью Харальда из Грютея и дочерью любовницы Торберга Строгалы была большая разница, но все же…

Она спросила у Турира, кого из знакомых он встретил в дружине короля Кнута, и он назвал несколько человек — и Сигрид даже не подозревала о том, что они служат у короля.

И когда он назвал имя Сигвата Скальда, она навострила уши. Но Турир сказал, что Сигват не по своей воле участвовал в сражении против короля Олава. Теперь он вернулся в Норвегию; говорят, что он сопровождает короля.

— Сигват дружит со всеми, — сказал Турир. — Он выбирает себе среди хёвдингов того, кто ему по вкусу. И его преданность Олаву не мешает ему посвящать висы Кнуту!

— А любовные песни он слагает? — вдруг спросила Сигрид.

Турир расхохотался.

— Почему ты спрашиваешь об этом? — сказал он. И, не дождавшись ее ответа продолжал: — В женщинах у него никогда не было недостатка, но я не думаю, что он привязан к кому-то из них настолько, чтобы слагать о ней песни.

Улыбнувшись про себя, Сигрид промолчала. И, взглянув на Грьетгарда, она вдруг почувствовала, что ее отношение к нему и к Хелене смягчилось.

На этот раз Турир Собака недолго пробыл в Эгга; через два дня он отплыл на север.

Грьетгард стал намекать, что ему тоже нужно уехать; он сказал, что хочет погостить у Туриру в Хедмаркене. И не сказал, зачем ему туда нужно, но Сигрид подозревала, что у него есть известие для короля Кнута.

Вскоре он тоже был готов к отъезду; среди сопровождавших его людей был Хьяртан Эскимосское Чучело. Он заявил, что где бы ни был Грьетгард, он хочет быть рядом с ним. Им предстояло плыть в Каупанг, а оттуда ехать верхом через горы.

Утром, в день своего отъезда, Грьетгард попросил Сигрид переговорить с ним наедине.

— Я оставляю Хелену на твое попечение, — сказал он. — Да поможет тебе Бог, если ты не будешь добра к ней!

Последнее время Сигрид много думала о Грьетгарде и Хелене дочери Торберга. И, к своему удивлению, она пришла к мысли о том, что это не будет таким уж несчастьем, если он женится на этой девушке. Богатства у него и так хватало, и даже если она и не высокого происхождения, Торберг был вовсе не плохим человеком.

— Вовсе не обязательно, что я буду противиться твоей женитьбе, — сказала она.

Грьетгард взглянул на нее — осторожно и в то же время изумленно.

— Никто не соблазнил Турира, моего брата, жениться на богатстве, — продолжала она. — И я знаю, каково приходится тому, кто не любит того, на ком женат.

Глубоко вздохнув, Грьетгард некоторое время сидел молча.

— Спасибо, мама! — наконец произнес он. Немного помолчав, он добавил: — Ты не такая суровая, какой казалась мне последние годы; теперь я знаю это.

И он улыбнулся ей. Сигрид ничего не ответила.

— Господь знает, что я не хочу, чтобы ты забывала моего отца, — вдруг сказал сын. — Но не могла бы ты, ради самой себя и Кальва, попробовать быть с ним помягче.

Выпрямившись, Сигрид уставилась на него. Ей даже в голову не приходило, что ее сын размышляет о ее отношении к Кальву.

— Я понимаю, что это не мое дело, — продолжал Грьетгард, — но все это на виду, все понимают, как мало ты заботишься о нем. А он заслуживает большего. И одно то, что он не замечает твоего отношения к нему, говорит о том, как он тебя любит…

Все последующие дни Сигрид размышляла над словами сына.

Она пыталась быть мягче с Хеленой. Но это было нелегко; девушка была подозрительной и считала, что со стороны Сигрид это всего лишь лицемерие.

В один из ненастных осенних дней человек, сопровождавший Грьетгарда, привез с юга известие, и Сигрид не терпелось узнать, что он скажет.

Но она была ошарашена, когда тот, не отвечая на ее вопрос, осведомился о священнике.

Священник Йон тут же пришел из церкви. И человек тихо сказал ему что-то в углу зала, косясь при этом на Сигрид. Потом священник Йон подошел к ней и попросил следовать за ним в новый зал, в котором днем никого не было.

— Неисповедимы пути Господни, — медленно начал священник, когда все трое сели.

— Ради Бога, не читай здесь проповеди! — перебила его Сигрид. — Скажи скорее, что случилось!

— Речь идет о твоих сыновьях, — сказал священник, — оба они погибли.

Только однажды до этого Сигрид почувствовала такую слабость, как теперь. Это было в Мэрине, после смерти Эльвира.

— Бог дал, Бог и взял, да святится имя Господа! — продолжал священник Йон проповедническим голосом.

«Замолчи!» — хотелось крикнуть Сигрид. Но слова застряли у нее в горле. Словно она беспечно бродила по лесу, бежала по тропинке и вдруг остановилась на краю пропасти. Ей стало дурно, ей казалось, что все заволакивается туманом и над ее головой кружат и кружат вороны…

И она взяла себя в руки. Схватившись за край скамьи, она прислонилась к стене.

— Как… они… умерли? — спросила она, с трудом выдавливая из себя слова.

Она узнала, что у Турира в Хедмаркене гостил конунг, и до его ушей дошло, что Турир намеревается его убить. И, увидев на руке юноши браслет короля Кнута, он решил, что подозрения эти не напрасны. И он распорядился обезглавить его.

— Разве Кальва не было там? — спросила она.

— Был, — ответил человек. — Но не хотел слушать ни Кальва, ни всех остальных, кто просил за юношу и предлагал за него выкуп.

— А Грьетгард? — спросила Сигрид дрожащим голосом.

Человек рассказал, что тот узнал о смерти Турира на пути через Эстердален. Он был вне себя от ярости и, думая только о мести, жег и разрушал королевские владения. Но конунг отыскал его, и тот вместе со своими людьми попал в окружение.

Грьетгард крикнул конунгу из дома, чтобы тот выслушал его. Но когда конунг ответил согласием, тот крикнул ему:

— Я не собираюсь просить пощады!

С этими словами он выскочил из дома и рубанул мечом туда, где, судя по звуку голоса, должен был стоять король.

Но было темно, и вместо короля он зарубил Арнбьерн Арнисона, брата Кальва.

Там он и погиб, и вместе с ним почти все его люди. Человек, привезший известие, был одним из немногих уцелевших в этой схватке.

Закончив свой рассказ, он вышел. Но священник остался сидеть; он хотел поговорить с Сигрид. Голос его набирал силу и затихал, словно ветер в верхушках деревьев; в конце концов Сигрид попросила его уйти.

Она встала и принялась ходить по залу туда и обратно; и она сама не знала, долго ли она так ходила. Никогда она не чувствовала себя такой одинокой, даже в Мэрине; тогда у нее оставались мальчики. Теперь же у нее оставался один Тронд. Но он был еще мал, поддержки от него ожидать не приходилось.

Она не решалась думать о короле; она боялась, что ей станет дурно при одной мысли о нем.