Божьим промыслом. Пожары и виселицы - Борис Вячеславович Конофальский Страница 40

«Разве что ведьмы», — подумал генерал, но вслух произнёс:

— И то верно, в тумане тебя не найдут, ты только аккуратней будь, — и, чтобы ещё подбодрить своего человека, добавил: — И не бойся, я выйду из башни, постою у ворот, придержу их, у тебя будет немного времени, чтобы уйти подальше.

А тут к ним подошёл и Хенрик, он тоже заглянул вниз, во двор, посмотрел в темноту и сказал:

— Над приворотной башней есть ворот, колесо большое такое, через него канаты идут, что мост поднимают; если до тех канатов добраться да перебить их… Ну или опустить решётку перед мостом и не дать её поднять…

Тут и Волков, и фон Готт, и Кляйбер стали смотреть на старшего оруженосца, пытаясь разглядеть его лицо, да где там — темнотища вокруг, лишь костерок даёт какой-то свет, да и тот не близко от собравшихся у зубца башни воинов.

— Да, — наконец произносит генерал. — То мысли дельные.

— Если, конечно, приворотную башню никто не охраняет и забраться в неё получится, — в свою очередь продолжает Хенрик.

Только вот разглядеть приворотную башню в полной темноте не было никакой возможности, да и ни одного огонька на той башне не было.

— Да нет на ней людей, — уверенно заявил фон Готт, — мы их побили за день изрядно. На все башни рассадить солдат… У них людишек не хватит.

— Верно, — поддержал его Кляйбер. — Восьмерых они точно недосчитались, а было их с пришедшей подмогой человек двадцать, не больше, из них шестеро арбалетчики и один аркебузир.

«Можно подумать, что арбалетчик тебя из темноты копьём уколоть не сможет, — подумал генерал. — Да и всех ли своих людей нам колдуны показали? Впрочем, у костра со мною были, видимо, все, кого тогда смог собрать сержант».

— Я могу один сходить до неё, — заявил фон Готт. — Дойду, погляжу; коли нет над воротами никого, зайду в башню и закроюсь — и порублю канаты подъёмные. Хоть сейчас могу пойти.

«Храбрец, конечно, храбрец… Ребячество в нём играет, тоже хочет себя перед товарищами и маркграфиней показать. Вот только туповат он немного. Боязно его одного отпускать».

— Вы без света пойдете, так со стены свалитесь, — замечает ему генерал, немного сомневаясь в своём оруженосце. — А как без света поймёте, что рубить нужно?

— Огонь нужен, — догадался оруженосец. — Факел намотаю, деревяшек внизу много, тряпок старых тоже.

— А с огнём по стене пойдёте, вас и приметят сразу в такой-то темноте, да побегут вам навстречу, даже если и в приворотной башне никого нет, — размышлял генерал вслух. — И поймут, что мы задумали. Мысль про подъёмный мост хороша, конечно, но тут нужно быть похитрее.

— И что же делать? — эти доводы генерала заставили фон Готта недоумевать. И он вопрошал: — Как нам быть похитрее?

— Пока, господа, — чуть подумав начал генерал, — ступайте все вниз, нарубите дров хороших, найдите там тряпок, принесите всё сюда, дальше уже будем думать.

— Конечно, генерал, — за всех ответил первый оруженосец и с фон Готтом и Кляйбером начал спускаться в темноту башни.

— Хенрик, — окликнул его Волков.

— Да, генерал.

— Там где-то должна быть глефа того великана, Допельманна — вспомнил Волков. — Найдите её, она может нам пригодиться.

— Да, генерал, конечно.

Они стали спускаться, и как только скрылись из виду в люке, что вел вниз, раздался грохот, звон и ругательства. А за ними последовали и смешки. Ругался фон Готт, а Хенрик над ним посмеивался.

— Неуклюжий болван. Ты хоть ничего себе не сломал?

— Нет… Не сломал… Тут темно, как у дьявола во чреве.

— Держись за стену.

— Я держался…

Они ушли дальше, и слов из их разговора было уже не разобрать, и тогда маркграфиня встала и подошла к генералу. Волков сразу всё понял, так как женщина снова была немного смущена и не сразу начала говорить, но теперь-то он знал причину и заговорил сам:

— Спускаться вниз вам резона нет, госпожа, темень там неимоверная, я сам спущусь, а вы делайте, что вам нужно, прямо здесь.

— Здесь? — маркграфиня была всё ещё смущена, она оглядывалась, как будто искала для своих дел какое-то особенное место. — Не будет ли сие… неприлично…

— Ах, оставьте, Ваше Высочество, — успокоил её генерал, — то данное Богом естество, а мы все люди ремесла воинского, для нас в естественной нужде нет никакого неприличия, тем более что мы, по сути, сидим в осаде, и сейчас здесь нам не до изысков, — она, кажется, ждала этих слов от него. А он ещё и добавил: — Я спущусь на второй этаж, а вы скажите, как справитесь.

Генерал ей поклонился и стал спускаться в почти непроглядную темноту башни. Сюда, на лестницу, свет от костерка уже не проникал совсем, и ему приходилось придерживаться стены, чтобы не слететь с высоких ступенек вниз, подобно фон Готту. Он добрался до второго этажа и остановился, слушая, как на первом, разбирая хлам, беззлобно ругаются в темноте его люди, мешая друг другу. Волков не успел даже разобрать их разговоров, как сверху, из открытого люка, закричала маркграфиня. Не позвала его и не окликнула, а именно закричала, и в крике этом отчётливо слышались и страх, и просьба:

— Барон! Прошу вас… Баро-он!

Нет, то был не страх. Женщина была в ужасе… И это словно подстегнуло его… Что там? Отчего она зовёт его, он и думать не успевал. К чему думы, когда нужно… Волков, спотыкаясь во тьме почти на каждой ступеньке, кинулся вверх, на ходу, хоть то было и неудобно, вытягивая свой длинный меч. Он уж и не думал, что может так споро взлететь на верх башни. Уж и про хромоту позабыл. Выскочил наверх с уже обнажённым оружием и увидал её, прижавшуюся к зубцу башни, перепуганную и указывающую перстом в темноту на другом конце площадки:

— Там, в тени они… Влезли сюда… Там они…

А генерал же смотрел туда, куда указывала принцесса, и ничего, кроме ночного мрака, не видел, он даже растерялся: чего она кричит? Что она тут видит?

— Перед вами он! — продолжала маркграфиня. — Застыл!