Эдвард Резерфорд - Париж Страница 41

Однажды утром он, как обычно, пришел на работу и увидел, что у одной из опорных колонн башни столпились люди. Это была бригада незнакомых ему работников, которые собирали какой-то большой агрегат под присмотром Жана Компаньона и самого Эйфеля.

Днем ранее Тома работал как раз на этой опоре, но Компаньон велел ему присоединиться к другой команде. К обеду новый механизм был собран, и Тома, поскорее покончив с едой, подошел поближе.

Эйфель заметил его и приветливо кивнул, продолжая говорить с теми, кто стоял вокруг него.

– Не так давно меня спросили, как мы будем поднимать секции, когда башня вырастет выше кранов. И вот, друзья мои, ответ на этот вопрос: с помощью ползучего крана! Он будет ездить по рельсам, проложенным внутри каждой опоры. А когда башня будет достроена, по тем же самым рельсам побегут лифты для посетителей – тех, которые не рискнут подниматься по ступеням. Поскольку опоры башни стоят под углом, краны и позднее лифты также будут двигаться под углом. Совсем как фуникулеры. – Эйфель был увлечен своей импровизированной лекцией. – Они будут сопровождать нас на всем протяжении строительства. Стрела крана выдвигается, цепляет секцию, и потом кран, так сказать, ползет вверх. А еще при необходимости кран может поворачиваться на триста шестьдесят градусов.

С того дня Тома работал на неуклонно растущих колоннах башни с помощью мобильного крана.

Второе открытие он сделал в самом конце октября.

На протяжении всего строительства Эйфель с особым рвением следил за мерами безопасности. Работа на высотных конструкциях опасна по своей сути. Среди строителей мостов и высоких сооружений считалось, что работа прошла успешно, если никто не получил тяжелой травмы. А в случае с башней Эйфеля небывалая высота неизбежно делала любое падение смертельным.

Поэтому Эйфель разработал сложную систему передвижных заграждений и страховочных сеток. Он ставил себе благородную и трудную цель – завершить строительство, не потеряв ни единого человека, – но был убежден, что она достижима, нужно лишь привлекать только опытных верхолазов и проявлять достаточно осторожности и внимания.

С первого дня Тома включили в одну из высотных бригад и больше никуда не переводили. С товарищами он поладил, и Жан Компаньон был, по-видимому, доволен их работой. Если бы что-то было не так, то старший мастер сразу бы дал им знать.

Однажды утром в одной из бригад не хватило человека, и Компаньон сказал Тома:

– Сегодня поработай с этими ребятами.

Тома поднялся с ними наверх, ничуть не встревоженный. Напротив, ему даже пришло в голову, что его специально пригласили, заметив, как ловко он управляется с молотом. Его бригада работала на внешней грани «лапы», а площадка этой команды была всего в нескольких метрах оттуда, но с внутренней стороны колонны. Работа, разумеется, была одинаковой. Оказавшись наверху, Тома обменялся приветственными взмахами со старыми товарищами, а потом перебрался на внутреннюю грань колонны, где ему предстояло в тот день трудиться, и случайно глянул вниз.

И оцепенел.

Спустя секунду он левой рукой уцепился за балку, нависающую у него над плечом, а правой нащупал опорную стойку позади себя и сжал с такой силой, что металлический край впился ему в плоть. Но Тома ничего не мог с собой поделать. Он не мог ослабить хватку. Ледяная паника сковала его, и вся сила словно утекла через ноги вниз. Он стоял там, неспособный двинуться ни вперед, ни назад, и едва дышал.

Тома Гаскон никогда раньше не испытывал паники. Ему не приходило в голову, что ощущения при работе на внутренней стороне колонны будут отличаться от тех, к которым он привык, заколачивая заклепки с внешней стороны. Но вчера под ним находилось переплетение балок. Сегодня же у него под ногами не было ничего, кроме сорока метров пустоты.

Он считал, что не боится высоты, поскольку мог стоять на холме и смотреть вниз. И к тому же сорок метров – это не так уж и высоко. Но сейчас он не стоял на холме, он словно ступил на канат.

А потом он осознал, что с земли на него смотрят двое. Месье Эйфель улыбался. Но орлиный взор Жана Компаньона не упускал ничего, и потому мастер был серьезен.

– В чем дело? – Его голос был резок. – Ты хочешь спуститься?

В этот миг Тома Гаскон понял, что может потерять любимую работу.

– Нет, нет! – выкрикнул он.

Едва понимая, как у него это получилось, зная только, что иначе нельзя, Тома заставил себя наклониться немного вперед и невероятным усилием воли оторвал левую руку от балки.

– Добрый день, месье, – отсалютовал он Эйфелю. – Я как раз жду, когда ваш ползучий кран привезет мне что-нибудь.

Он видел, как Эйфель кивнул ему с улыбкой, но Компаньон все еще буравил его подозрительным взглядом. Тома гадал, не заметил ли старший мастер побелевшие костяшки его правой руки, которой он по-прежнему сжимал металлическую стойку. Он осторожно повернулся и взглянул на одного из своих новых товарищей. И как только его глаза оторвались от зияющей пропасти под ногами, паника слегка отпустила. Рабочий тоже смотрел на него с любопытством, и потому Тома заставил себя улыбнуться.

– Когда я работал вместе с месье Эйфелем над статуей Свободы, он сказал мне, что она станет самым знаменитым его творением. А теперь он строит вот это. – Каким-то чудом он сумел отцепить руку от стойки и даже пожал плечами. – Когда мы закончим башню, надо будет спросить его, какое чудо он придумает в следующий раз.

Верхолазы рассмеялись. Тома почувствовал себя спокойнее. Весь день он периодически поглядывал вниз и постепенно приучил себя не бояться пустоты под ногами.

В первый после этого выходной он ходил на Монмартр к родителям, и Люк спросил его:

– Ну и как тебе – нравится работать на высоте?

– Очень нравится, – улыбнулся Тома.

К середине ноября он надумал предпринять более решительные действия.

– В воскресенье я собираюсь навестить свою семью, – сказал он Эдит. – Не хочешь сходить со мной? Заодно я мог бы показать тебе Монмартр.

– Это далеко. – Она задумчиво посмотрела на него.

– Да нет, не очень. Можно поехать на трамвае до Клиши, а там останется только взобраться на холм. – Он видел, что она колеблется. – Думаю, тебе стоит сходить со мной, если не будет дождя. А в непогоду все равно ничего не видно.

– Я бы хотела посмотреть на город сверху.

– Конечно! С холма открываются отличные виды. Надо будет пообедать с родителями, но потом мы сможем погулять. В ясный день даже в ноябре на улицы выходят рисовать художники.

– Ну хорошо, – сказала она.

Они сели на трамвай почти у самой Триумфальной арки. Поскольку определенных мест для посадки и высадки пассажиров у трамваев тогда не было, горожанам приходилось самим останавливать их. Вагоновожатые на взмахи и крики пешеходов реагировали избирательно: для почтенной старой дамы они могли придержать лошадей, а на бедно одетую молодежь, вроде Тома и Эдит, обычно и внимания не обращали. Когда они заскакивали в движущийся вагон, Эдит оступилась. Если бы Тома не успел схватить ее за руку, девушка могла бы упасть. Пользуясь случаем, он притянул ее к себе, и Эдит вроде была не против. Но через несколько мгновений она уже скромно сидела на скамье рядом с ним, а когда он рискнул положить ладонь ей на колено, Эдит мягко сняла ее.

На площади Клиши они соскочили с трамвая и двинулись вверх по склону холма. На пути к вершине Тома вел Эдит по самым живописным улочкам. Она заметила, что Монмартр напомнил ей Пасси в годы ее раннего детства, а от мельниц пришла в восторг. Но когда они начали спускаться с противоположной стороны холма в лабиринт трущоб Маки, Эдит стала менее разговорчивой и, как показалось Тома, задумчивой.

– Наш дом далеко не дворец, – сказал он.

– Да кто захотел бы жить во дворце? – пошутила она.

Наконец он подошли к дому, где жили Гасконы, и поднялись по лестнице. Их встретили родители, Люк и Николь. Все весьма удивились, что Тома привел с собой девушку, но он непринужденно заявил, что Эдит – его подруга из Пасси, которая никогда не бывала на Монмартре.

– Я предложил показать ей холм и пригласил сначала отобедать с нами. – Он повернулся к матери. – Ты не возражаешь?

– Конечно же нет! – Мать просияла улыбкой.

Нет такой французской семьи, в которой отказались бы накормить гостя. Но в душе Тома был рад, что случай пригласить Эдит выпал на воскресенье, а то всем еды могло не хватить.

– Вы ходили сегодня на мессу? – спросила мать Тома у гостьи.

– Да, мадам, – ответила Эдит. – Мы ходили вместе с матерью.

– Ты слышишь? – обратилась мадам Гаскон к дочери. – Может, и ты в следующее воскресенье сходишь со мной в церковь вместо того, чтобы валяться в кровати?

– Сегодня я не выспалась! – запротестовала Николь.

– Значит, вы из Пасси? – поддержал светский разговор старший Гаскон. – Красивый район.

– Раньше у нашей семьи там была ферма, – сказала Эдит, – но больше мы не занимаемся сельским хозяйством.