К. У. Гортнер - Клятва королевы Страница 45

А потом, когда над Дуэньясом встало второе октябрьское утро, я открыла рот, и каким-то чудом вместо очередного вопля из него вырвался внезапный вздох облегчения, близкого к наслаждению. Я взглянула между своих забрызганных кровью бедер, увидела, как повитуха подхватывает покрытое слизью тельце, в котором на вид не было ничего человеческого, и с трудом прошептала пересохшими губами:

— Dios mio, это…

Женщины сбились в тесную толпу. Я услышала плеск воды, щелчок ножниц и громкий шлепок. Инес, вся в поту, выглядела так, будто сама рожала, она вытерла мне тряпкой лоб, и мы уставились на одетых в черное женщин.

Они повернулись к нам. Я столь крепко сжала руку Инес, что у нее на несколько дней остался синяк. Повитуха, решившая, что ошиблась в расчетах дня зачатия, подошла ко мне, протянула узловатыми руками голого пищащего младенца.

— Девочка, ваше высочество, — сухо сказала она. — Как видите, вполне здоровенькая.

Словно протестуя против своего прихода в мир, моя маленькая дочь издала вопль, и он эхом отозвался в моей измученной душе.

Фернандо был вне себя от счастья; едва удостоверившись, что со мной все хорошо, он переключил все внимание на маленькую Исабель, названную в честь моей матери. Гордо взял девочку на руки и показал ее, завернутую в бархатные пеленки, всем нашим домашним.

— Она прекрасна, — прошептал он ночью, проскользнув в мои покои вопреки запрету приходить, пока благословение священника не снимет с меня пятно деторождения. Сел на кровать, где лежала Исабель, сжав возле личика маленькие кулачки, и долго молча смотрел на нее, словно на самую большую драгоценность, которую когда-либо видел в жизни.

— Я думала, ты будешь недоволен, что это не мальчик, — наконец сказала я.

— Мой отец действительно расстроен, — ответил он. — И Каррильо тоже. Собственно, монсеньор архиепископ воспринимает случившееся как личную неудачу, бурчит о действующем в Арагоне салическом законе, что запрещает женщинам наследовать трон, и предсказывает катастрофу.

— Глупый обычай — этот салический закон! — воскликнула я. — Как можно исключить половину детей, рожденных от королевской пары? Если я, женщина, считаюсь способной унаследовать корону Кастилии, почему наша Исабель не может иметь такого же права в Арагоне?

Он улыбнулся:

— Я счастлив. Она здорова, а мы молоды. У нас еще будут сыновья.

Я резко взглянула на него, раздосадованная его безразличием.

— Да, конечно, — сказала я. — Только прошу тебя, дай мне сперва прийти в себя хотя бы после этого ребенка.

Его смех разбудил Исабель. Моргнув, она на мгновение открыла прекрасные голубые глаза, а потом снова задремала. Я погладила ее по гладкой нежной щечке, и меня вдруг охватила неожиданная ярость.

— Не позволю, чтобы с ней что-либо случилось, — сказала я. — Кто угодно может быть недоволен сколько угодно, но нежеланной она никогда не станет.

Я перевела взгляд на Фернандо:

— Есть вести из дворца? Полагаю, Энрике сейчас безмерно рад, а Вильена замышляет очередные козни. Ибо из-за этого самого салического закона мы уязвимы по-прежнему.

Глаза Фернандо блеснули.

— Не совсем, — загадочно ответил он и, наклонившись ко мне, заглушил мой вопрос поцелуем. — Ты прошла такие испытания, на которые мало кто из мужчин согласился бы добровольно. Так что войну я пока возьму на себя, а ты позаботишься о нашей дочери, ладно?

Он вышел, прежде чем я успела его остановить. Мне хотелось вскочить с постели, но усталость лишила сил, и я крепче прижала к себе младенца. Хотя у нас была кормилица-крестьянка, отобранная за хорошие зубы, мирный нрав и крепкое телосложение, я втайне кормила Исабель сама, облегчая боль в распухшей от молока груди и создавая дочери репутацию разборчивого едока. Казалось, она росла не по дням, а по часам, и мне нравилось оставаться с ней наедине, забывая обо всех мирских заботах. То был единственный период моей жизни, когда я наслаждалась роскошью. А когда Дуэньяс укутал снег, я могла на время притвориться, будто я — не готовая к бою принцесса, сражающаяся за свои права, но самая обычная мать, всецело поглощенная первенцем.

Так оно и продолжалось. Я посвящала все свое время Исабель, воздерживалась от каких-либо вопросов к Фернандо, когда он приходил поужинать с нами, хотя и знала, что муж проводит многие часы наедине с Каррильо. Однажды я подслушала через дверь, как они с архиепископом кричат друг на друга, а вскоре Фернандо ворвался в мою комнату с побагровевшим лицом и заявил, что Каррильо — своенравный осел, который слишком много думает о себе и очень мало о других.

— Если он осмелится еще хоть раз цитировать мне этот окаянный брачный контракт, клянусь, я за себя не отвечаю! Что случилось с нашим tanto monta, если он смеет утверждать, что я должен всегда следовать его мудрым советам?

Я подошла к камину, чтобы налить ему подогретого сидра.

— Мы действительно согласились считать его нашим главным советником, это часть добрачного соглашения.

— И он постоянно о нем напоминает. — Фернандо осушил кубок. — Мне следовало внимательнее читать этот так называемый контракт.

На миг меня охватила тревога. Каррильо привык поступать по-своему, всегда веря в собственное превосходство, даже когда наставлял Альфонсо. Но Фернандо не был податливым принцем, которому можно диктовать свою волю; своим упрямством мой муж не уступал архиепископу. Не хотелось бы, чтобы они вцепились друг другу в горло — по крайней мере, пока мы ждали ответа на мои бесчисленные и все более негодующие письма Энрике.

— Возможно, мне тоже стоит бывать на ваших встречах, — сказала я. — Наш брачный контракт хорошо мне знаком и…

— Нет. — Он столь резко поставил кубок на стол, что Исабель в колыбели проснулась и заплакала.

Я бросилась к ней, взяла на руки и гневно посмотрела на мужа.

— С Каррильо я сам разберусь, — сказал он, стиснув зубы, и вышел, решительно расправив плечи.

Я покачала Исабель на руках, убаюкивая. Инес, которая молча сидела в углу, чиня мою юбку, вопросительно подняла брови.

На следующее утро я надела лучшее свое серое шерстяное платье, уложила волосы под золоченой сеткой и вошла в зал, где сидели друг против друга за столом Каррильо и Фернандо. Рядом в замешательстве стояли адмирал Фадрике и Чакон.

— Вы ничего не знаете о том, как ведутся дела в Кастилии, — говорил Каррильо, багровый от ярости. — Это не тихая заводь Арагона, где вы можете захватывать города, когда вам заблагорассудится.

Фернандо бросил перед ним бумагу:

— Смотри, старик! Это от градоначальника Торо, и он сам предлагает отдать нам его город. Что тебе еще нужно, а? Нам что, потребовать высеченной на камне декларации? Уж это-то удовлетворит твою непомерную гордыню?

— Нам требуется одобрение принцессы, — бросил Каррильо, и, увидев, как Фернандо комкает бумагу в кулаке, я перешагнула порог:

— Я здесь, сеньоры, так что можете просить, что вам нужно.

Адмирал облегченно вздохнул. Я сразу же заметила, что Фернандо охвачен гневом, но ему пришлось сдержаться, ибо иного выбора у него не оставалось. В соответствии с нашим добрачным соглашением, в котором он признавал превосходство Кастилии над его королевством, Каррильо держал его мертвой хваткой. Интуиция меня не обманула — Фернандо действительно нуждался в моем присутствии, хотя никогда бы в том не признался.

Я села за заваленный бумагами и перьями стол и спросила, безмятежно глядя на Каррильо и Фернандо:

— В чем вопрос?

Con blandura,[29] напомнила я себе. Добрым словом можно решить почти все, даже со столь разгневанными мужчинами, как эти двое.

Каррильо поклонился мне:

— Увы, ваше высочество. Прошу прощения, что вынужден вас огорчить, но, похоже, мы с его высочеством не можем прийти к согласию насчет…

— Вопрос, — прервал его Фернандо, кладя передо мной бумагу, — в следующем: монсеньор архиепископ, похоже, считает, что нам следует воздержаться от заявления наших прав, хотя ясно как день, что Энрике и Вильена теряют почву под ногами — ценную почву, преимуществами которой мы должны воспользоваться в полной мере.

— Вот как? — Я просмотрела документ, и сердце мое забилось быстрее. Там говорилось, что Энрике пытается выдать Иоанну ла Бельтранеху за короля Португалии и привез в Сеговию королеву, чтобы та поклялась перед алтарем, что ребенок его. Я недоверчиво подняла взгляд. — Я… мне отказывают во всех правах принцессы. Он официально лишил меня прав на трон.

— Читай дальше. — Фернандо постучал по бумаге пальцем.

Я попыталась сосредоточиться. Слова прыгали, словно в тумане, теряя всяческий смысл. В конце концов я прошептала:

— Не могу прочесть. Скажи, о чем там говорится?

Фернандо бросил взгляд на Каррильо: