Говард Фаст - Мои прославленные братья Страница 46

Войска евреев разделяются на десятки, двадцатки, сотни и тысячи, но не заметно никакого различия в положении командиров всех этих формирований, ибо каждый командир, сколько бы ни было людей под его началом, называется одним и тем же словом — шалиш. (Шалиш- адъютант (иврит).).

Нет у них также и военной дисциплины в римском понимании. Каждая предстоящая военная операция обсуждается всеми людьми, и они не предпринимают ни оборонительных, ни наступательных действий, не получив одобрения всех воинов. Каждый, кто не соглашается с той или иной тактикой, может покинуть армию и отправиться к себе домой, и впечатление таково, что подобный поступок особенно не порицается. Кажется невероятным, что в таких условиях можно вести какие бы то ни было военные действия, и, однако же, известно, что совсем недавно кончилась жестокая война, которую они вели двадцать семь лет.

Несмотря на то обстоятельство, что все их способы ведения войны имеют на первый взгляд столь мало связи с военным искусством и что сами евреи буквально поклоняются миру, тем не менее Сенату отнюдь не следует недооценивать этих людей, ибо, как станет ясно из дальнейшего, во всем свете нет народа столь опасного я столь обманчивого, как эти самые еврея.

Патруль остановил нас и допросил. Он не проявил ни малейшей враждебности, и, однако же, мой проводник Аарон бен Леви воспринял самый факт, что нас остановили, как личное оскорбление.

Когда солдаты задали вопрос, куда мы направляемся, он ответил:

— Или я раб, что не могу идти, куда хочу?

— Вместе с нохри? — спросили они (этим словом они называют всех неевреев).

— Хоть с десятком нохри, молокосос ты этакий! Да ты еще пешком под стол ходил, когда я уже сражался под началом Маккавея!

И так продолжалась эта перепалка, со всеми многочисленными оскорблениями, от которых евреи не могут удержаться, даже когда разговаривают друг с другом. Наконец все было улажено, и патруль сопроводил нас до границы Иудеи. И в продолжение всего пути солдаты забрасывали меня вопросами про Рим, причем вопросы были так хитроумно сформулированы, что в каждом из них подразумевалось их превосходство над римлянами.

Сама земля Иудеи выше всяких похвал. Когда из финикийских низин вступаешь в эту страну, то словно попадаешь из пустыни в цветущий сад. По склонам холмов поднимаются вверх террасы, точно волшебные висячие сады. Даже на севере — в наименее освоенной части страны — земля хорошо ухожена и вся цветет. В стране есть только один город — Иерусалим.

Большинство населения Иудеи живет в небольших деревнях, которые расположены в глубине долин или лепятся на склонах холмов, и в каждой деревне обычно бывает от двадцати до ста семей. Дома обычно располагаются в два ряда по обе стороны от единственной улицы, они строятся из глиняных кирпичей, обожженных на солнце, потом стены снаружи покрываются известкой, и в этом мягком, умеренном климате кирпич не разрушается в течение многих поколений.

Очень часто в деревне есть одно каменное здание, нечто вроде дома собраний, называемое синагогой, оно служит одновременно и школой, и местом богослужений.

Чуть ли не больше всего на свете эти люди уважают грамотность, и я ни разу не встречал еврея, который не умел бы читать и писать. Весьма вероятно, что в этом — одна из причин их высокомерия, и это, несомненно, источник презрения, с которым они относятся ко всем другим народам, среди которых столь мало грамотных.

Везде в Иудее можно видеть оливковые рощи, и во многих местах на горах встречаются тщательно сохраняемые леса, в которых растет кедр и сосна. Террасы строились на протяжении тысячелетий, и они наполнены плодородной почвой, принесенной в корзинах снизу, из долин, где тучный перегной лежит на глубине до сорока и пятидесяти ступней. Повсюду на холмах выстроены водоемы с каменными желобами для сбора дождевой воды.

Вызывает изумление тот огромный изнурительный труд, который потребовался, чтобы сделать этот горный район пригодным для жизни. Изумление это еще возрастает, когда узнаешь, что в этой стране меньше рабов, чем в любой другой стране мира.

В то время как, согласно нашей последней переписи, в Риме насчитывается в среднем по двадцать три раба на каждого свободного гражданина, здесь, в Иудее, пропорция обратная, и один раб приходится на двадцать или тридцать свободных граждан. Это уже, само по себе, представляет собою опасность, которой не следует пренебрегать, ибо эти люди освобождают своих рабов после семи лет службы, а ударить раба или держать его в невежестве считается преступлением.

Если принять во внимание, что свободное рабовладение есть основа основ западной цивилизации и краеугольный камень, на котором в безопасности и благоденствии зиждется Римская республика, то становится очевидным, что общественный порядок, существующий у евреев, это отнюдь не частная неприятная особенность данной местности, но вопрос большой важности и для нас.

Мы направились вглубь страны по довольно плохой дороге (ни одна из их дорог не сравнится с нашими) вдоль приятного ручейка, сбегающего с гор, и пришли в деревню, называемую Модиин. Эта деревня меня особенно интересовала, ибо в ней был наследственный дом Маккавеев, и в течение всего времени, что продолжалось их восстание, здесь располагался сборный пункт их армии.

Модиин сделался для евреев предметом особого почитания: мой проводник произносил это название почти со священным трепетом, и всякий человек, родившийся в Модиине — а таких осталось немного, ибо большинство их погибло в войнах, — имеет право на звание адона: так называют человека, который в том или ином селении пользуется наибольшим уважением и доверием.

Когда мы прибыли в Модиин, Аарон бен Леви отправился в синагогу молиться, я же около часа один осматривал деревню. Если не считать того, что это необыкновенно чистая, красивая и ухоженная деревня, и притом чрезвычайно удачно и живописно расположенная у подножия холмов, я не могу сказать, что она слишком отличается от бесчисленных других деревень Иудеи.

Крестьяне казались здоровыми и бодрыми и производили очень приятное впечатление.

Иудея — страна виноградников, а Модиин лежит в самом центре винодельческого района. И мне постоянно предлагали бокал местного вина, коим модиинцы очень гордятся. Вино здесь пьют как воду, но при этом за все то время, что я провел в Иудее, не видел я ни одного пьяного. У евреев огромное количество самых разнообразных вин, белых и красных, и эти люди — большие знатоки в этой области. Вкушение вина, равно как и множество других вещей, они обставляют бесконечными церемониями и сопровождают молитвами; и им крайне льстило, когда я высоко отзывался о качестве предложенного мне напитка.

Из Модиина мы продолжали наш путь в Иерусалим сквозь густонаселенные области, находившиеся в самом центре страны. Путь от Модиина до Иерусалима мы проделали за один день, и по дороге я насчитал двадцать одну деревню. Каждый клочок земли возделан, каждый склон опоясан террасами. Закрома полны зерна, овцы и козы бродят по сжатым полям, над каждой дверью сушатся куски сыра, и каменные чаны до краев наполнены оливковым маслом. Хлеб они пекут сообща, и во многих деревнях уже у околицы нас встречал аромат свежеиспеченного хлеба.

Излюбленная и самая распространенная в этих краях мясная еда — курятина, и потому куры встречаются повсюду: на дорогах, в полях, во дворах и в домах. ибо евреи редко запирают двери, и такой бич Рима, как воровство, здесь практически совершенно неизвестен. Дети, которых в Иудее, сдается мне, превеликое множество, — как на подбор розовощекие, круглолицые и довольные. И вообще, вся эта земля, управляемая этнархом Шимъоном, оставляет впечатление такого довольства, достатка и здоровья, какого я не встречал нигде, а я путешествовал по многим странам и видел не менее сотни больших городов.

Неведома в этом краю и такая напасть, терзающая Рим, как подонки из числа свободных людей, не желающие работать и вымогающие средства к существованию у более достойных граждан. Дело в том, что различия в состоянии и общественном положении, которые у евреев были довольно значительными к началу войн, впоследствии почти совершенно исчезли, ибо весь народ страдал одинаково.

Самые богатые приняли сторону захватчиков и были затем либо убиты, либо изгнаны, и во время войн погибло столько народу, что в конце концов стало не хватать людей, а не земли.

Я перечисляю все добродетели этого народа для полноты картины. Однако я должен добавить, что невозможно любить евреев за те качества, которые восхищают нас в других народах, ибо евреи слишком гордятся своими достижениями.

Они ничто не воспринимают как само собой разумеющееся — ни радушие, ни хорошие манеры, ни добродетель, — но постоянно подчеркивают, что им присущи эти свойства лишь потому, что они евреи.