Антонин Ладинский - В дни Каракаллы Страница 48

Мы вылезли из высокой повозки, и Теофраст начал стучать кулаком в гулкие дубовые ворота. По прошествии некоторого времени в стенном оконце за решеткой показалась чья-то голова, и стариковский голос с тревогой спросил:

— Что вам надобно, добрые люди?

Вергилиан объяснил, кто он. Тогда ворота со скрипом отворились, и повозка въехала во двор, тоже вымощенный полевым камнем и содержимый в большой чистоте. Я должен отметить, что наблюдал такую заботливость об опрятности во многих римских городах на Дунае, хотя в зимнее время снег и обилие влаги делают здесь дороги и тропинки труднопроходимыми и тогда повсюду стоят лужи, везде солома и щепки, особенно у домов бедняков, где покосились жалкие плетни.

То, что я принял первоначально за дом, оказалось торговым помещением. В его подвалах и хранились те самые знаменитые кожи, причинившие Вергилиану и даже мне столько волнений. Дом же патрона стоял в глубине двора. Он был в два этажа, и над входной дверью нависла небольшая терраса. Как раз в это мгновение на ее легкую балюстраду опиралась девушка в покрывале, очевидно привлеченная шумом во дворе, и смотрела на нас. Вергилиан сделал приветственный знак рукой.

— Грациана!

Но девушка скрылась в доме, и больше мы не видели ее.

На цепи метался серый пес со злобными глазами цвета янтаря и яростно лаял; вероятно, на этот лай из дома вышел человек с благообразной темной бородой, в которой уже поблескивала седина. Это и был Грациан Виктор.

Весь день прошел в разговорах. Виктор рассказывал, что в связи с нашествием варваров карнунтские жители пережили немало страшных часов. Набег был таким неожиданным на обычно спокойной границе, что горожане даже не имели возможности уложить на возы свое имущество. Однако Лициний, легат XIV легиона, вовремя принял необходимые меры к защите города, и в нем снова воцарилось спокойствие, хотя многие обитатели и бежали в Саварию или отправили туда жен и детей, чтобы они не сделались жертвами насилия. Но Виктор, замешкавшись с укладкой товаров, не успел покинуть Карнунт и теперь благодарил богов за свою медлительность. Опасность, по его словам, уже миновала, а бегство могло разорить его, так как оставленные без присмотра дом и торговые склады легко подверглись бы разграблению, как это случается в дни потрясений, что и произошло с лавками некоторых здешних торговцев, оставивших свое имущество на произвол судьбы.

Вергилиан и Виктор, со списками в руках, занялись торговыми делами, а я пошел побродить по городу.

На Декуманской улице возвышалась триумфальная арка, воздвигнутая в честь Марка Аврелия. На форуме, около скромной базилики, стояла также его мраморная статуя; как обычно, император был в панцире, в хламиде, со свитком в руке. Тут же были расположены лавки, где продавались различные товары. Легион уже разместился в лагере на берегу Дуная, но на улицах еще толкалось немало воинов, надеющихся весело провести время.

Я забрел на окраину города, куда меня привлекли странные звуки. Это был грохот молотов в кузницах, где императорские рабы изготовляют под строгим присмотром оружие. Я прислушался. В низком и длинном помещении молоты беспрестанно ударяли о металл, лязгало железо, видны были пылающие адским огнем горны. Не будучи в силах преодолеть любопытство, я заглянул в одно из окошек и увидел в полутемном помещении множество полунагих людей. Я даже попытался проникнуть вовнутрь, но какой-то человек в плаще появился в дверях и посмотрел на меня с подозрением.

— Что ты ищешь здесь, любезный юноша?

Я ответил, что ничего не ищу, поспешил отойти и направился дальше, мимо легионного кладбища, где, судя по памятникам, хоронили не только воинов, но и всех, кто работал на легион, — оружейников и башмачников. За кладбищем виднелись зеленые, покрытые дерном валы лагеря и дубовый частокол на них, а справа стояло обширное здание, обнесенное довольно обветшалой колоннадой. Я попросил объяснений у проходившего старичка с амфорой на плече, и он охотно остановился.

— Значит, ты приезжий?.. Это торговый двор. Войди и посмотри.

Я направился к воротам, и добродушный старик последовал за мной, продолжая давать подробные объяснения, вероятно имея много свободного времени.

— Видишь? Ныне здесь запустение, но в спокойное время сюда приходят со своими товарами многочисленные варвары. Конечно, без оружия и под наблюдением римских воинов. Эти торговцы живут на том берегу Дуная и при входе на базар должны платить пошлину.

Двор был обширен, на каменных плитах лежал неубранный навоз, посреди виднелись четыре гранитных круглых водоема, в которых поили скот, приведенный на продажу, как объяснил мне старик. С четырех сторон колоннады помещались лавки и погреба для товаров.

— Это война разогнала торгующих. Но наступит мир, и снова варвары будут доставлять сюда быков и янтарь…

Вечером по случаю победы над врагами двор Грациана Виктора был освещен факелами, а дверь дома украшена гирляндами из дубовых листьев. Грациан Виктор, самый богатый человек в городе, один из августалов, или жрецов императорского культа, устраивал пиршество в честь Цессия Лонга и Лициния Салерна, которые своим рвением к государственной пользе спасли Карнунт от разорения. Так, по крайней мере, объявляли на форуме городские глашатаи.

Гостей встречал на пороге сам хозяин. Борода его благоухала. Каждому он говорил несколько приятных слов: у одного справлялся о здоровье супруги, другому выражал радость по поводу встречи, третьего дружески обнимал и провожал в атриум, где в ожидании высоких гостей собирались приглашенные и члены городского совета.

Пиршественный зал, расписанный двумя греческими художниками, был гордостью Виктора. Город, по рассказам, весьма пострадал от маркоманских войн, но в царствование Септимия Севера пережил некоторый расцвет, и торговля доставила Виктору значительные средства. Благодаря им он мог построить новый дом. Художники, выписанные из Антиохии, изобразили на стенах охоту Артемиды. Богиня метала стрелы, и короткая розовая туника небесной охотницы развевалась на ветру, обнажая не только тонкие щиколотки, перевитые красными ремешками обуви, но и божественные колени. Богиня смотрела большими серыми глазами и улыбалась, и вдоль стены, под сенью невиданных на севере деревьев, бежали грациозные козули, клыкастые вепри в щетине, пушистые лисы, и псы преследовали их, раскрывая ужасные пасти. Над купами миртов и лавров поднимался серебряный узкий серп луны. На синем потолке были изображены небесные созвездия и плывущие по морю корабли. Когда я посмотрел на Артемиду, я подумал, что на нее, вероятно, похожа та девушка, которую мы видели утром на террасе. Может быть, антиохийский художник вдохновлялся ее юной прелестью, когда писал красками богиню?

Стол был составлен в виде греческой буквы «пи». Рабы в желтых туниках с черной каймой суетились вокруг него, расставляя стеклянные чаши и подливая благовонное масло в высокие бронзовые светильники. Распоряжался рабами домоуправитель-вольноотпущенник, старик с совершенно лысой головой и хорошо побритым морщинистым лицом. Мы уже знали, что Виктор не мог нахвалиться его усердием.

К своему удивлению, я тоже оказался в числе гостей. Виктор укоризненно развел руками, когда Вергилиан в ответ на приглашение попросил позвать и меня. Торговец, склонив голову, недоверчиво посмотрел на мое безбородое лицо, но, вероятно, вспомнил, что в Риме, где ко всему привыкли, даже юнцы посещают пиры. Он ответил:

— Жду вас обоих.

Мне же было любопытно побывать на таком ужине, и Вергилиан смеялся в ответ на мои наивные расспросы. Вот каким образом я очутился на пиру. Смеха ради Вергилиан потребовал, чтобы я облачился в римскую тогу, в широких складках которой я путался с непривычки, как заяц в тенетах. Ее мы приобрели в одной из городских лавок, и поэт очень забавлялся, когда я примерял это довольно нелепое на мой взгляд одеяние.

Но вот прибежал раб и сообщил о прибытии Цессия Лонга с друзьями. Виктор заволновался, покинул нас и поспешил встретить почетного гостя.

Цессий Лонг явился не в тоге, как было принято в подобных случаях, а в красном плаще, очевидно принимая во внимание обстоятельства военного времени. Плащ был застегнут на правом плече драгоценной пряжкой с изумрудом. На шее легата, под бородой, блестело ожерелье из золотых зерен. Подражая ему, некоторые трибуны тоже были в плащах — красных, белых или синих.

Виктор бросился к легату:

— Благодарю тебя, достопочтенный, за то, что ты посетил мою хижину!

Я слышал, как Бульбий, эпистолярий, большой насмешник, как я уже имел случай убедиться, шепнул поэту:

— Эта «хижина» обошлась ему по меньшей мере в миллион сестерциев. Но теперь бедняга готов продать дом за полцены.

— Почему?

— Кажется, на Дунае надолго наступили беспокойные времена. Того и гляди, что варвары предадут Карнунт пожару и разграблению.