Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва. Страница 5

— В пыточную их. Провожу рать, сам в башню наведа­юсь. — И к Воротынскому: — Поспешим в Успенье божь­ей матери. Патриарх сам благословлять станет.

— Челом бью, государь, — понимая, что настаивать на своем потом будет бесполезно, Воротынский решил выпросить себе малое послабление. — Дозволь через день догнать князя Андрея Ивановича. Дружина моя малая только-только прискакала. Коням отдохнуть бы.

— Будь по-твоему. Главного воеводу князя Вельского извести.

«Юнец еще, а ишь ты — главный воевода, — кольну­ло самолюбие князя Воротынского. — Не по сеньке шап­ка. Иль рода нашего Вельские знатней?!»

Однако недовольства своего никак не выказал. Отве­тил, покорно склонив голову:

— Как велишь, государь.

Не вспомнил государь Василий Иванович о большой дружине князя, и это навело Воротынского на мысль ос­тавить ее всю в уделе. Нужна она там будет. Очень нуж­на. Когда передавал князю Дмитрию Вельскому разговор с царем, специально не упомянул о большой дружине. Так и сказал:

— Государь дозволил мне с дружиной моей малой спу­стя день идти в поход.

— Дозволил раз, значит — дозволил, — равнодушно воспринял сообщение Воротынского главный воевода. — В Коломне стоять будешь. С великим князем Андреем, — и добавил, понизив голос, чтобы никто не услышал, не дай Бог: — Он в ратном деле не мастак, тебе ему советы

давать, а битва случится, тебе воеводить. На меня не рас­считывай. Я в Серпухове стану. Гонцов туда шли.

«Ишь ты! От горшка два вершка, а туда же. Воевода! Мастак в ратном деле!»

Нет, не позволяла родовая гордость воспринимать без недовольства все, что говорит князь Вельский, ибо ему, Воротынскому, и по отчеству и по ратной умелости, а не юнцу заносчивому, стоять бы главным воеводой. Но что он мог поделать, если на то воля государя Василия Ива­новича.

«А дружину не трону из вотчины. Не трону!»

Но сомнение все же возникло, как его действия вос­примет царь, если вдруг узнает, что только с малой дру­жиной пошел он, Воротынский, на Оку, осерчать может. И попадешь в опалу. Да и не по чести это.

На литургии стоял, принимал благословение патриар­ха, домой возвращался, а все никак не унималось в его душе противоборство чести и бесчестия, хотя и убеждал себя, что, оставляя в вотчине своей дружину, обережет тем самым цареву украину от разорения, перекроет об­ходной путь крымским разбойниками.

«Нет! Не возьму!» — какой, казалось бы, раз твердо решал, но успокоения не наступало.

Победил в конце концов принцип: своя рубашка бли­же к телу. Послал князь в свой удельный град Никифора Двужила с единственным повелением:

— Вотчину сбереги, но особенно — княгиню с наслед­ником, Бог даст, благополучно она разрешится. Всю большую дружину тебе оставляю. Воеводь.

Весьма удивился Никифор такой воле княжеской, но перечить не посмел. Ответил покорно:

— Понятно. Все исполню.

— Сегодня же скачи. Не ровён час, отколет Мухам­мед-Гирей пару тысяч по Сенному шляху на Белев. Оку обогнут крымцы, как прежде бывало, и — на моей вотчи­не. Через Угру потом и — куда душа пожелает: на Тулу, на Серпухов, на Москву… Я на месте Гирея так бы и по­ступил, чтоб о Казани никакого сомнения не возникало, послал бы на Козельск, Одоев какую-то часть своих сил. Так что поспешить тебе следует. Ни дня не медля столь­ный мой град к осаде готовь. На Волчьем острове для княгини все, как говорено, устрой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Никифор Двужил поскакал в Воротынск не мешкая, взяв с собой только коновода с парой заводных63 коней. По Калужской дороге. Обычно, когда князь находился в Москве, именно по ней при необходимости посьугали к нему вестовых. Двужил считал, что дворяне от лазутчи­ков вполне могут получить какие-либо новые вести и по­шлют с этими новостями гонца к князю, а разминуться с ним весьма нежелательно. Предположение, как оказа­лось, было не беспочвенным. С вестником из Воротынска Никифор Двужил повстречался, миновав более полови­ны пути, у деревни Детчино.

—  Чем порадуешь князя нашего?

—  Невелика радость. Дворяне и горожане челом ему бьют: не брал бы он с собой, если на рать пойдет, всю большую дружину. Разъезд порубежный намедни с крымцами схлестнулся. Пяток из них заарканили. По­началу предположили, что сакма64 шла разбоить, но в пыточной дознались, что лазутчики они. За языками по­сланы. Что б, значит, выяснить, велика ли охрана в Одоеве, Воротынске и иных крепостях. На Козельск, при­знались, тоже лазутчики посланы. На Калугу и Тулу. Вот такая радость.

—  Не берет князь большой дружины. С малой пошел сидеть в Коломне.

—  Слава Богу!

—  Слава-то — слава, да как бы боком князю эта слава не вышла…

—  Самовольно, стало быть? Ништо!

—  Ладно, не станем охать прежде времени. Ты князю о языках весть доставь. На Тарусу сверни. Через Серпу­хов и Ступино в Коломну. Воеводу Серпухова в извест­ность поставь. Да и городовиков Тарусы и Ступина не обойди молчанием.

—  Само собой.

—  Ну, а еще что есть за пазухой?

—  Письмо перехватили. Ширни какой-то извещает

Магметку об убийстве главного мусульманского муллы в Казани. И добавляет: все, мол, готово.

— Странно! Что в Казани советник ханский делает? Не иначе как ковы65 плетет.

— Кто их, басурман, разберет. Не поделили своего бо­га — Аллаха.

— Не скажи. Без смысла ничего не случается. Ты письмо непременно довези.

— А то!

Если гонец не придавал особого значения перехвачен­ному письму — сказали доставить своему князю, значит» так надо, — то Никифора Двужила, более осведомленного о разворачивающихся событиях, оно словно плетка под­стегнуло. Не столько признания пленных крымских ла­зутчиков подсказали ему, что необходимо спешить, сколь­ко последние слова ханского советника: «Все готово».

«Прохлаждаться некогда!» — понял Никифор.

Теперь его конь более рысил, чем шел шагом, княже­ский посланец часто пересаживался с одного коня на другого, немного отдохнувшего без седока. Пересажи­вался как ордынцы, не сбавляя хода. По пути он проду­мывал каждый свой будущий шаг, думал, как без суеты, но споро подготовить город к обороне, но главное, пере­править княжну за болото, быстро и тайно.

Подъезжая к Воротищам, Двужил с удовлетворением отметил, что воротниковая стража усилена, а в надврат-ной веже66 не один, а двое наблюдателей.

Вроде бы странное название главных городских ворот, но оно привычно, ибо пришло из незапамятных времен. Ворота крепкие, кованого железа, на каменных опорах. Никаким тараном не прошибешь, да и не подтянешь его к ним. Как раз у того места, где Высса, встретившись с обрывистым холмом, круто поворачивает, обходя его и становясь естественным препятствием для штурмую­щих, мудрые предки поставили ворота; низинную же часть огородили они высоким земляным валом, перед ко­торым еще и ров вырыли. От Выссы его отделяла пере­мычка. Она же служила дорогой к Воротищам. При приближении ворогов перемычку рушили, и ров заполнялся водами Выссы. Со временем и по земляному валу, и по крутому склону холма возвели крепкую дубовую стену, с заборолами67 и частыми вежами. Горожане за ней стали чувствовать себя еще спокойней. Проломить укрепления могли бы стенобитные орудия, но крутобокий холм, мес­тами обрывистый, оставался крепким для врага ореш­ком.

«Отберу самых метких стрельцов, — наметил для себя Никифор Двужил. — Расставлю по всей стене, пусть се­кут из самострелов пушкарей турских. Татары же не ма­стера палить из пушек ».

Охрана дала знать в детинце, что Воротища миновал воевода малой дружины и стремянный князя Ивана Ми­хайловича Никифор Двужил, и его вышли встретить на­ходившиеся в детинце дворяне, чтобы узнать первыми о воле княжеской, кому из них управлять во время его от­сутствия. Каждый уповал на то, что именно ему будет до­верена столь почетная обязанность.

Никифор Двужил понял это по их недоуменным ли­цам, когда объявил волю князя.

— Князь Иван Михайлович очинил меня воеводой всей дружины, велев оберегать и стольный град его, и всю вотчину. Собирайте совет княжеских дворян, пош­лите за теми, кого здесь нет. Я всем объявлю княжескую волю. Нам вместе ее исполнять.

Времени на сборы Двужил дал немного, но его хвати­ло, чтобы побывать в своем доме, повидать семью и пере­одеться с дороги; он из детинца направился на улицу Протас, к голове крупной плотницкой артели, которая в свое время строила охотничий терем на Волчьем острове, обнеся его добротной стеной, она же и гать стелила, под­правляя ее при необходимости. Потому и выбрал для претворения в жизнь своего предприятия именно этих мастеров. К счастью, голова был дома.

Уединились по просьбе Никифора, к удивлению знат­ного плотника. Он даже не удержался и спросил:

— Ради чего скрытничать?