Георгий Марков - Не поросло быльем Страница 5

Я и тогда задавал себе вопрос, что меня влекло на Кузнецкстрой, задаю его и теперь. Что же покоряло меня на Кузнецкстрое? Там работали многие тысячи людей, работали самоотверженно, увлеченно, я бы сказал, с той степенью упоения, когда человек перестает замечать трудности, неудобства, даже лишения, когда воодушевление захватывает его без остатка.

В те дни не было пристрастия к разговорам о героизме труда, о неслыханном подвиге (как это внедрилось в наш быт три-четыре года спустя), просто люди работали с полной отдачей своих сил, не считаясь ни с чем.

Когда я теперь думаю об этом, мне совершенно очевидно, в основе той героики лежала вера в наше дело. Причем вера эта не была отвлеченной, так сказать, абстрактной, она имела конкретные очертания, ребята рассуждали так: «Мы строим новый мир, и он, этот новый мир, вот он перед нами. Сегодня наши руки и спины надорваны тяжелой работой, но вот построим домны и мартены, сделаем из стали и чугуна машины и тогда отбросим прочь все эти лопаты, байдарки, кайлы, лома, которые калечат нас сегодня».

Помню один случай, весьма показательный в этом смысле. Стояли жуткие морозы. Стройка утопала в сумраке изморози. Пылавшие костры в котлованах не прогревали землю. Стоило лишь сдвинуть угли и золу с кострища, как мороз снова схватывал почву, и она окаменевала, и кайлы отскакивали от нее при ударе, не оставляя следа. Температура понизилась до сорока градусов. Производительность труда землекопов настолько упала, что было решено прекратить работу в котлованах, погасить костры. К тому же на стройке появились случаи обморожения, особенно среди тех, кто находился на лесах, где, естественно, было еще холоднее от ветра, чем на земле.

Радио объявило, что руководство стройки рекомендует не выходить на работу, переждать пик морозов. Однако никто эти рекомендации всерьез не принял во внимание. Ни на миг не прекращалась работа в зоне бригады землекопов Петра Постникова. Это была передовая комсомольская бригада на стройке. Она подавала пример не талью производительности труда, но по многим другим показателям: по охвату ребят общеобразовательной и технической учебы, по спортивной подготовке, по содержанию в образцовом порядке общежития, по читаемости книг и газет.

Петю Постникова я хорошо знал. Это был батрак из одной деревни Ижморского района. Красивый русоголовый парень двадцати лет, с голубыми глазами, сильный и ловкий, он был любимцем бригады. Он ставил перед собой большие цели: стать инженером, научиться плавить металл, изобрести такую землеройную машину, которая сама бы передвигалась по горизонтали, сама углублялась по вертикали в недра. Убежден, что свою мечту он, так или иначе, осуществил бы.

Но судьба его оказалась трагичной. В одну из таких морозных ночей на стройке произошла авария. На площадке у одной из домен, вероятно от мороза, лопнули металлические обручи, скреплявшие леса. Высокая башня из тяжелых бревен рухнула под собственной тяжестью, превращаясь в хаотическое нагромождение дерева и железа. На одном из этажей башни, в тепляке, сбитом из досок, для обогрева людей, происходило собрание комсомольского актива. Постников пришел сюда по поручению горкома. Тут и закончился его жизненный путь, вместе с ним погибли еще несколько человек.

Авария вызвала и скорбь, и негодование: мороз морозом, но безопасность человека в любых условиях должна быть всюду первой заповедью.

На строительство немедленно приехал Р.И. Эйхе. Расскажу о встрече с ним в необычных условиях.

Было около трех часов ночи. Шла работа ночных смен. Наша подшефная комсомольская домна росла буквально и вширь, и ввысь.

Целой группой — в нее входили работники горкома комсомола и нашей выездной редакции — мы поднимались на леса домны. Подъем был крутым, местами доски, разделенные брусьями на ступени, обледенели и, чтобы продвинуться вперед, приходилось цепляться за ограждения из проволоки и легких тесин. На одной из самых верхних площадок, в сумраке, перемешанном со снегам, мы увидели людей. Их было пять-шесть человек. Возле них стояли двое военных с фонарями, свет которых пересекался с лучами прожекторов, поднятых на вершины столбов, и был мало заметен. Наше приближение вызвало у военных беспокойство, они замахали руками, пытаясь задержать нас, но стоять на стропилах было и неудобно и опасно, и вопреки их запрету мы все-таки вышли на площадку.

Троих из этой группы людей я сейчас же узнал. Это были Эйхе, начальник строительства Франкфурт, секретарь горкома партии Хитаров. Они уже окончили осмотр домны и подходили к спуску.

Эйхе был в своем неизменном черном полушубке, в серой папахе, в валенках с загнутыми голенищами.

— А ты зачем тут? — вдруг узнав меня, спросил Эйхе.

— Это домна подшефная комсомолу, Роберт Индрикович, — ответил я.

— Да, да! — воскликнул Эйхе и, сделав шаг-два, обернулся. — Люди гибнут! Учите молодежь безопасности!

Мы поняли, что имел в виду Эйхе, и отозвались хором:

— Будем! Обязательно будем!

Эта встреча глубокой вьюжной ночью на лесах будущей домны запала нам в душу. Мы знали, конечно, по другим фактам, сколь деятельно вникает руководитель краевой партийной организации Западной Сибири во все дела по созданию Урало-Кузнецкого промышленного комплекса, но все-таки встретить его здесь никак не предполагали.

Эйхе не было еще и пятидесяти лет, но его биография большевика-подпольщика, сосланного в Сибирь еще задолго до революции, высокий пост, который он занимал уже не первый год, создавали вокруг его имени некий ореол. «Как он мог рисковать ночью, в буран, взбираться на такую высоту?! Куда же смотрели Франкфурт Хитаров?!» — рассуждали мы, когда Эйхе с товарищами удалились вниз. Но тут же возникло и другое суждение: «Вот он настоящий большевик! Невзирая на старость (а нам, двадцатилетним, он казался уже стариком), вьюгу, риск подъема на такую высоту, идет ночью, чтобы самому все увидеть, все знать, обо всем судить не со слов других». И каждый из нас прикидывал эти суждения к себе, сознавая, что жизнь таких людей — пример для всего молодого поколения.

Авария, о которой я упомянул, не была единственной. И наказ Эйхе «учите молодежь безопасности» был наполнен тревогой человека, умевшего видеть в частном общее. Не только на строительстве Кузнецкого металлургического комбината случались аварии. Происходили они на шахтах, на заводах, даже на полях. Люди попадали под взрывчатку, под шестерки трансмиссий, на них опрокидывались тракторы и автомобили. Случаи были разные, а причина всего этого имела один источник — слабое владение техникой, неумение управлять сложными машинами.

Могучим эхом отозвался тогда клич партии: «Оседлать технику, породниться с машинами!»

Не осталась в стороне от массового движения за овладение техникой, освоение новых профессий и комсомольская печать. «Большевистская смена» и в основном издании, и в выездных выпусках поддерживала ребят и девчат, устремившихся в технические кружки, в клубы науки и техники, засевших по общежитиям за изучение учебников и специальных наглядных пособий, которые издавались с широким размахом.

В комсомольских ячейках по примеру «теоретических часов» стали появляться «технические часы». Профессора ВУЗов, научные работники из проектных бюро, работники плановых органов, просто инженеры появились на трибунах комсомольских пленумов и собраний.

Наш редакционный коллектив (а в нем было около сорока сотрудников) не мог не принять участия в этом движении. Еженедельно, в определенный час, довольно большой группой, мы отправлялись в Новосибирский клуб ИТР (инженерно-технических работников), где читались интереснейшие лекции из цикла научно-технических проблем.

Иногда мы приглашали к себе в редакции кого-нибудь из работников Западно-Сибирской плановой комиссии, кстати говоря, располагавшей авторитетными, компетентными работниками, и они посвящали нас в научные, экономические и технические аспекты бурно протекавшего преобразования нашего края.

Вот так мы и жили день за днем, вторгаясь в жизнь, черпая в ней свои заботы и свои нужды.

Центр — имеется в виду ЦК партии и Совнарком СССР, — все больше и больше обращал внимание на Западную Сибирь. Цекамол (так мы тогда называли свой Центральный комитет ВЛКСМ) старался не отставать от общего ритма. Почти безвыездно на Кузнецком строительстве и в шахтовых поселках Кузбасса работали пропгруппы ЦК комсомола. В них было по пять-семь человек отличных лекторов. Тут были и международники, и историки, и естественники, и искусствоведы. Со своими лекциями они проникали в самые дальние населенные пункты. По месяцу, по два работали они у нас в крае, и едва они уезжали, как на их место приезжали другие. Это была огромная помощь ЦК комсомола местным комитетам.

Живая связь с Цекамолом состояла и в регулярных приглашениях нас в Москву, то на совещания, то на беседу, то для поездки в какую-нибудь другую организацию в порядке изучения опыта и передачи своего.