Исаак Гольдберг - День разгорается Страница 59

Губернатор волновался. И его власть существовала только на бумаге, по привычке. Никто его не слушался, никто с ним не считался. Даже жандармский полковник, который никогда раньше не предпринимал ничего более или менее важного, не посоветовавшись с его превосходительством, теперь избегал появляться в губернаторской квартире и действовал самостоятельно. Своевольничала и полиция. Она не исполняла своих прямых обязанностей: бывали дни, что у подъезда белого с колоннами дома не оказывалось дежурного околодочного и городового. Полиция где-то шныряла, что-то делала, чего-то ждала, на что-то надеялась.

— Базиль, — болезненно морщась и томно закатывая когда-то красивые глаза, недоумевала губернаторша, — я не понимаю, Базиль, что кругом происходит? Почему ты не проявишь своей власти? Зачем ты всех распустил и ничего не предпринимаешь?..

— Ах, матушка! — сердито тряс губернатор головой. — Ну, чего ты не понимаешь?.. Кругом и так скверно и омерзительно, а тут еще ты...

— Не понимаю... — не отставала губернаторша. — Решительно не понимаю... Прикажи действовать... Ну, там кого-нибудь арестуй, кого-нибудь отдай под суд...

Губернатор багровел, задыхался от негодования и молчал...

Губернатору однажды показалось, что все обернулось к лучшему и, наконец, скоро можно будет легко вздохнуть. Самый ловкий и самый услужливый чиновник особых поручений, Анатолий Петрович, пришел с известием, что в городе слава богу, начинается отрезвление, что благомыслящая часть населения вышла из бездействия.

— Ваше превосходительство, — радостно докладывал он в присутствии губернаторши, — революционеры и забастовщики скоро получат должный отпор. Создался союз честных, верующих и патриотически настроенных людей. Как вы изволите помнить, инициативная группа еще в самом начале беспорядков обращалась за содействием... Теперь эти смелые люди начали действовать. Извольте посмотреть, ваше превосходительство, какую газету уже выпустили!..

Губернатор взял газету, развернул, просмотрел, улыбнулся.

— «За родину и царя»... М-да... Прекрасно!.. Вот даже и не ожидал!.. Прекрасно!.. А я думал, мы тогда напрасно им субсидии отпустили... М-да...

— «За родину и царя», — вслух прочитала губернаторша заголовок. — Мне кажется, Базиль, надо было бы наоборот...

— Что-о?.. То-есть в каком смысле, наоборот?

— Здесь, — внушительно и глубокомысленно пояснила губернаторша, — поставлена родина раньше царя... Правильнее и патриотичнее «За царя и родину»...

— М-да... — пошлепал губами губернатор. — М-да... А ведь ты, пожалуй, права!.. Как ваше мнение?

Чиновник особых поручений кинул на губернаторшу почтительно-восторженный взгляд.

— Их превосходительство замечательно правильно и метко сказали!.. Было бы лучше, как их превосходительство полагает!

— А-а... Ну и как?

— Вполне исправимо, ваше превосходительство! Надо приказать и переставят: царя впереди, а родину сзади...

Редакции газеты было приказано и она переставила слова. Редакции это не составило никакого труда и никаких хлопот. Но на четвертом номере газеты дело запнулось...

Газету печатали в казенной, губернской типографии. Здесь всегда были наименее сознательные рабочие и сюда раньше с трудом попадали нелегальные брошюры и прокламации. Печатники этой типографии последними вступили в новый профессиональный союз и туго поддавались агитации. Поэтому черносотенная газета и нашла приют в этой типографии. И три номера газеты «За родину и царя» были набраны и отпечатаны без всяких препятствий и хлопот для ее редакции. Но когда уже набирался четвертый номер с новым заголовком, в типографию явились представители профессионального союза.

— Товарищи! — обратился к работавшим наборщикам Трофимов, который возглавлял депутацию. — Давайте-ка поговорим на чистоту!..

Рабочие оставили верстатки и вышли на средину цеха.

— Вы что же, — продолжал резко и взволнованно Трофимов, — соображаете что делаете?

— А что? — задетые его тоном, спросили рабочие. — В чем дело?

— Дело самое простое! — насмешливо продолжал Трофимов. — Вполне сознательно действуете!.. Набираете и печатаете сволочную газетку, злейшим врагам своим помогаете!.. Мы даже «Восточным Вестям» кой в чем спуску не даем, а у вас монархисты орудуют, погромщики! Рабочее это занятие? Не стыдно вам?!

Расталкивая сгрудившихся молчаливою кучкою наборщиков, вылез навстречу Трофимову фактор.

— Какие тут могут быть разговоры? — заносчиво закричал он. — Здесь казенная типография, чего прикажут набирать и печатать, то и обязаны! Наше дело отработать свое время добросовестно и больше ничего...

Трофимов оглядел фактора, седенького, опрятного старика, и сплюнул.

— Эх, ты!.. Чиновничья твоя душа, продажная, не рабочая!.. Ребята! Неужели вы согласны с ним? Не может быть! Никогда этому не поверю!.. Я вам от имени профессионального нашего союза говорю: бросайте набор! Отказывайтесь помогать погромщикам!.. Правильно я говорю? Кто возражает?

Фактор быстренько оглянул рабочих своей типографии, хмуро сверкнул через очки в пришедших неприязненным взглядом и еще громче закричал:

— Нас профессиональный ваш союз кормить станет, когда расчет получим? Ребята, не слушайте! Какое нам дело на счет того, что набирать?.. Отказываемся слушать чужих!.. Хватит!..

Кучка наборщиков распалась. Из кучки вытолкнулись двое-трое, они отпихнули фактора в сторону. Один презрительно сказал:

— Не верещи! Спрячься!..

Другой прямо взглянул Трофимову в глаза и признался:

— Виноваты, товарищи! Ей-богу, виноваты!.. Вот сколько раз разговор у нас об этом шел, чтобы не набирать черносотенную газетку, да все как-то до конца договориться не могли!.. Слизь вот эта мешала!.. — он указал рукой на фактора. Фактор отошел в сторону, затем совсем скрылся из цеха.

Наборщики заговорили вдруг все сразу. Трофимова и его спутников обступили со все сторон. Со всех сторон посыпались оправдания, объяснения, жалобы. У Трофимова прояснилось лицо. Выждав пока рабочие немного успокоились, он уже другим тоном, не так, как начал, просто и даже с легкой насмешкой, в которой сквозило добродушие старшего, понимающего и прощающего, коротко повторил предложение прекратить набирать и печатать газету «За родину и царя».

— Согласны? — спросил он, чувствуя по настроению рабочих, что они вполне согласны. — Ну, так давайте рассыпайте гранки! И чтоб впредь ни-ни!..

Гранки были весело и озорно рассыпаны. Новый заголовок, еще не бывший в работе и приятно поблескивавший гарто, был разбит на куски. Блестящая идея ее превосходительства так и не была осуществлена.

Прохожие ходили сначала мимо каменной решетчатой ограды, за которой устрашающе выставились жерла пушек, торопливо и с опаской. Улица, где помещался штаб генерала Синицына, сначала пустовала и была тихой и заброшенной. Но как только солдатская забастовка окрепла, мимо штаба люди стали проходить смелее и независимей, а потом появились любопытные, которые подолгу стояли и разглядывали вооруженный двор, юнкеров, несших караул, две пушки и снарядный ящик возле них. Затем любопытные совсем осмелели и начали подшучивать громко и развязно над устрашающим видом штаба, над юнкерами, над генералом.

Хозяином в городе был военный стачечный комитет.

Обыватели скоро почувствовали это. Вместо дружин самообороны, патрулировавших по городу, появились воинские караулы, которые быстро навели страх на кошевочников. В дружинах даже посетовали по этому поводу:

— Разве мы бы не справились?.. В два счета!..

Солдаты, почувствовав свою силу, вспомнили о начальстве, которое угнетало их, и стали разыскивать наиболее ненавистных офицеров, чтоб расправиться с ними. По казармам гремели угрозы, офицеры, чувствовавшие за собою грешки, попрятались.

— Все равно! — бушевали солдаты. — Найдем, не уйдут от нас!..

— Поймаем и покажем, как над нами изгаляться!.. Свернем им шеи!..

Военный стачечный комитет решил спасать некоторых офицеров от самосуда и постановил на время арестовать их. А так как опасно было доверять арест солдатам, то комитет обратился к дружинам самообороны. Штаб дружины получил список офицеров, которых надо было задержать, и нарядил несколько групп дружинников для этой цели.

В дружине, где была Галя, произошел спор. Когда стали назначать людей, которые должны были разыскать офицеров, задержать их и отправить в соответствующее место, начальники десятков решительно заявили, что для этой цели совершенно непригодны женщины.

Товарищи женщины освобождаются от этой операции!

— Почему? — вспыхнула одна из дружинниц, девушка с которой Галя сидела в тюрьме в одной камере. — За что нам такое послабление?!. Мы не желаем!

— Мы вместе с мужчинами заодно!.. — подхватили еще две девушки, — это неправильно!