Империя - Конн Иггульден Страница 6

– Гетера не проститутка, Аспазия, не-е-ет, – протянула она, и в ее голосе появилась обманчивая мягкость, будто старая карга силилась не выдать правду. – Мы берем к себе девушек, которых родители не могут прокормить, а потому продают, чтобы сохранить жизнь своим братьям и мужьям. Некоторые из них пропадают – очень глупые или неспособные научиться послушанию! Остальных мы учим музыке, грации, танцам и искусству вести беседу. Умных девушек мы готовим быть супругами и компаньонками великих мужей.

– И эти мужи хорошо платят вам. Они покупают женщину целиком или только это? – Аспазия схватила себя за промежность, сделав самый грубый жест, какой только знала.

Она ненавидела, когда ее запирают, и этот разговор вызывал у нее слезы. Пусть бы лучше матушка ушла и оставила ее в покое. Вместо этого старуха, побледнев от гнева, скрестила на груди руки:

– Они покупают услуги, Аспазия. Твои советы, умения и внимание. Клянусь богами, как они жаждут внимания! Мы научили тебя читать и писать. Никакой проститутке это не нужно! Если бы ты чуть больше знала о мире, то поняла бы, какая это редкость. Ты и правда считаешь, что у нас здесь публичный дом? Я думала, ты одна из самых умных девушек. Похоже, я ошиблась!

Матушка увидела, что на глазах Аспазии блеснули слезы, и смягчилась:

– Аспазия, ты все неправильно поняла. Жизнь в этом доме чего-то стоит, нам нужны деньги, чтобы кормить и одевать своих воспитанниц. Ты ведь не думаешь, что вырученного от горшков, которые мы продаем, хватит на это? – Матушка вздохнула и покачала головой под обвиняющим взглядом Аспазии. – Наши девушки, вероятно, попадают в постели к мужчинам, которых мы им находим. И да, возможно, некоторые из них продают ту часть, за которую ты схватилась, если все остальное им не удается. И что с того? Мир жесток, Аспазия. Никто нам не поможет, когда мы голодаем. Мы делаем что приходится, чтобы жить. В этом доме мы пытаемся обеспечить умным девушкам достойную жизнь. Я бывала в домах, где муж души не чает в той, кого мы ему нашли, где играют их любимые дети.

– Все, что ты говоришь, – ложь! – крикнула Аспазия. – Ты рассказываешь эти сказки, чтобы мы вели себя тихо, а когда продаешь нас, как рабынь, мы никогда не возвращаемся. Почему я больше ни разу не видела ни одну из ушедших отсюда девушек? Они могли бы рассказать нам о своей восхитительной жизни, о заботливых и любящих мужьях, о пухлых маленьких детишках!

Слезы покатились из глаз Аспазии, а голос стал резким. Матушка прислонилась к двери и скрестила ноги:

– Может быть, Аспазия, они стыдятся того места, где выросли. Или не хотят вспоминать, кем были. У большинства из них теперь есть новые подруги. Кто знает? Все женщины разные. Ни один ответ не подойдет им всем. Но при этом они – и ты, Аспазия, – одинаковы в одном. – Глядя на нее исподлобья, Аспазия хотела, чтобы старая карга поскорее убралась, но та кивнула и продолжила: – Они хотят лучшей жизни, чем у их матерей. Я помню это. Когда родились мои сыновья, я мечтала показать мальчиков ей. – Матушка улыбнулась, но в ее улыбке крылся целый мир печали. – Ну а теперь я знаю немного больше. Мой старший погиб под обвалом, другого убили на войне. Мой любящий супруг? Однажды он схватился за грудь и просто… умер. Можешь себе представить? Я продала его лавку. Он делал обувь, я этого не умела. А без умения у меня остались только инструменты и немного кожи. Потому я и вернулась сюда, Аспазия. И меня приняли с радостью. Даже если ты ненавидишь это место, все равно здесь твой дом.

– Я просто хочу выбраться отсюда, – жалобно пролепетала Аспазия.

– О, мы найдем тебе мужа, я не сомневаюсь. Или ты будешь управлять этим домом и приказывать всем нам, что делать. Или одно, или другое, пока я не наложила на себя руки. – Она дождалась улыбки Аспазии, потом отлепилась от двери. – Ладно. На ужин белая рыба с лимоном.

– Но ты же сказала…

– Я много чего говорю. Ополосни лицо и спускайся вниз. Не хочу, чтобы другие видели, что ты плакала. И вымой руки, Аспазия! А то у тебя под ногтями можно овощи выращивать.

Матушка тихо прикрыла за собой дверь и пошла вниз по лестнице. Еще один кризис миновал. Старая женщина помнила, какие разыгрывались драмы, когда она сама девушкой жила в этом доме, в той же комнате, хотя Аспазия этого не знала. Жизнь была тяжелая. Тут она не лукавила. Гетеры пользовались большей свободой и получали лучшее образование, чем любая женщина в городе. Если в уплату за это нужно позволить нескольким шустрым псам пролезть под забором, то цена не слишком высока.

2

Спарта горела. С приходом ночи запылала тысяча огней. Они рассеивали тьму красноватым светом, в котором двигались темные фигуры людей. Спартиаты не прекращали работы в центре города, у кенотафа Леониду и на агоре. Окровавленными руками они разбирали завалы, а всех обнаруженных раненых отправляли на холм. Туда же, в акрополь, женщины приносили уцелевшие припасы и тряпки для перевязок, туда же приходили потерявшие родителей дети. Еды хватало только малышам. Остальные довольствовались водой. Голод был не самой большой опасностью в ту ночь.

Затихли вдалеке последние подземные толчки, но никто пока не осмеливался искать укрытие. Слишком многие пострадали от предательски рухнувших колонн и крыш в собственных домах и храмах. Не осталось надежных стен, которые точно не упадут. Выжившие жались друг к другу под открытым небом, собираясь семьями и кланами. Армейские врачи, как могли, обрабатывали раны, бинтовали переломанные кости.

Тишина на акрополе не наступала. Тихо всхлипывали и хныкали дети, матери шикали на них. Кто-то бормотал молитвы, страшась нового удара гневных богов. Одинокие мужчины выкрикивали имена родных, разыскивая тех, кто у них остался, чтобы принести одеяло или кувшин с водой. Некоторые звали тех, кто уже не откликнется никогда. На холме царил хаос, но воины-спартанцы тоже пришли сюда, бдительные и мрачные. А значит, никто не осмелится напасть на акрополь, и за это укрывшиеся здесь были им благодарны. Люди поглядывали на царя Архидама и эфоров. Видя их рядом, они успокаивались. Зажгли факелы, символы жизни во мраке ночи. Если эфоры на месте, если царь и его приближенные здесь, значит Спарта жива. Только илотов тут не было.

Кое-кто из них побежал вместе с семьями своих хозяев, в первом порыве смятения ища, к кому