Мика Валтари - Тайна царствия Страница 78

– Пока был жив брат, мы могли постоять друг за друга, и я не была одинокой на этом свете. Однако когда он умер, меня охватило отчаяние. Я поняла: куда бы ни направились мои стопы, меня будет повсюду преследовать неудача, и некому будет защитить меня; от этого мне больше не хочется жить. Я больше не могу ни есть, ни пить, чувствую себя совершенно разбитой и больше ничего не хочу ни слышать, ни видеть, ни чувствовать, ни знать на этом свете1 Мне все надоело, у меня осталось лишь чувство скорби по брату! Я не могу тебя понять, – продолжала она – Видимо, твои деньги предназначены, для того чтобы стать для меня новой наживкой или очередным искушением, дабы я продолжила напрасные попытки цепляться за жизнь и без защиты опять подверглась ударам судьбы, которые готовит мне мой злой жребий. Нет! Забери свое золото и дай мне здесь умереть! Теперь, вновь обретя возможность ясно мыслить, я больше не хочу страдать от разочарований, боли и отчаяния!

Вернулся старый грек и принес хлеба и ячменной похлебки. Дрожащими руками он наполнил кубок вином и предложил Мирине выпить.

– Идите в мою комнату, – добавил он – У вас там будет ложе и светильник, а я устрою так, чтобы вам было уютно.

– Нам хорошо повсюду, – ответил я. – Оставь нас мы хотим поговорить.

Он любезно ответил, что никто не потревожит наш покой до завтрашнего дня и что если мы пожелаем еще вина, достаточно будет сказать ему об этом. Он ушел, прихватив с собой кувшин. Мирина принялась за еду, поначалу без аппетита, но в конце концов с жадностью съела всю тарелку и весь хлеб, до последней крохи.

Утолив голод, она сказала:

– Что может быть предосудительного в моих танцах? Почему на меня пало проклятие и мои члены теперь дрожат от страха? Ты же видел, как я танцевала на корабле! Ведь я танцую вовсе не для того, чтобы обольщать мужчин, а чтобы развлечь публику. И какое значение может иметь то, что я танцую без одежды? Убранство лишь стесняло бы движения, а мое тело не может вызвать никакого влечения, тем более что у меня даже нет грудей! Я всего лишь мускулиста, вот и все! Никак не могу понять, почему иудеи столь безжалостно забрасывали меня камнями.

Она показала мне синяки от ударов и еще не зажившую рану на голове.

– Однажды, в какой-то деревне мы попросили накормить нас и в благодарность дали представление, стараясь как можно лучше петь, играть и танцевать, но они убили бы меня, если бы нас не было так много. Мысль о том, что в моем искусстве может быть что-то предосудительное, не дает мне покоя. Больше никогда я не смогу танцевать, как прежде.

– Кажется, я понимаю причины их враждебного отношения к тебе, – подумав, произнес я – Рассказывают, что княгиня Иродиада приказала своей дочери танцевать перед распутным Иродом Антипасом, чтобы соблазнить его и получить голову проклявшего ее пророка. Поэтому соблюдавшие закон сыны Израиля ненавидят простые танцы.

Покачав головой, Мирина сказала:

– Прежде я гордилась своим ремеслом, мне нравилась свободная и богатая разнообразием жизнь артистки. Однако несчастья, свалившиеся на нас одно за другим, и последнее из них – смерть брата, вселили в меня отчаяние и навсегда отняли желание жить.

Но облегчив душу, она с любопытством развязала кошель и, перебирая монеты, поинтересовалась, что за святой человек направил меня сюда и как мне удалось раздобыть это золото. Тогда я поведал ей о своей встрече с одиноким рыбаком и о том, что произошло на бегах.

– Уверен, этот человек, находясь на другом берегу озера, услышал, как ты плакала здесь, под театральной сценой. И все же я даже не берусь объяснить, как ему это удалось и откуда он узнал о гибели твоего брата. Тем не менее эти деньги – твои, и ты вольна идти, куда хочешь.

Наморщив лоб, Мирина взмолилась:

– Назови мне его имя! Ответь, у него был вид много выстрадавшего человека, у которого почти не осталось сил? Не было ли его лицо таким приветливым и строгим одновременно, что его нельзя забыть? Возможно, у него были следы от ран на ногах и запястьях рук?

– Верно! – обрадованно подтвердил я. – А где ты его видела?

– После того, как мы спаслись бегством от гнева иудеев, для еды нам оставались лишь полевые травы, – принялась вспоминать Мирина – Добравшись до колодца, мы чувствовали себя настолько уставшими и потрясенными неудачей, что решили остановиться около него на ночь. И тогда этот человек, едва передвигая ноги от усталости, приблизился к нам и попросил дать ему воды. Однако все мы испытывали такую ненависть к иудеям, что мужчины прогнали его, а мой брат даже принялся насмехаться, выкрикивая: «Даже если бы ты оказался в иудейском аду, я и мизинца не намочил бы, чтобы облегчить твои мучения, проклятый иудей!» Однако я сжалилась над ним, достала ему воды, дала напиться и омыла его израненные ноги, потому что он был не в состоянии сделать это сам. Никто из артистов не стал препятствовать мне, потому что все они способны к самому большему состраданию; я уверена, что мой брат выкрикивал свои слова только шутки ради и в конце концов позволил бы ему подойти к колодцу. Не забывай, что тогда мы были в гневе на иудеев! Я омыла ему ноги, а он, утолив жажду, с нежностью посмотрел на меня, благословил и сказал: «То, что ты сделала для меня, ты сделала для пославшего меня. Только за это одно тебе будет прощено многое. Князья и цари будут с завистью смотреть на тебя, потому что ты утолила мою жажду».

– Неужели он действительно так тебе сказал, о Мирина? – удивленно спросил я.

– Да, именно так! – подтвердила Мирина – Эти необычные слова врезались мне в память, и я постараюсь никогда их не забыть, хотя совершенно не поняла их смысл. Я вернулась к труппе, а он исчез. Мы смирились с тем, что нам придется провести ночь у колодца с пустыми желудками, и принялись грызть кору деревьев. Как только мы устроились на ночлег, на дороге появилась старуха, она осматривалась вокруг, словно кого-то искала. В руках у нее была корзина с ржаным хлебом и бараниной, которую она поднесла нам, а когда мы предупредили, что у нас нет денег расплатиться, она ответила: «Берите и ешьте! Мне сказали все отдать, тогда это возместится мне во сто крат!» Мы взяли корзину и поели. Мужчины считали, что иудеи таким образом решили загладить свою вину перед нами. Затем старуха собрала остатки пищи и удалилась. А я считаю, что тот уставший и обессиленный человек повстречал ее на своем пути и попросил принести нам еду за то, что я была добра к нему. Кем же может быть этот человек, если в тот же вечер ты повстречал его на противоположном берегу озера?

Я подумал, уместно ли рассказывать ей о назаретянине, и после недолгих колебаний, ответил:

– Не знаю, и не могу этого постичь. Во всяком случае он по-царски вознаградил тебя за толику воды, которую ты ему поднесла! Лично я не догадывался о том, что повстречаю здесь именно тебя и что тебе я должен буду передать выигранные на бегах деньги, о Мирина! В этом я усматриваю знак того, что я не по собственной воле покинул Александрию. А теперь оставайся с миром и распоряжайся этим состоянием по своему усмотрению, а я вынужден тебя покинуть, потому что дожидаюсь одного важного известия.

Мирина вцепилась в мою руку и заставила меня сесть.

– Не может быть и речи о том, чтобы ты ушел, не дав мне более точного объяснения! – решительно сказала она – Человек, о котором ты рассказывал, не может быть обычным человеком, потому что никто не изъясняется и не поступает так, как он.

Не желая доверять тайну царствия юной незнакомке, ремесло которой вдобавок было весьма сомнительным, я резко возразил:

– Ты получила от него свое и даже больше, чем того заслуживаешь! Оставь меня в покое!

Она ткнула кошель мне в руки и с яростью крикнула:

– Прибереги эти деньги для себя, и пусть они до конца дней будут на твоей совести! Тебе не отделаться от меня деньгами, которые не могут принести никакого облегчения моему горю! Лучше уж я повешусь! Немедленно расскажи мне все, что ты знаешь об этом человеке, и отведи меня к нему!

Видя, что мне просто так не избавиться от нее, я с горечью воскликнул:

– Я не в состоянии постичь своим человеческим разумом его дела! Неужели в этой стране нет богобоязненных вдов и сирот, которые ищут пути к его царству? Почему в наказание мне он послал грешную от самого своего рождения египтянку?

– Я вовсе не подлого происхождения египтянка! – обиженно возразила она, – Я родилась на острове, мои родители – греки с превосходной репутацией, и я не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о том, что я грешница с самого дня своего рождения! В моем ремесле, которое служит публике и пробуждает ее мечты, нет ничего постыдного! Конечно, я не стану утверждать, что принадлежала только одному мужчине, однако данный грех можно совершить только вдвоем, и я не берусь утверждать, что этот грех ложится на меня, а не на мужчину, побуждающего меня своими деньгами согрешить с ним. Однако с прошлым покончено, прежняя Мирина умерла. Я надеюсь обрести новую жизнь, которую нельзя купить за деньги, и ты должен помочь мне в этом так, как если бы был мне братом!