Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть Страница 8

Обозрев дары, ханский наместник спросил:

– Чего просит русский князь?

– Просит разрешения предстать пред очи великого Кутлу-Буга нынешней осенью, – с поклоном ответил посольский боярин.

Было видно, что ханский наместник не ожидал подобной просьбы. Он надолго задумался и, видимо, осознав услышанное, сказал:

– Повелеваю князю Ярославу прибыть в Булгар до первого снега.

Кутлу-Буг благосклонно кивнул. Прием окончен. Пятясь, посольский боярин и сопровождавший его сотник Семен вышли из зала.

– Фу, – смахнул Роман Федорович капли пота со лба. – Видно, наместник еще не избалован посулами. Вдругоряд и на порог не допустят с этакой бедностью.

– Как бедностью? – изумился Семен. – Дружинники еле принесли посулы…

Посольский боярин рассмеялся:

– Поверь, повидал я в посольствах немало, и если чего хочешь добиться, то посулы везут возами, а не несут в руках.

Из дворца посольство вышло в сопровождении охраны, состоящей из татарских воинов. Проводив до ворот дворца, пустили вольно.

Ворота оказались запертыми. Постучав рукоятью плети в калитку, Роман прислушался.

– Кого там леший принес? – раздалось бурчание, и в приоткрывшуюся дверь просунулась голова воротника.

– Акимка! Акимушка, родной! Жив! Не узнал меня?

Воротный сторож неожиданно обмяк телом и вывалился за калитку. Но Роман Федорович не дал ему упасть и подхватил на руки.

– Что с тобой, Акимушка?

Тот растер кулаком набежавшие слезы и, всхлипнув, произнес:

– Оголодал маненько. Ноги-то и не держат. Не чаял тебя, князь Роман Федорович, увидеть.

– Это я, я, Акимушка. Жив-здоров. А кто еще из наших уцелел?

– Да, почитай, все: и Мирон, и Кирюха, и Марья… Проходи, князь.

Двор был все так же чисто выметен, деревянное крыльцо, ведущее в каменный с башенками дом, было выскоблено и отсвечивало желтизной кедра. Одно смущало Романа – тишина. Было непривычно тихо.

– А где Мирон, остальные-то где?

– Сейчас появятся. Да вот и он.

На крыльцо вышел Мирон, друг, товарищ молодецких потех и ближайший советник в годы проживания Романа в булгарской столице. Но Роман Федорович с трудом узнал в изможденном человеке своего побратима.

Обнялись.

– Что содеялось? – невольно вырвалось у Романа.

– Голодаем. Татары, как пришли в Биляр, никого не тронули из наших, но выгребли все: и припасы, и рухлядишку, и коней увели. Я предлагал мужикам и бабам уйти в Русь, но все остались, уверены были, что ты возвернешься.

– Родные вы мои, – расчувствовался Роман Федорович. – Берегли дом. Я же сказал, если татары подойдут к столице, чтобы уходили за Волгу. Теперь ваши страдания окончены. Все будет хорошо. Ты мне скажи, в Булгаре еще торг сохранился?

– Есть торг, и товары есть, токмо серебро надобно.

Два дня прожил Роман Федорович в своем доме и только на третий был допущен к Гази Бараджу. Ближе к ночи пришел человек от эмира и проводил посольского боярина во дворец брата царя Алтынбека. Эмир встретил Романа Федоровича в горенке, в которой стояли лишь стол и лавки. На столе светец с толстой свечой.

Посольский боярин отметил, что Гази Барадж располнел, лицо красно, оплыло, некогда пушистая окладистая борода коротко острижена, усы на татарский манер сосульками свисают по сторонам. Движения замедлились, как и слова, которыми он встретил ночного гостя.

– Здрав будь, князь Роман Федорович. Садись к столу. Прости, что ждать пришлось. Ездил в Сарай, что Бату-хан воздвиг между Волгой и Ахтубой. Большой город, очень большой. Садись, садись, – показал он место рукой. – И давай уж без этих посольских заморочек. Мы с тобой давние знакомцы, так что выкладывай, с чем пожаловал.

– Приехал я к тебе с письмом от князя Ярослава. Вот оно, – положил боярин на стол свиток с княжеской печатью. – Прочти, не ведаю, что в нем, – схитрил Роман Федорович.

Сломав печать, эмир углубился в чтение.

– Хитер князь Ярослав. Хитер, – усмехнулся в бороду Гази Барадж. – Твою голову вместо своей подставил… и все напрасно. Не надобны мне его посулы. Много мне добра сделал князь Юрий Всеволодович. Я его должник. И пусть он ушел к своим предкам, долг я свой перед ним помню. Ты не смотри, что я под татарами, им служу. И ты служить будешь, коли жить захочешь. Татары – страшная сила. Видел их кочевья и станы, дымы от костров от края земли и до края, и нет им счета. Бату-хан сказал, что в зиму поход на Русь будет. Как пойдет, не ведаю, но поберечься следует. На север татары вряд ли пойдут, брать в землях нечего, а вот на Южную Русь навалятся.

Эмир с пренебрежением швырнул послание князя на стол.

– Татары пойдут не только на Русь. Бату-хан сказал, что пойдет до моря. А раз сказал, то сделает. Я тебе, князь Роман, вот что скажу: с ханом надо идти. Сильный ветер огромную и гордую ель с корнем выворачивает, а березка под ветром лишь гнется. Передай князю Ярославу мои слова – гибче надо быть. Для того чтобы и Булгария, и Русь крепко на ноги встали, нужно время. – Помолчав, он с раздражением добавил: – Быть гибким – не значит быть униженным. Ярослав же такое слезливое письмо написал, что у меня сомнение возникло – от князя ли оно. Гордым и непреклонным татары головы рубят, а слезливых попирают ногами. – Встав из-за стола, Гази Барадж продолжил: – Что услышал здесь, передай князю. Писать не буду, недосуг. Захочет приехать – пусть приезжает. Не неволю! Что до тебя, князь Роман, то земли под Ошелом за тобой оставлены, дом здесь, в Булгаре, у тебя есть – волен остаться. Воин ты знатный – найдется дело и для тебя. Уйдешь к князю Ярославу, не неволю, так тому и быть, тебе виднее.

Этот короткий разговор многое прояснил, но обязывал тоже ко многому.

«Возвратиться во Владимир надобно. Но где я больше пользы Руси принесу: у князя Ярослава или здесь? Жить в Булгаре… А как же Мария, сыновья? Брать их сюда нельзя, но и оставлять в Новугороде опасно. Сказаться князю Александру? Да надолго ли он? Бояре, что луна на небе – не постоянны, а призовут нового князя – беда! На жене и детях отольется мое служение Руси. Думать! Надобно крепко думать, как поступить!»

АЛЕКСАНДР ЯРОСЛАВИЧ – КНЯЗЬ НОВГОРОДСКИЙ

1

Весна поздно пришла в Новгород Великий. Волхов от притока талой воды набычился, вспучил лед и понес глыбы в Ладогу. Вместе с льдинами уходили тревоги прошедшей зимы: о татарах доносились лишь отголоски. Поговаривали, что Бату-хан насытился кровью, награбленным добром и сел в низовьях Волги.

Только через год от обещанного Александр пришел во Владимир, и то если бы не нужда: надумал жениться. За благословением отца отправился в стольный город.

Ярослав пытался отговорить сына. Ведь посвататься он решил к дочери полоцкого князя Брячеслава Васильковича, изгнанного из Полоцка и нашедшего приют в Торопце. Во время похода на Литву русские полки останавливались на отдых в Торопце. Здесь-то Александр и познакомился со взрослой не по годам, четырнадцатилетней красавицей Александрой. Голубые глаза княжны запали в душу шестнадцатилетнего князя. И вот в свои девятнадцать Александр решил заслать сватов. Доводы отца, что с женой он получит войну с Литвой, на него не подействовали. Благословив с условием, что сын не будет втягивать отца в свои отношения с тевтонами и Литвой, великий князь занялся подготовкой похода на Каменец, а Александр вернулся в Новгород. В тот же день в Торопец отправился боярин Федор Данилович, бывший воспитателем и наставником юного князя, с подарками и представительной свитой.

Князь Брячеслав Василькович сватовство принял благосклонно, и сговор состоялся.

Через месяц прошло венчание в храме Святого Георгия в Торопце. Венчал молодых смоленский епископ Меркурий. На свадебную кашу-пир князь Александр пригласил всех оставшихся в живых после нашествия татар князей Северной Руси. Прибыли князья и бояре полоцкие, смоленские, псковские, новгородские и суздальские. С богатыми подарками приехали поздравить племянника дядья: Святослав суздальский и Иван стародубский. На свадебный пир поспешила из Новгорода матушка Ростислава с братьями и сестрами. Только князя Ярослава Всеволодовича на пиру не было. Он воевал Каменец.

Свадебный пир удался. Все любовались красавицей-невестой и славили жениха. Александр – высок, строен, плечист, русые волосы кудрями падают на плечи, мягкая, еще юношеская бородка и усы. Голосом Бог одарил щедро – зычен, будто сполошный колокол. Александра также стройна, горделива, высокий лоб, нос тонкий прямой, губы в меру полны и улыбчивы, голубоглаза, гордость девичья – коса русая – до пят, голос мягкий, певучий.