Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Окончание Страница 9

Абигейл откинулась на корму лодки, подставив солнцу свое лицо и рассматривая противоположный берег, берег штата Нью-Джерси.

— Для человека, ставящего столь низко свою должность, ты слишком верен ей. Ты не пропустил ни часа дебатов.

— Я не должен пропускать. Я знаю свой долг. Но должность не для моего характера. Она лишена активности. Время от времени мне хочется слезть с мешка, набитого шерстью, спуститься вниз и высказать свое мнение по обсуждаемым вопросам… Но этого нельзя допустить. Ну, я хотел, чтобы должность…

— Я бы не сказала, что ты совсем отстранен. Я слышала, что некоторые из твоих голосований, выводившие дело из тупика, вызывали, скажем прямо, фурор.

Его глаза приобрели серо-зеленый цвет, наподобие цвета воды Гудзона под полуденным солнцем.

— Такие дни восстанавливают мои духовные силы. Не говоря уже о злопыхательстве в мой адрес.

Предполагалось, что сенат будет федеральным по составу, на самом же деле он сформировался из людей, полных решимости служить своим локальным, региональным интересам. Все соглашались, что центральному правительству нужны деньги, чтобы действовать; сенаторы были едины и в том, чтобы заставить платить не свои штаты, а другие. Когда Джон выступил против пошлин на патоку, являвшуюся главным предметом ввоза в Массачусетс, и тарифы были снижены, его обвинили в том, что он всего лишь вице-президент Новой Англии, а не Соединенных Штатов. Когда же он отдал свой голос в пользу тарифа на рафинированный сахар, производившийся Пенсильванией, он стал нравиться пенсильванцам; когда помог отклонить предложенный налог на соль, ущемлявший мелких фермеров, то пограничные штаты признали его суждение честным и беспристрастным. Затем он ввязался в дебаты о праве президента снимать руководителей департаментов без одобрения сената. Джону никогда ранее не доводилось выслушать столь несдержанные обвинения, вопли и демагогию при обсуждении того, что сенаторы считали ущемлением их прав в пользу исполнительной ветви власти. С помощью отдельных убедительных и разумных правовых доводов Джон развенчал одного за другим своих оппонентов. В итоге голоса разделились поровну, и он смог бросить на весы свой решающий голос. Институт президентства был еще более упрочен.

Борьба имела странные последствия. Появились слухи, что Джон Адамс сражается за дополнительные полномочия президента в надежде, что когда-то займет этот пост, и заранее готовит такую правительственную структуру, которая позволит ему контролировать все ее звенья. Короче говоря, стать монархом Америки!

Широко раскрытые глаза Абигейл выдавали ее удивление:

— Джон, есть ли истина в таких утверждениях?

— Что я хочу стать монархом?

— В том, что однажды ты будешь президентом.

— У тебя не возникала такая мысль?

— Только в моменты безделья, роясь, не желая того, в тайниках своего ума. Такой пост своего рода ловушка, не так ли? Миссис Вашингтон сказала мне вчера, что ее передвижения так строго регулируются, что она чувствует себя заточенной в тюрьме.

Джон наклонился над балюстрадой верхней террасы, его слова уносились тихим ветерком:

— Возможно ли, что я стану президентом? Кто может сказать? Президент Вашингтон будет переизбираться столько раз, сколько захочет. А как я? После четырех лет сидения в медвежьей яме сената захочу ли я председательствовать на дискуссиях еще четыре года? Я не вынес бы такой приговор моему самому худшему врагу.

— Нет, только самому себе. Если тебя выберут, ты будешь служить. С этой дороги можно сойти лишь в конце пути.

Джон вздохнул. Он весь дрожал от охвативших его эмоций.

— Хочу ли я стать президентом Соединенных Штатов? Конечно, хочу! Нужно быть последним дураком, чтобы не желать занять высочайший пост в государстве.

Он вернулся к своему стулу, оперся на его спинку.

— Многие из наших родственников и давних друзей сердятся на меня за то, что я не смог устроить их на работу в правительстве. Они не верят, что президент Вашингтон назначил полковника Смита начальником полиции потому, что тот был его доверенным адъютантом во время войны; они обвиняют меня в том, что я использовал свое влияние…

Его голос заглох. Абигейл знала, что он сказал правду. Мэрси Уоррен больше с ней не переписывалась, озлобившись из-за того, что Джон не помог ее мужу Джеймсу достичь высокого положения, на которое, по ее мнению, он имел право благодаря своей длительной службе. Ричард Кранч отчаянно нуждался в работе. К ним обращался брат доктора Коттона Тафтса, которого они плохо знали. Обращались давние друзья Роберт Трит Пейн, желавший получить должность федерального судьи, Джеймс Ловелл, мечтавший о должности сборщика платежей в порту Бостона, Эбенезер Сторер, генерал Линкольн, подавивший бунт Шейса, капитан «Эктива» Лайд, пожелавший стать морским офицером; к Джону и даже к ней приходили дюжины писем с просьбами от людей, служивших долго и хорошо и нуждавшихся в работе.

Джону нечего было раздавать. Единственная находившаяся в его ведении должность секретаря сената была предоставлена человеку, который, как знали сенаторы от Массачусетса, был нужен Джону, — Сэмюелу Отису, брату Джеймса Отиса и Мэрси Уоррен. Он обладал нужным опытом, и Адамсы надеялись, что это назначение смягчит Мэрси. Однако этого не произошло.

Континентальный конгресс заседал почти непрерывно, но новый сенат и палата представителей должны были прервать свои заседания в конце сентября, чтобы их члены могли уехать к себе домой, позаботиться о своих семьях, своих занятиях, бизнесе и фермах. Перерыв в работе сената давал Джону Адамсу два преимущества: некоторые из задержанных бессмысленными дебатами назначений и законопроектов будут осуществлены. А перерыв вернет свободу вице-президенту.

На месячные каникулы приехал Джонни. Он уселся за французский секретер матери, перевезенный из дома священника в Уэймауте в коттедж Адамса, затем в дом Борланда и теперь в Ричмонд-Хилл, и занялся приведением в порядок семейных счетов. Он просил Чарли присоединиться к этой работе и взять ее на себя, когда ему, Джонни, придется вернуться в Ньюберипорт.

— Я не люблю мелочей, — жаловался Чарли. — Но попытаюсь. Однако не уповайте на меня, я могу и не справиться.

Эти слова позабавили Абигейл.

— За пятнадцать лет государственной службы отца мы никогда не видели, чтобы счета сходились. Почему вдруг они должны сойтись у тебя?

Как-то раз Джонни сопроводил отца в палату представителей послушать дебаты. В сенат доступ посторонним был закрыт. Уже в сумерках он вернулся вместе с Джоном и Чарли. Он не скрывал удивления шумом, разногласиями, личной враждой, сведением счетов между группировками в палате. За обедом Джонни воскликнул:

— Если требуется вынести суждение на основе наблюдения за одним днем заседания палаты представителей, то придется признать, что правительство никогда не начнет работать, еще одна вспышка, учиненная каким-либо членом, и законодательное собрание разлетится в клочья!

— Думаю, и сенат, — ответил Джон, — не считай, что нет людей, которые не хотели бы разнести его в клочья.

— В таком случае, что же удерживает в целости этот механизм? — поинтересовался Джонни.

— Многое: уважение к президенту Вашингтону, то, что талантливые люди хотят служить, что как в сенате, так и в палате представителей есть разумные члены, которые держат под контролем менее разумных и вынуждают их улаживать разногласия, что одиннадцать штатов одобрили конституцию, а Северная Каролина близка к ее одобрению.

— Я думаю, Джон, — сказала Абигейл, — а не потому ли, что нам некуда податься? Если мы позволим недовольным сломить нас, то во что мы превратимся? В монархию? Будем ввергнуты в хаос? Станем группой городов-государств, как в Италии? Ганзейской лигой,[5] подобно германским государствам? Мы должны сделать так, чтобы республика стала жизнеспособной, ибо нам не подходит иная форма правления.

— Внимайте! Внимайте! — призвал Чарли.

Джон добавил:

— Мать права: нам никуда не деться. Мы должны каждый час и день сохранять целостность и дееспособность правительства — в этом гарантия выживания. Именно поэтому президент Вашингтон в следующем месяце поедет в Новую Англию: там существует недовольство положением в судоходстве и промышленности. Президент хочет показать себя, возродить прежнюю дружбу, завязать новую, заверить Новую Англию, что мы единая нация и должны ею оставаться. Убежден, что никто другой не сможет выполнить такую задачу.

Абигейл улыбнулась:

— И президент просил тебя сопровождать его.

Джон уезжал всего на несколько недель. Во время правительственных каникул Нью-Йорк казался затихшим. Абигейл отправилась в город, чтобы привезти к себе молодую Кустис — одну из внучек Марты Вашингтон от первого брака. В этот полдень миссис Вашингтон приехала к Абигейл на чай. Через несколько дней она пригласила семью Адамс на обед и на последний концерт сезона. Ее уважение к Абигейл было не только ярким выражением доверия к Адамсам, но и демонстрацией связи между ветвями власти.