Михаил Голденков - Северный пламень Страница 9

В 1689 году Паткуля избрали вместе со старшим ландратом и асессором Дерптского суда, бароном Будбергом, в депутацию от дворянства Лифляндии к шведскому королю с целью просить Карла XI о восстановлении нарушенных прав и привилегий лифляндского дворянства. 18-го ноября 1691 года Паткуля принял-таки шведский король, и энергичный полунемец-полулетгалл со всем своим адвокатским красноречием доказывал Карлу XI необходимость отмены редукций, ссылаясь на привилегии дворянства и бедственное положение страны.

Затем вновь неприятная судебная история: в следующем году по поручению трех капитанов своего полка Паткуль написал жалобу на обер-лейтенанта Гельмерсена. Губернатор Лифляндии Гастфер усмотрел в подаче жалобы государственное преступление и приказал отдать подателей под военный суд. Паткуль, видя, что судьи одновременно выступали и обвинителями, решил бежать, что и с блеском исполнил, уехав в Курляндию… Оттуда он вновь написал Карлу XI письмо, в котором старался оправдать свой побег, жаловался на Гастфера и просил охранной грамоты для приезда в Лифляндию. Между тем несогласия между лифляндскими чинами и шведским двором дошли до того, что было велено первых предать суду за неповиновение. Паткуля вызвали в Стокгольм. Но в столицу он не поехал. Вновь бежал, но уже вон из страны «трех корон», в Германию.

Паткуль за побег был приговорен к лишению правой руки, чести, имений и жизни, и во всех шведских владениях было объявлено о бегстве его и назначена премия за его голову. Уезжая, Паткуль оставил два письма: одно оправдательное, другое — на имя Карла XI с просьбой о помиловании. Однако бумаги, которые, по его мнению, могли служить к его оправданию, он все же прихватил с собой…

В 1698 году по предложению генерала Флемминга Паткуль поступил с чином полковника на службу к саксонскому курфюрсту Фридриху Августу, новоиспеченному королю Речи Посполитой. Ему Паткуль постоянно внушал мысль о необходимости войны со Швецией, доказывая, что тотчас после объявления войны вся Лифляндия восстанет против шведов.

— Лифляндия? — хитро щурил глаза Август. — Мне плевать на нее! А вот Рига, немецкий город, меня интересует!

— Рига за вас! — убеждал Паткуль. — Там почти одни немцы живут, а вы ведь тоже немец. Они вас за своего человека считают!

— А раз так, — продолжал предательски морщить нос Фридрих, — то давайте секретным циркуляром пропишем в договоре, что Рига переходит даже не к Речи Посполитой, а лично ко мне. Я и мои потомки будем владеть этим портовым городом.

— Хм, — почесал мужественный подбородок Паткуль, явно задумавшись, — в принципе, Риге все равно, но боюсь, что большинство этот факт отпугнет. Думаю, что уладить сей момент можно, но посвятить в него лишь одного губернатора. Ну и еще парочку верных ему людей с выгодой для них.

— Вот и организуйте это, герр Паткуль, — милостиво кивнул Фридрих, — тогда и за мной дело не станет, чтобы вознаградить вас по-королевски…

Но теперь, при обсуждении перехода под знамя Речи Посполитой, этот звездный план Фридриха обращался в пыль. Паткуль явно нервничал, не подавая, впрочем, вида. Из сорока человек восемнадцать сразу же готовы были подписать договор о переходе Риги под власть Фридриха, но сейчас, кажется, сторонников Паткуля резко поубавилось.

— Господа, — зазвучал в притихшем зале уверенный, но уже слегка подрагивающий голос Паткуля, — вспомните, что Лифляндия была вассалом Речи Посполитой всегда, при достойных вольностях и правах. В 1623 году моя страна перешла под лоно Швеции, но только лишь из-за глупой и проигрышной войны тогдашней Польши, когда король Жигимонт вздумал претендовать на шведский трон, вспомнив о своей крови по линии Ваза.

— Ну так и что из этого? — в светло-песочном камзоле поднялся со своего места Эрик Дальберг. Губернатору перевалило за семьдесят, но стариком этого высокого, так же крепкого, как и Паткуль, человека с аналогично чисто бритым лицом, тоненькими усиками и взбитым париком назвать было трудно. В отличие от Паткуля карьера Дальберга, некогда простого шведского крестьянского мальчика, рано осиротевшего, но достигшего славы лучшего в Европе инженера по фортификации укреплений, развивалась без скандалов.

— За восемьдесят лет здесь уже все забыли о тех временах! — произнес Дальберг, оглядев всех присутствующих строгим взглядом. — А под шведской короной живется Риге не хуже! Какую обиду нанесла нам Швеция, чтобы вот так предательски переметнуться к полякам и литвинам?

— Так! — вновь зашумели рижские дворяне. И не только летгаллы и шведы, коих здесь было всего несколько человек, но и все остальные немцы не видели причин измены шведскому королю.

— Мы не очень страдаем от редукции и налогов! — кричали люди вокруг Паткуля. — Мы понимаем, что все это для безопасности страны делается! Для содержания сильной армии! Мы еще и рыцарскую честь имеем, герр Паткуль!

— Ваш Фридрих проходимец! Он обманом стал королем! Лютеранству изменил! Не хотим его! — кричали рижские дворяне…

Дебаты закончились полным провалом Паткуля: большая часть лифляндского дворянства и жителей Риги подписали заявление, в котором говорилось, что они считают Паткуля изменником, что они в короле польском видят врага, что они вместе со своими детьми и детьми детей своих навсегда останутся верны шведскому королю…

«Дело дрянь. Что я скажу Фридриху? — в ужасе думал Паткуль. — Ладно, пока ничего не скажу. Пока все нормально». И лифляндский аферист поехал уже в Копенгаген с целью убедить теперь молодого датского короля вступить в союз с Польшей и Литвой (кои сами об этом ничего не ведали) против Карла XII. Осенью того же года он вместе с литвинским генерал-майором Карловичем едет уже в Москву к молодому царю Петру, чтобы 11-го ноября 1699 года заключить в Преображенском от имени Августа союз Московии с Речью Посполитой.

Иоганн Паткуль

И все это время Фридрих Август слал лист за листом Несвижскому князю. Ему, новоиспеченному великому князю Литвы и королю Польши, поддержка самого главного магната Речи Посполитой и великого литовского канцлера нужна была как воздух. Да, Фридриху много рассказывали, что Кароль Станислав — это далеко не Богуслав или Януш, и даже не Михал Казимир, но все-таки!.. И вот просьбы Фридриха об аудиенции возымели-таки успех. Кароль приехал в гости к королю в конце ноября 1699 года и теперь сидел за столом, заставленным блюдами с колбасами и бокалами с вином, сидел в своем белом парике и любимом темно-синем камзоле. Напротив него восседал Фридрих, весь в красном, с голубой лентой через могучую грудь, и также в белоснежном кучерявом парике, с милой улыбкой на мясистом розовом лице. Опухшие веки Фридриха говорили о бурно проведенном накануне вечере.

«Тупая саксонская свинья. Зря я приехал. Зачем? Только чтобы увидеть эту довольную рожу негодяя?» — думал Кароль Станислав, бросая на Фридриха хмурые взгляды.

Но по ходу беседы мнение Радзивилла о «тупой свинье» постепенно менялось. Фридрих много говорил о Литве, к удивлению Кароля, знал почти о всех ее бедах, что навалились за последние годы, годы кровавых войн то с казаками, то с московитами… Он убеждал Несвижского князя, что будет заботиться о своей новой стране, и особенно — о горемычной Литве, как любящий сын о больной матери.

— Ведь я дружен с московским царем Петром, — говорил Фридрих, — в эти дни с ним подписывается договор о мире и дружбе. Петр очень смышленый человек! Хочет, чтобы Московия стала ближе к Европе, вводит европейские порядки в этот дикий край. Сам он знает немецкий язык, привечает немцев в Москве, хочет строить корабли и торговать с нами… Милый парень! С ним Литва сможет вздохнуть свободно и не ждать новых неприятностей с востока.

— Неприятностей! — усмехнулся Кароль. — Последняя война, пан Фридрих, была сущим всемирным потопом!

— Знаю, мой друг, знаю! — грустно кивнул Фридрих головой, которая за счет парика смотрелась огромной львиной гривой. — Половину населения смыло! Это ужасно! Я даже не сразу поверил в эти цифры.

— А все из-за дурацкой политики польского короля Яна Казимира на тот момент! Януш и Богуслав Радзивиллы, если вы знаете, даже разорвали Люблинскую унию, заключив унию со Швецией. Мой отец также порывался выбить независимость для Литвы. Они с Богуславом, Самуэлем Кмитичем и Яном Собесским хотели в принципе сохранить Речь Посполитую, сохранить союз и беспошлинное пересечение границы, но избрать своего великого князя либо передать всю законодательную власть сейму и не зависеть от политики польского короля вообще. Но эти планы так никто и не успел осуществить! Ян Собесский один оказался слишком слабым, хотя его и считали все силачом. Мой отец часто говорил, что Янка слаб характером.