Николай Щербаков - Северная ведьма. Книга первая. Потомок Страница 9

– Как это, теперь? – успел спросить Виктор.

– Витя, ну не заставляй же ты меня признаваться, – уже захватив его губы, жарко шептала Варя, – что у меня голова от тебя кругом идёт. Мальчишка. Я вот понимаю, что нельзя мужику так откровенно признаваться, а ничего не могу с собой поделать.

Больше они уже в эту ночь не о чём не говорили. Да, Виктор, ты в эту ночь стал мужчиной. Ты взял-таки инициативу в свои руки. Ты утомил эту женщину. Через час, или два, она уже спала у тебя на плече, и ресницы у неё вздрагивали, как и первый раз. Только ты этого уже не видел. Ты тоже спал. И сны не приходили к тебе, потому, что руки твои не выпускали из объятий, ставшее близким и желанным, тело женщины.

Проснулся он оттого, что Варя целовала его. Она уже была одета и, присев у кровати на корточки, целовала его. В глазах неподдельная нежность.

– Вставай, Витенька. Быстренько позавтракаем и поедем.

На стуле, рядом с кроватью висела вся одежда сухая и тёплая. Варя её всю ночь на батарее держала. И когда Виктор умылся, оделся и зашёл на кухню, на столе уже стояли чашки с дымящимся чаем и бутерброды. И ещё стояла стеклянная вазочка на не высокой ножке, в которой искрилась горка красной икры. Варя перехватила его взгляд и, с гордой усмешкой вздохнув, заявила:

– Да. Мы, торговые работники, без икорки не можем. Могла бы ещё сёмужкой угостить, но возиться, нарезать времени нет. Обойдёмся икоркой, Витя?

Витя потёр руки и великодушно согласился обойтись икоркой. Чай горячий, ароматный. Виктор такого не пил раньше. Травки, пояснила Варвара. Привораживаю, чтобы крепче любил, посмеивалась. Несколько минут молча жевали, прихлёбывая чай, сооружали друг другу бутерброды, передавали через стол. Молчали и улыбались. Спроси сейчас у Виктора, чего, мол, улыбаешься – не ответил бы. Ему просто хорошо было. И Варя, сидящая напротив, улыбалась ему. Подперев щеку, так что прищурился один глаз, смотрела на него, и улыбалась.

Виктор тоже жмурился от удовольствия и в какой-то момент приоткрыл глаза и увидел вдруг сидящую напротив женщину, с белой прядью седины через всю голову, от центра лба в обе стороны, как усыпанная алмазной пылью корона или диадема. Еще, показалось ему, что по плечам женщины струились складки тяжелой бордовой ткани, над левой высокой грудью схваченные большой брошью в виде летящего человека с обнимающими его крыльями. Брошь явно золотая. Но не на брошь смотрел Виктор. Он видел только глаза Женщины. Взгляд из глубины, необыкновенно добрый, первозданно добрый, на мгновение окутавший Виктора мягким теплом, заставивший его ничего, кроме неё, этой неожиданно, непонятно откуда взявшейся женщины, видеть и слышать. И услышал он в звенящей тишине, нет, почувствовал её голос, сказавшей: «мальчик мой, я нашла тебя». Виктор тряхнул головой, поставил неверной рукой чашку и …, на него так же, улыбаясь, смотрела Варя.

– Тебе долить? – она взялась за стоящий на столе заварной чайник.

– Да нет, не надо, – отодвинул дрогнувшей рукой чашку.

Показалось, недоспал, решил Виктор. А образ женщины растаял не только в глазах, но и в памяти. Как будто его и не было.

Быстро собирались, одевались, толкались в прихожей. Застёгивали друг другу пуговицы, поправляли воротники, шапки. И не поцеловались. Постояли недолго, держась за руки, и глядя в друг другу в глаза. И не понятно было прощались они, или расставались, зная, что встретятся. Спустились по тёмному лестничному пролёту, держась за руки. За хрипло скрипнувшей дверью подъезда им в лицо и за воротник ветер сыпанул пригоршней морозных игл и, скользя по наметённому за ночь снегу, они побежали к стоящей посреди улицы машине. В тесную кабину грузовичка с крытым кузовом сначала, с помощью Виктора забралась Варя, потом втиснулся Виктор, захлопнув дверцу. Варя поздоровалась с водителем и сказала, что надо заехать в рыбный порт, к главной проходной. Водитель молча кивнул, и они поехали по заснеженным улицам. Всю дорогу ехали молча. Только Варя с водителем о чём-то вполголоса поговорили, но Виктор за шумом двигателя ничего не услышал, да он и не прислушивался. Виктор понял, что это служебная Варина машина. Уже когда подъезжали к порту, Варя сжала ему руку и тихо, на ухо:

– Я с тобой не прощаюсь, понял? Ты запомнил, где я живу?

– Нет, – смутился, – я ведь города не знаю

– Ладно, сама найду. Какой говоришь пароход? «Муром»? Найду.

Подъехали к порту. Виктор выскочил из кабины, оглянулся, махнул рукой и пошёл к проходной. Вчера, когда выходил из этой проходной, он и представить себе не мог, что так всё обернётся, мелькнуло в голове. За спиной заурчал мотором, заскрипел по снегу колёсами уходящий грузовик.

Нет, это только показалось, что он забыл промелькнувший в сознании образ и голос этой женщины с седой прядью, и золотой брошью. Голос её будет возникать в его сознании сопровождаемый звенящей тишиной не раз по жизни. Как правило – в тяжелых, казалось бы, неразрешимых ситуациях. Он не будет давать советов, подсказывать правильных решений. Он будет еле уловимым, как шорох упавшего листа, как дуновение ветерка в открытое окно: «я здесь, будь спокоен». И тогда, где бы он, Виктор, не был, он будет вспоминать и так же на мгновение видеть взгляд этой женщины. И будет приходить спокойствие. А у спокойного человека больше возможности принять правильное решение.

Вот…, такая ночь была…, проплыла желтыми, искрящимися пятнами уличных фонарей, прошелестела поземкой морозной, туманным облаком и растаяла за спиной. Как бы и не было ничего. Ни дня, ни ночи, ни «шартреза», ни удивительной Вари.

Буксиры хрипло покрикивают, туго натянутый швартовый канат на морозе скрипит, под ногами брус причальный гудит, выскальзывает из под сапог. Виктор, засунув руки глубоко в карманы, почти бежит по причалу к «Мурому». Никогда еще его не тянуло так на свой пароход, в свою каюту. Где все знакомо и понятно, где стены, переборки многие месяцы отгораживали от любых невзгод: непогоды и тяжелой вахты, дурного слова и тяжелых мыслей. Стоит войти, поставить любимую пластинку, лечь на диван и….

Глава четвертая. Исход

На крутом обрыве берега бескрайнего моря, на громадном черном, отшлифованном ладонями титанов утесе две неподвижные фигуры. Высокие, статные мужи в белых одеждах стоят лицом к искрящейся глади моря, а за спинами их высится Капище, от ворот которого к месту, где стоят двое, ведёт извилистая, едва различимая среди камней и мхов тропинка из плоских плит и округлых глыб цвета такого же черного с синим отливом.

Низкое солнце в это время года ходит здесь над горизонтом примерно на одной высоте, и только своим положением относительно направления на гору Меру указывает на время суток, утро теперь или вечер. Облака, заполнившие часть неба вокруг плывущего над морем солнца, создали причудливую картину небесного царства с горами, долинами и сказочными городами, увенчанными клубящимися изменчивыми куполами. Низкое, но яркое светило окрасило небо и облака, на первый взгляд, всего тремя красками: оранжевой, бирюзовой и белой. Но стоит присмотреться и видно в движущихся небесных картинах оттенки розового, голубого, желтого – и искры серебра и золота.

Двое не скрывают того, что любуются красотой божественного действа, превращающего окружающий человека видимый мир в сказочные картины. Блики золота играют на поверхности моря и округлых глыбах прибрежных утёсов. Белые одежды мужей резко контрастируют своей чистотой с окружающим буйством красок.

На плечи их наброшены одинаковые длинные, до земли плащи. Только у одного из них, что ростом едва заметно выше другого, на лбу, стягивающий волосы цветной кожаный ремешок со сверкающими в нем золотыми нитями. Нет ветра, и над миром стоит тишина. Изредка, едва слышно, издалека и внизу доносятся крики чаек.

Возраст мужчин определить сложно, фигуры их по-молодому прямы и статны, лица чисты и мужественны. Разве у того, который ростом чуть выше, белые с серебром пряди на висках и за ушами. Он первый нарушает молчание.

– Ты должен…, всё это…, тоже должен запомнить.

– Что, это? Ты привел меня сюда говорить загадки?

– Нет, сегодня мы будем говорить только о важных делах. А запомнить я прошу тебя то, что ты видишь сейчас перед собой.

– Отец, но я вижу это каждый день. Неужели ты думаешь, что грядущие тяжелые времена изменят мир так, что не будет солнца? Как может Страна Солнца существовать без своего главного божества, своего Хранителя Жизни?

Некоторое время они молчат. Продолжил тот, кто говорил последний.

– Отец, имя твоё Родан Великомудрый. Я понимаю, что ты пришёл сюда со мной, оставив свои не терпящие отлагательства дела, не для того, чтобы любоваться красотой моря и солнца. Я горд тем, что стою рядом с тобой. Говори, я буду внимательно слушать тебя.