Александр Альберт - Десять дней. Хроника начала войны

Александр Альберт

Десять дней. Хроника начала войны

ПАМЯТИ ОТЦА, ПЕРЕЖИВШЕГО УЖАСЫ ВОЙНЫ, ДЕДУШКИ И ТРЁХ ДЯДЕЙ, ПОГИБШИХ НА НЕЙ.

ПАМЯТИ МИЛЛИОНОВ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ БРОШЕННЫХ В ПЕКЛО ВОЙНЫ И НЕ ВЕРНУВШИХСЯ К РОДНЫМ ОЧАГАМ.

© А. Альберт, 2017

© ООО «СУПЕР Издательство», 2017

День предыдущий. 21.06.41

В 19 часов 10 минут сержант Залётов получил в оружейке наган дореволюционного образца, три патрона к нему, и, во главе своего отделения в составе девяти человек, вооруженных штык-ножами, выступил на охрану недостроенного дота (долговременной огневой точки), расположенного практически на нейтральной полосе, отделяющей СССР от оккупированной немцами Польши.

10-й отдельный мотомеханизированный инженерный батальон, в составе которого с октября 1939 года служил Михалыч, как называли его между собой подчиненные, был срочно сформирован сразу после освободительного похода в Восточную Польшу и занимался строительством оборонительных сооружений на новой границе. Сержант, по довоенной профессии учитель, удивлялся – оборонительная полоса проходила местами по нейтралке. Мысли на этот счет были разные, в том числе и та, что полоса прекрасно подходит для наступления, для броска на Запад, где в ста километрах лежала занятая немцами Варшава.

Бойцы, а контингент батальона был в основном крестьянский, знакомый с топором и лопатой, постоянно обращались к своему «комоду» – командиру отделения – с разными вопросами, на некоторые он ответить не мог, а догадки строить боялся. Разговоры велись, в основном, вокруг слухов о войне, но немцы, дозоры которых регулярно появлялись на той стороне речки, вели себя смирно, никакой агрессивности не проявляли.

Местное население было сильно прорежено органами после установления советской власти и неохотно, с нескрываемой боязнью, вступало в контакты с красноармейцами. Препятствовал этому и язык – своеобразная смесь польского, украинского и белорусского.

Между тем солнце стояло еще высоко над горизонтом, было жарко, лесная пыль, мягкая и ленивая, садилась на обувь идущих. И, глядя на эту пыль, Михалыч вспомнил свое детство. Боже великий! Какое счастье было бежать по лесной дороге, возвращаясь домой от стада, где ты был подпаском, поднимая босыми ногами ленивую, похожую на воду, пыль, мягкую, бархатную. Тень от заходящего солнца перегоняет тебя, она все дальше и дальше убегает, уродливо изгибаясь в колдобинах, дорожных рытвинах. Ты бежишь домой, где ждут блины с медом на ужин, стакан молока. Потом теплая печка и сон, глубокий, до утра.

Михалыч с трудом отогнал видение, оглядел бойцов – непорядок! Расстегнули пуговицы, некоторые сняли ремни и повесили их на шею, но, размягченный воспоминанием, не стал делать замечание – часть не строевая.

На подходе к объекту, находившемуся в стадии завершения, увидели бойцов второго отделения во главе с сержантом Володиным, которым не терпелось побыстрее сдать смену, поужинать, и, с темнотой, посмотреть на спортплощадке кинофильм «Веселые ребята», о котором, захлебываясь от восторга, говорили видевшие его еще на гражданке.

Поздоровавшись с бойцами, Михалыч с отделенным пошли обходить стройку. Миша Володин, молодой парень из Подмосковья, невысокий, крепко сбитый, весь как бы округлый, перед войной окончил строительный техникум и поэтому здесь являлся негласным прорабом. Гласный прораб – старший лейтенант Куцых, на стройке появлялся редко, переложив ответственность на Володина.

Слушая вполуха Мишу, сыпавшего строительными терминами, часть которых Михалыч не понимал, он внезапно перебил его на полуслове:

– Ты скажи главное – когда стройка закончится? Когда мы военным её передадим?

– Не раньше чем через месяц, думаю. Если рабсилы не подбросят.

И вдруг остановился:

– А знаешь, Михалыч, странно – сегодня на той стороне ни одного патруля не было, будто всё вымерло. Никогда такого не было!

Сердце у Михалыча ёкнуло, сразу стало не по себе: «Господи, пронеси!» – подумал он, но Володину ничего не сказал.

– Дальше не пойдем, верю я тебе.

Они вернулись к гомонящим между собой бойцам, Володин скомандовал привычное: «В шеренгу по два становись! Направо! Шагом марш!» и повел отделение в сторону заставы.

Михалыч построил своих, разделил девятерых человек на три смены по четыре часа и присел на доски, заготовленные для обшивки внутренних помещений дота. Закурил. Тут же задымили и оставшиеся, рассевшись рядом. Молчали, думая о своем.

– Товарищ сержант, а правда что война будет? – это Ваня Липатов, паренек из-под Курска, нарушил тишину, повернувшись к командиру с надеждой услышать истину в последней инстанции.

Михалыч не торопился отвечать. Несмотря на пакт о ненападении, на приграничную тишину, тревога витала в воздухе.

– Да не должно быть войны, мы же с немцами друзья теперь, – усмехнулся он, подумав про себя, что не могут быть друзьями Сталин и Гитлер. Больно много нахапал Адольф в Европе, теперь ему нужно жизненное пространство на Востоке. Но думал сержант не о нападении Гитлера, а о нашем нападении на него. Даже этот дот на нейтралке говорил о подготовке удара стоявшими за спиной силами в виде 10-й армии. Неделю назад он ездил в Белосток за материалами и из окна полуторки видел и танки, стоявшие на опушках, и свежевырытые окопы.

В самом городе сновали военные, он заморился отдавать честь. Нет, война не начнется, пока мы не подготовимся, пока не достроим все. Володин сказал – месяц? Ну, может и не месяц, а недели три в запасе еще есть.

– Война, конечно, может и будет, но не скоро, – уверил он своих подчиненных. И чтобы прекратить этот неприятный разговор, обратился к ребятам:

– Вы же почту сегодня получили – что пишут?

Ребята наперебой начали делиться полученными новостями. Кто-то вспомнил, что не успел перед призывом жениться. И, слава Богу, что не успел – невеста его, о чем сообщил в полученном письме дружок, уже нашла замену. Разговор перекинулся на эту безграничную тему. Михалычу это было неинтересно. Он встал и прошел по траншее в дот.

Солнце висело над дальним лесом, его лучи проникали в бойницу. Присев на лавку, он достал из кармана гимнастерки полученное и наспех сразу же прочитанное письмо с вложенной фотографией двухлетнего сынишки. Он долго смотрел на лобастое белобрысое сероглазое лицо, стараясь определить, – на кого же он больше похож? Решив, что все-таки на мать больше чем на отца, он положил её в нагрудный карман гимнастерки, а само письмо внимательно перечитал ещё раз и затем отправил туда же.

Через второй выход поднялся на поляну перед дотом, снова закурил.

Стояла удивительная тишина. Расплавленный шар солнца опускался на запад, за лес, от деревьев потянулись длинные тени. В низинке, впереди, начал собираться лёгкий туман, в оставшихся, после расчистки секторов обстрела, редких кустах одинокий соловей пропел пробные трели. О войне не думалось. И, глядя на этот туман, остро вспомнил, как сидел над речкой у отцовского дома с будущей женой, как так же тянулись длинные тени от цветущих черёмух, как так же тянуло холодом от бегущей в низине речки.

Захотелось домой к жене и сыну, к куче сестер. Память услужливо извлекла их образы: старшей, рассудительной и серьёзной Нины, бойкой хохотушки, плясуньи и певицы Шуры, светленькой, в веснушках, скромной Ани. Младшая из сестер, восьмилетняя Верочка, больше всех унаследовала смуглую восточную красоту мамы. Она была общей любимицей, может быть ещё и потому, что при взгляде на неё сразу вспоминалась мать, умершая спустя два года после рождения дочери. Оставшись без матери, сёстры были дружны, охотно делились и радостью и горем. Отец, возглавивший сельскую народную школу ещё до революции, был постоянно занят ею. Хозяйство держалось на сёстрах. Жили бедно, но и среди этой бедности находилось место шуткам, веселью и смеху.

Тяжело вздохнув, Михалыч затушил папиросу, спустился в дот и прилег на деревянный, устланный двумя ватниками, топчан. Зажег спичку, посмотрел на карманные часы, подаренные тестем на свадьбу. Было без десяти полночь 21 июня 1941 года.

Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер в половине двенадцатого ночи закончил читать подготовленное для фюрера донесение, подписал его, и, вызвав дежурного адъютанта, отправил его адресату.

Всё шло по плану, по прекрасному, придуманному фюрером, плану. Русские не предпринимали каких-то ощутимых, видимых действий, указывающих на подготовку к отражению нападения. Только на участке перед фронтом 8-го армейского корпуса генерала Гейца противник начал занимать позиции.

Но эта мелочь не могла вызвать той тревоги, которая нарастала по мере приближения к часу «Х». Что ждет – победа, крах? Три предыдущих года показали, что всё задуманное Гитлером невероятным образом осуществлялось. Чехословацкая армия, спрятавшись за хорошо организованными оборонительными сооружениями, была явно сильнее. Но и что? Она сдалась, не сделав ни одного выстрела.