Владимир Масян - Замкнутый круг Страница 10

— Зарекалась ворона дерьма не клевать, — с убийственным спокойствием отвечал Гроза. — Попробуй лучше сала!

— Мабуть, приказать вздернуть и тебя, так, на всякий случай? — сотник напряженно засмеялся, поедая глазами помощника.

— Можешь не дергаться, — икнув, отвечал тот. — На такого видного борца за вильну соборну Украину никто не покушается. — И вдруг рука его, занесенная с ножом над салом, застыла.

Сидор насторожился:

— Ты чего?

— Газетка! — удивленно проговорил Гроза.

— Какая газетка?

— Газетка Левки Макивчука, — Гроза вытащил из-под сала промасленный листок газеты «Зоря».

Если бы знал Боярчук, какую бесценную службу окажет ему смятый листок националистической газетенки, подобранный им в Польше на вокзале, когда, прощаясь с госпитальными друзьями, они закусывали на чемоданах. Присели, достали припасы, а подстелить нечего. Рядом поляки на узлах сидели. Они и протянули офицерам газету. «Для подстилки пойдет!», — глянув на заголовок, решили фронтовики. В ту газету и завернул потом недоеденное сало Борис.

— «„Зоря“. Вильна украиньска газета для украинцив», — прочитал Сидор. — Ну, и что такого?

— У советчика наша газета? Ты помнишь, как их за немецкие листовки к стенке ставили? Думаешь, у них что-то изменилось?

— Мог взять, чтобы завернуть продукты.

— Где взять? В киоске купить?

— И что мыслишь?

— Я не мыслю, — с оттенком некоторого высокомерия проговорил Гроза, — я анализирую. Сопоставь факты: газета — раз, от краснопогонников зачем-то сховался, когда те пожаловали к Пташеку, — два! Тебе это о чем-то говорит?

— Про это я и без тебя знаю, — отмахнулся Сидор, на самом деле немало уязвленный сообразительностью помощника. — Не молокосос это, как ты решил поначалу, а птица иного полета.

— Вот я пощупаю ту птичку, тогда узнаем…

— Нет, — резко оборвал его Сидор. — Твои болваны и так уже изрядно влипли. Я сам займусь этим делом. А ты берись за маслосырозавод. В постое скоро жрать нечего будет.

— Яволь! — Гроза дурашливо козырнул и вышел.

«Он становится особенно развязным, — думал Сидор, — когда в постое нет Прыща. Знает, сволочь, что одного слова СБ достаточно, чтобы перечеркнуть все его заслуги перед нашим движением. Да и кто знает Грозу в центральном проводе? Для высшего руководства УПА существую только я — Сидор. Остальные — мои люди!»

В организацию украинских националистов Сидор вступил еще до войны. И уже тогда слыл бесстрашным боевиком. Вместе с Василем Мизерным принимал участие в 1934 году в ликвидации министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого, после чего под фальшивой фамилией удрал через Данциг в фашистскую Германию. Там прошел специальную подготовку в диверсионно-штабных школах абвера.

В сентябре 1939 года вместе с фашистскими войсками вернулся в Польшу, участвовал в массовых репрессиях и расстрелах патриотов. Его преданность была вознаграждена, и в 1941 году Сидор назначается помощником военного коменданта уездной полиции в Карпатах.

По поручению руководства УПА он усиленно занимался формированием отрядов из украинских полицаев и националистов, бежавших в Карпаты от Красной Армии, непосредственно руководил их переподготовкой.

После освобождения от фашистов Западной Украины Сидор с обученной сотней прорывается на Восток, чтобы по приказу абвера действовать в тылу советских войск. Вместе с такими же сотнями Бурлака, Бродяги, Байды, Бурого через карпатские ущелья уходит он к Черному лесу.

Кровавым следом пролег тот путь. Но рейд их закончился разгромом зимой сорок четвертого — начала сорок пятого года. С остатками своей сотни Сидор бежал под Ровно, где и встретился с боевкарями Грозы.

Долго они действовали без связи с центром. Потом Сидор решился: послал по знакомому только ему адресу в Польшу Степаниду. Он так надеялся на приказ центрального провода — уйти на Запад. Но Степанида привезла иные вести. Сидору без обиняков дали понять, что он нужен «движению» не в Мюнхене, а на «землях».

И тогда Сидор понял, что чем дольше он будет «воевать» на Украине, тем больше долларов получат руководители ОУН на далеком Западе. А он? Что получит он? Петлю, которую все туже сжимали вокруг него чекисты? Прощение, которого никогда и ничем не заслужить ему у народа? Пули, если и дальше продолжать сопротивление?

Как ни рассуждай, а конец его на этой земле ждал один. А ведь с тем золотом, которое он награбил за эти годы, он мог бы еще хорошо пожить, скажем, где-нибудь на берегу теплого залива в Латинской Америке, где его не достанут ни свои, ни чужие.

Вначале он надеялся на Грозу, которому доверил место, где припрятал часть золотой казны, и который мог в критический момент ее вывезти. Но в последние дни его помощник — бесстрашный до безрассудства головорез, хитрый и матерый убийца — начал выходить из-под контроля, как, впрочем, и многие другие. Сидор чувствовал: близится крах их дела, — и поминутно ждал взрыва.

Но и сам он был опытным организатором, знающим цену силе и страху в сотне. Поэтому только весной он уже повесил пятерых строптивых и ослушавшихся его приказа. Сегодняшний старик был шестым.

Однако держать в уезде бандеровцев становилось все труднее. Нужны были какие-то крупные акции, которые бы подняли дух сотни и отвлекли людей от крамольных мыслей. Одной из них должна была стать операция по уничтожению маслосырозавода в Здолбице, потом — ограбление почтового поезда. А между делом Сидор искал себе новых помощников.

В землянку втолкнули избитого до неузнаваемости Петра Ходанича. Парнишка еле держался на ногах. Сидор махнул охранникам, и те вышли.

— Жить хочешь? — спросил сотник.

Ходанич молчал.

— Тебе что, язык отрезали?

Парень отрешенно помотал головой. Сидор обошел вокруг него, подтолкнул к столу:

— За одного битого знаешь, сколько дают?

— Знаю. Меня один раз уже немцы учили.

— Выходит, не доучили, если до сих пор не разобрался, кто есть кто.

Сидор насильно усадил парня за стол, налил стакан самогона.

— Пей!

— Все одно пристрелите. — Парень отпил, захлебнулся, закашлялся. У него из носа пошла кровь.

— Теленок! — Сидор налил себе самогона, крякнув, выпил. — Будешь меня слухаться, останешься цел. Нет — петлю на шею и на сук!

— Немцам не служил и вам не стану.

Сидор промолчал, будто не слышал слов парня. Решил бить наверняка.

— Вчера утром прямо в своем кабинете убит секретарь райкома Черноус, — проговорил он, стоя за спиной Ходанича. — Надеюсь, тебе эта фамилия знакома?

— Убит товарищ Черноус? — с ужасом переспросил Ходанич.

— Есть предположение, что священную месть совершил часовой, сумевший скрыться после убийства. Ты не знаешь, кто стоял в охране? МГБ разыскивает якогось Петра Ходанича.

— Нет, я не верю. — Парень схватился за голову. — Не верю!

— Завтра тебе принесут газету с некрологом. Сам понимаешь, почта у нас трошки запаздывает.

— Убейте, убейте меня! — С парнем началась истерика.

— Ей, Сирко! — сотник позвал своего адъютанта. Тот с недовольной физиономией появился в дверях.

— Вытащи его на улицу, — приказал Сидор, от которого не укрылось настроение адъютанта, — отлей водой и сведи в бункер к Балябе. Скажешь, отвечает за коммуняку головой. Но бить больше не дозволяю.

— Навищо вин нам спонадобився? Лышний рот.

— Ты, Сирко, морду не криви, а то я тебе ее в другую сторону перекошу. Робы, що приказую!

— То, мени що! — Адъютант схватил Ходанича и поволок к выходу. — Будет исполнено!

Сидор выпил еще стакан самогона, лег на топчан и укрылся с головой полушубком. Но густой кислый дух овчины щипал ноздри. Сотник откинул полу и перевернулся на спину. Неизвестный человек, укрывшийся в лесничестве, не шел у него из головы. Можно было бы послать туда Грозу с боевкарями, но что-то подсказывало Сидору: не торопись, человек тот сам будет искать встречи с тобой. Зачем? Сидор начал перебирать мысленно все варианты и не заметил, как заснул.

Спал и не ведал, что в эти самые минуты Гроза и Баляба с пятью бандеровцами шли к лесничеству, решив самим проверить того, кто порешил их сподвижников.

— Подай грибов! — Баляба налегал на жареную поросятину. — Да горилки щэ принеси. Не каждый день у тебя такие гости.

Пташек крутился вокруг стола, подавал закуску, наливал самогон из пузатой четверти. Не пожалел, зарезал для пана Грозы молодого кабанчика, не жалел и спиртного. А им все мало: вот уже второй час пошел, как чавкают без устали.

Дом лесника был «крышей» самого Сидора. Являться сюда боевкарям из сотни было строго-настрого запрещено. Еще бы, наверняка думал про себя каждый бандеровец, пришедший сюда с Грозой, такой кладезь: они в лесу голодают, а здесь стол ломится от колбас, окороков, птицы. Не зря сотник не берет в лесничество даже Сирко: один желает всем пользоваться! Вот и весь секрет этой явки.