Юрий Левин - Схватка Страница 10

Узкая колесная колея, петляя меж деревьев и кустарников, привела сначала к небольшому хутору, у которого остановились, чтоб погрузить куль муки, а затем снова нырнула в лес и уже до самого партизанского лагеря нигде не пересекалась ни с большаками, ни с иными дорогами. Емельян и Михась, полулежа на пахучем сене, дремали, лишь возчик Ермолай изредка стегал коня: «Но-о-о, милай!». И в дреме Емельяна не покидали тревожные мысли. Казалось бы, к чему переживания, если все складывается наилучшим образом: кончаются скитания, неизвестность, неустроенность... И все же партизанское будущее — не его идеал. Кто они, партизаны? Он понятия о них не имеет и убежден, что воевать против немцев и побеждать их могут только сильные и слаженные войска. А партизаны и есть партизаны. Это же не армия. Мечта Емельяна оставалась прежней — добраться до своей дивизии. Но каким образом? Возможно, партизаны посодействуют. Эта идея понравилась ему. А что? Какая-то связь с регулярными войсками у них должна быть.

На этой мысли пришлось поставить пока точку — подал голос Михась:

— Перво-наперво пойдем к командиру. Он и решит, куда тебя.

— Понял. А командир кто? Из военных?

— Петреня Виктор Лукич. Секретарь райкома, но в армии служил, и если не ошибаюсь, где-то на твоем Урале.

— Серьезно? — почему-то обрадовался Емельян.

— Спросишь у него.

В командирском блиндаже на длинном столе горели две снарядные гильзы. Емельян подумал: как в войсках! И это ему понравилось — выходит, живут здесь по армейским законам. Конечно, рано было делать такой вывод, — это он понимал, — но лампа-гильза тоже кое о чем говорит.

У торца стола, склонившись над картой, сидели двое, гражданский и военный. Емельян подошел поближе и чуть замешкался: кому докладывать? Наверно, военному, он же капитан, вон шпала в петлицах. Капитан по взгляду красноармейца понял, в чем дело, и незаметно указал на гражданского: он, мол, командир! Емельян перевел взгляд и поставленным голосом громко доложил:

— Красноармеец Усольцев прибыл в ваше распоряжение!

— Это добре, — улыбнулся командир и протянул Емельяну руку. — Мы вас ждали и рады благополучному прибытию. Ну что ж, я о вас многое знаю, Михаил Григорьевич рассказывал. Из плена, значит, бежали?.. Да вы присядьте.

— Не был я в плену, — садясь на табуретку, отчеканил Емельян.

— Как? А мне сказали...

Пришлось Емельяну рассказать все как было: как немцы скрутили его, как несли в мешке, но оплошали, не донесли до плена...

— Значит, скалкой прикончили фашиста? Вот видите, — обращаясь к капитану, сказал командир, — скалка тоже оружие.

— Откуда родом? — спросил Усольцева капитан.

— Извините, — вмешался командир. — Я забыл представить вам капитана Бердникова. Наш начальник штаба.

Капитан встал и приложил руку к головному убору. Встал и Усольцев. Он тоже откозырял. Командиру это понравилось:

— Военная косточка!

— Уралец я, — начал свой ответ Емельян. — Из Истока. Это рядом со Свердловском.

— Земляк, значит. — Улыбка растеклась по скуластому лицу капитана. — И я там родился; правда, не был на Урале лет двенадцать. Как ушел на службу, потом училище...

— Где же вы, товарищ капитан, родились? — поинтересовался Усольцев.

— В деревне Кедровка. Не слыхали? Это под Кушвой. В давние времена в нашем краю жили старатели — золотишко намывали.

— Тесна, выходит, земля, — произнес командир. — В глухом белорусском лесу сошлись дороги земляков... И меня к себе в компанию принимайте. Я ведь три года жизни отдал Свердловску. Служил там. Знаете, наверно, Гореловский кордон?

— Как не знать? Сосны, кругом сосны.

— Да уж, сосны там отменные — корабельные... Понравился мне Свердловск. Ни с каким другим городом его не спутаешь. Уктус. Сад Вайнера. Плотинка. Площадь Пятого года. Уралмаш. Шарташ. Каменные палатки...

— Как вы хорошо помните Свердловск! — улыбнулся Усольцев.

— Завидная встреча, — подал голос Михась и, решив, что настал удобный момент для сообщения, которое он до сих пор не сделал, потому что не хотел мешать приятному разговору, сказал: — Вы, Виктор Лукич, просили меня по возможности разузнать о тех партизанах, которые в Поречье карателей прикончили...

— Ну-ну, я слушаю вас, Михаил Григорьевич, — сосредоточился командир. — Кто же те смельчаки?

— Он сидит перед вами.

— Вы участвовали в налете на карателей? — командир удивленно посмотрел на Усольцева.

— Он один расправился с немцами, — продолжал Михась. — Один.

— Это как? — снова взглянул на Усольцева командир.

— Так, — спокойно ответил Емельян, будто ничего особенного он и не совершал.

— А это его трофеи, — сказал Михась и положил на стол два немецких автомата и пистолет «парабеллум».

Командир и капитан Бердников, взяв в руки оружие, внимательно осмотрели его и, вынув из лежащей на столе пачки «Беломора» по папиросе, закурили. Землянка враз наполнилась дымком. На какое-то мгновение воцарилась тишина, и только сейчас Усольцев основательно разглядел лицо командира, вытянутое и худое, с глубоко запавшими глазами, похоже, от усталости. Мягкие черные волосы, зачесанные набок, и слегка тронутые сединой виски. Усольцев попытался определить возраст командира: под сорок будет...

— Ну, а сейчас мы вас просим, — нарушил тишину командир, — рассказать нам про то, как вы оказались в Поречье, что там видели и каким образом расправились с зондеркомандой. Вопрос ясен?

— Ясен, — ответил Емельян и поведал о своем пореченском походе.

И командир, и начальник штаба, и Михась с вниманием вслушивались в спокойную речь Емельяна. Старались не перебивать его, лишь иногда командир позволял себе задавать вопросы, уточняя кое-какие детали. Из ответов командир убеждался, что Усольцев говорит истинную правду. Когда рассказ был окончен, командир и капитан Бердников восторженно отозвались о действиях Усольцева, назвав его героем.

— А вообще, рисковый вы товарищ, — сказал командир.

— Не рискнешь — не победишь, — произнес капитан. — Верно, земляк?

— Ваша правда.

— Что ж, рады, что нашему полку прибыло. Куда же мы определим товарища Усольцева? — обратился командир к начальнику штаба.

— Ко мне в помощники, — недолго думая ответил капитан, — в штаб.

— Не-е, только не в штаб. Не по мне это. Я люблю конкретное дело... Чтоб результат сразу виден был. Знаете, моя гражданская профессия — печатник. Бывает, идешь по улице и видишь людей на скамейке с газетой в руках. Моя работа. Приятно... Или вот Гнидюк-полицай с дыркой в черепе... Тоже приятно...

Командиру понравился разговор Усольцева. Он спросил:

— Значит, на линию огня хотите?

— Только туда.

— Ну добре, тогда, как говорят, по рукам, — заключил командир и пожал Усольцеву руку. — Мы подумаем. А сейчас на отдых. Время позднее...

Отряд Петрени, как именовали формирование сами партизаны, был немногочисленным — всего семьдесят человек. Красноармеец Усольцев стал семьдесят первым. Начштаба, с которым он близко сошелся, так и сказал ему, что он открыл восьмой десяток. В отряде не было ни отделений, ни взводов, ни рот, он делился на три группы — разведывательную, диверсионную и истребительную. Может, так надо было, но Усольцеву такая структура не понравилась. Не воспринимал он гражданское слово «группа». Эту свою точку зрения он сразу же высказал капитану Бердникову, который сообщил Усольцеву, что он сначала будет находиться в разведывательной группе.

— А нельзя ли ее взводом именовать? — задал вопрос Усольцев.

— Взводом? Мы об этом думали. Укрепимся, скомплектуемся, пополнимся как следует и тогда перейдем на войсковую структуру.

А пока Усольцев оставался рядовым в разведгруппе и получил первое боевое, как определил сам Петреня, задание, суть которого состояла в следующем: надо выйти и установить контакт с действующим по соседству, в районе Залужья, отрядом «Мститель».

— Нам очень важен этот контакт, — наставлял командир Усольцева. — Действовать против оккупантов надо сообща, согласованно. Надеюсь, вы это понимаете?

— Вполне, — был ответ Усольцева.

Емельян отправился в дорогу с уже знакомым ему человеком — Ермолаем, тем самым возчиком, который доставил его в партизанский лагерь. Ермолай хорошо знал округу, за свою жизнь исходил все окрестные леса и села, мог с закрытыми глазами выйти на любой хутор. Такой напарник, свободно ориентирующийся на петлявых дорогах и тропах, устраивал Усольцева. Теперь он не опасался, что собьется с пути, заблудится. Командир сказал: «Ермолай хоть куда выведет...» Вот только хромота Ермолая не нравилась Емельяну, боялся, что далеко не наковыляет.

— Что с ногой-то? — спросил он напрямую Ермолая.

— Давнее дело... Воротами пришибло. Ну и покалечило... Да ты не беспокойся, она у меня што здорова...