Николай Ященко - С отцами вместе Страница 12

— Придержи язык, старый хрыч!

— Да уж теперь старый! Не то, что эта молодка! — Матрос кивнул на девицу, стоявшую у порога. — Не отворачивайся, ягодка переспелая, я тебя по бородавке на правой щеке узнал.

Офицер направился к выходу.

— Довольно! Покажи храм.

Старик привел всех к церкви. Поручик поднялся на широкое крыльцо, потрогал большой замок на обитых жестью дверях.

— Там никого нет?

— Есть! — Матрос помедлил и добавил: — Есть Иисус Христос, да и тот распятый, не опасный!

— Ты у меня поговори еще!

Поручик сбежал по ступенькам, солдаты и девица пошли за ним по дорожке. Шествие замыкал Матрос с фонарем. Около лестницы офицер взял Конфорку под руку.

— Посвети-ка, Матрос!

Солдаты загромыхали сапогами вниз по лестнице. И вдруг испуганный голос:

— Ваше благородие, дрезину угнали!

Огни на реке еще не погасли. Когда Пронька и Кузя шли по берегу к мосту, на одной из лодок, возвращавшейся в поселок, мужской голос затянул:

Солнце всходит и заходит,А в тюрьме моей темно…

— Мой батька поет! — сказал Пронька. — Дуем скорее домой!

Когда мальчишки шлепали босыми ногами по деревянному настилу моста, лодка с рыбаками переваливала через перекат. Песня слышалась сильнее:

Мне и хочется на волю,Да эх! Цепь порвать я не могу…

Разведчики осторожно пробрались на сеновал и сразу же улеглись на свежем сене. Пронька, заложив руки под голову, думал обо всем, что произошло в течение дня и долгого вечера. В щели крыши заглядывали еще не погасшие звезды. С реки доносились голоса рыбаков.

— Кузя, знаешь, зачем мы на кладбище ходили? — зашептал Пронька, тряся товарища за плечо. — Это называется испытанием!

Но Кузя уже сладко всхрапывал.

Глава десятая

Кто ходит по следам?

После обеда ребята собрались в бане. Сидели в полутьме и ждали Индейца.

Кто-то сильно дернул дверь снаружи, потом еще и еще. Это не условный знак. Подпольщики замерли. Стоявший на карауле у двери Шурка Лежанкин тихо спросил:

— Ты кто?

— А ты кто? Зачем в нашу баню залез?

Все узнали голос Васюркиного брата Витьки. Шурка начал с ним переговоры через закрытую дверь.

— Витя, тебе нельзя, мы здесь сабли делаем!

— Дайте мне одну!

— Сейчас! Только ты уходи отсюда!

Дверь немножко приоткрылась, в щели показалась сабля. Шурка отдавал свое любимое оружие, изготовленное из нового обруча. Витька повертел в руках саблю и начал стучать ею в дверь.

— Пустите меня!

— Здесь темно, Витя, ты забоишься!

— Пустите, а то скажу маме, что Васюрка от меня убежал!

В бане зашептались, и снова приоткрылась дверь. На Шуркиной ладони лежала бутылочная пробка в которую вонзились два рыболовных крючка. Это Пронька жертвовал на общее дело все, что у него оказалось в карманах. Витька снял картуз, бросил в него пробку и снова надел, на голове сразу вздулась шишка.

— Пустите меня, это наша баня! — снова закричал мальчуган, стуча голыми пятками в дверь.

Ему подали большой огурец — Кузин запас продовольствия. Витька хихикнул, откусил огурец. Шурка продолжал уговаривать:

— Витя, беги скорее к мосту, там дяденьки рыбу ловят неводом, ты будешь собирать!

— А чего еще дадите?

На этот раз из бани просунулась рука Васюрки, он передал братишке короткую медную трубочку, приготовленную для самодельного револьвера. Витька запрыгал от радости, подул в трубочку — раздался легкий свист.

Витька, поняв свою власть над ребятами, сумел опустошить все их карманы. Он еще вытребовал у них костяную пуговицу, дохлого воробья, осколок зеркальца, рогатку и кусочек свинца.

— Это уже грабеж среди бела дня! — вскричал Шурка.

— Если будешь жалеть, я сейчас вас повыганиваю из бани! — ехидно предупредил Витька.

Он побежал, махая саблей и придерживая штаны. Картуз его раздулся от всякого добра.

— Слава богу! — с облегчением сказал Васюрка, закрывая дверь.

— Опасно здесь все-таки! — проговорил со вздохом Костя. — Как это Витька пронюхал?

— Я забыл, что у него здесь бабки спрятаны, — признался Васюрка. — Наверное, это он в прошлый раз в окно кинул!

— Надо в лес уходить! — предложил Пронька. — Тут сажей испачкаешься, и все догадываются, где ты был.

— Чумазые мы революционеры! — хихикнул Кузя.

В дверь дважды осторожно постучали. Вошел запыхавшийся Ленька.

— Где пропадал, Индеец? — набросился на него Шурка.

— Скрывался от опасного противника! — таинственно прошептал Ленька.

— От какого противника?

— Понимаешь, сворачиваю в переулок, а там Володька Потехин прохаживается да на огороды поглядывает. Ну, думаю, пропали наши ребята, надо заметать следы, чтобы сбить купца с толку…

— Ты короче! — попросил Костя.

Но Ленька продолжал рассказ, не обращая внимания на замечание:

— В тяжелое положение я попал. Как тут быть? Я в аксеновский двор незаметно шмыгнул, а у них, сами знаете, какая собака на цепи. Пес-то ка-ак кинется на меня, чуть-чуть штаны не порвал, а я ка-ак дам деру через забор. Перемахнул в хомутовский огород, а бабка Хомутова подумала, что я за огурцами, да ка-ак закричит. Из избы выскочил дедушка с дробовиком и ка-ак трахнет из двух стволов. Может, слыхали выстрелы? Хорошо, что я за грядку спрятался. Пока дедушка перезаряжал ружье, я к Липатовым, и сколько времени полз по картошке…

— Хватит тебе заливать! — перебил Шурка. — Купец не гнался за тобой?

— Где ему! Я же сразу ловко следы запутал… Попадется мне этот буржуйчик, я ему наподдаю!

— Своими боками, чужими кулаками! — прибавил Шурка. — Давайте скорее Проньку принимать, тут обстановка меняется…

О ночном походе Пронька рассказал коротко, но ничего не забыл.

— Так это вы дрезину на станцию спустили? Она же стрелку около депо испортила… Вот здорово, джентльмены! — восторгался Шурка. — Я думаю, Проньку можно принять в тайные революционеры!

Все тихо отозвались: «Принять». Молчал лишь Ленька, он думал: почему не его послали на кладбище? Как бы он рассказал сейчас о всяких ужасах на могилах, о кровавой схватке с врагом на полотне железной дороги…

— Индеец, ты что скажешь? — толкнул его в спину Шурка.

— А? Что? — встрепенулся Ленька. — Можно, можно!

Шурка положил свою руку на Пронькино плечо.

— Клятву помнишь?

— Помню!

— Язык прикусил?

— Прикусил! Только вот…

Пронька запнулся, помолчал и договорил:

— Как быть, ребята? Разве революционеры могут обманывать родителей? Ведь дома приходится врать. В тайные записался — молчи, на кладбище ходил, знамя прятали — помалкивай.

— Какой ты чудак, сэр! — сказал Шурка. — Ведь мы сейчас врем для чего? Для пользы революции! Когда наши придут, мы все откроем!

— Я тоже так думаю! — подтвердил Костя.

Кусок сухой глины ударился в оконце. Стекло щелкнуло, белой молнией пробежала по нему трещина.

— Ложись! — скомандовал Шурка.

С минуту молча лежали на грязном полу. Не поднимая головы, Шурка распорядился:

— Выходи по одному, без моей команды здесь не собираться!

Первым из бани выскользнул Кузя. У ворот его догнал Пронька. Озираясь, они поползли вдоль забора, потом бросились за палисадник. Переулок был пуст. Ребята вздохнули спокойно.

— Кто же это следит за нами? — бормотал Пронька.

Они вздрогнули от шороха, оглянулись: пробежала собака.

— Скорее всего, кто-нибудь из буржуйчиков рыскает по нашим следам, — сказал Кузя.

С берега мальчишкам было видно, как от кладбища к станции подходил поезд. Теперь эшелоны белочехов прибывали один за другим. В одной из комнат вокзала утром обосновался военный комендант, он подолгу торчал у дежурного по станции, бегал на телеграф, в депо, следил за снабжением паровозов дровами и водой, везде размахивал руками, а часто и револьвером.

— Быстро! Скорей! — кричал он.

Вечером Кузя ходил в депо, видел там коменданта, запомнил его выкрики. В Заречье вернулся весь увешанный медными и стальными стружками. Около макаровского крыльца он появился, когда ребята сговорились пойти в кедровник за шишками. Держа руку «под козырек», Кузя важно вышагивал перед товарищами и говорил, делая ударения на первом слоге:

— Я че-хословацкий ко-мендант, мо-гу а-рестовать, мо-гу рас-стрелять, мо-гу по-миловать!

Поздно ночью Костиного отца вызвали сопровождать очередной эшелон. Кравченко быстро собрался, засветил фонарь, взял свой сундучок и отправился на станцию. На мосту его ждал дядя Филя. Дальше они пошли вместе.

— От Усатого связной приходил, — рассказывал дядя Филя, — интересовался, не мы ли с тобой дрезиной побаловались. Видишь, какая тут картина… Все двойки опросили, но никто к дрезине не причастен. Странно все-таки!

Кравченко высказал свою догадку:

— Ничего тут странного нет. На дрезине ехали белые растяпы, они и виноваты — недоглядели, тележка сама укатила под уклон. Так бывает!