Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха Страница 12

Борман находился еще в самом низу иерархической лестницы национал-социалистов, но получил приглашение на званый обед к Гитлеру. Принц Фридрих-Христиан фон Шаумбург-Липпе, состоявший в партии уже долгое время, немного опоздал и приехал, когда все места за столом оказались уже занятыми. Гитлер посмотрел сначала на Геббельса, перебежавшего к нему из «фронды» Грегора Штрассера и назначенного за это гауляйтером Берлина, затем перевел взгляд на Бормана и попросил его уступить принцу свое место и пообедать со штурмовиками из охраны{15}.

Первые личные встречи с Гитлером — беседа после выступления фюрера и недолгое пребывание за одним столом на званом обеде — привели Мартина в восторг. Его необыкновенный природный инстинкт психолога позволил распознать в лидере нацистов человека со сложным переплетением сильных и слабых сторон. Ораторские способности Гитлера, его умение воодушевить слушателей звучными лозунгами, увлечь своими идеями, убедить своими доводами изобличали в нем вождя. Напористость, энергичность, жажда власти вкупе с умением держать себя и действовать соответственно обстановке, быстро приспособиться к ней — Мартин присутствовал на его выступлениях перед слушателями из разных социальных слоев — обещали успешное будущее. Вместе с тем от замечательного природного чутья Бормана не ускользнули [62] постоянная повышенная нервозность Гитлера, его неуравновешенность, резкая смена во взгляде гипнотизирующей властной жесткости, лихорадочного блеска азартного игрока и пустоты безразличия. Мартин инстинктивно почувствовал, что этот человек, умевший мгновенно покорить огромную толпу, сам не лишен слабостей. Борман не вдавался в подробности подобного анализа. Он действовал по наитию, а чутье подсказывало, что близость к Гитлеру сулит сказочные перспективы.

В своих мемуарах принц Липпе отмечал, что Борман был в те годы сторонником Грегора Штрассера. Не понимая, какие цели ставил перед собой Гитлер, Штрассер всерьез воспринимал термины «социалистская» и «рабочая» в названии партии и ратовал за привлечение в партию промышленных рабочих. Но Гитлер не желал связывать себя какими-либо программами и обязательствами. Он добивался абсолютной власти, во-первых, в партии и, во-вторых, в государстве — не меньше! Именно эту нацеленность на игру ва-банк сумел разглядеть в нем Мартин.

Действительно, ради карьеры Борман не отказывался от деловых связей с приверженцами Штрассера — ведь сам фюрер мирился с его пребыванием в партии. К тому же в конце 1926 года Гитлер назначил капитана Феликса Пфаффера фон Саломона, гауляйтера Западной Германии и члена штрассеровской «фронды», высшим руководителем СА, показывая тем самым, как важно объединить всех единомышленников и сочувствующих.

Мартин понимал, что возвыситься в набиравшем силу движении можно не только за счет бездумной ярости уличного драчуна или холодной жестокости политического убийцы, но и посредством умелой административной деятельности. Последний вариант казался ему более надежным и перспективным. Мартин чувствовал, что на этой стезе можно действовать [63] скрытно и незаметно, избегая ошибок вроде той, которую он допустил в Пархиме.

В поисках пути к вершинам власти он не брезговал мелочами, неустанно по крупицам возводил фундамент будущей карьеры. Иногда Борман ездил в мюнхенский штаб и тогда уж не упускал возможности наладить полезные новые связи и создать о себе выгодное мнение. Так, однажды в Мюнхене случайно встретились несколько партийных функционеров, приехавших из Веймара. «Все мы из Веймара — за это следует выпить», — предложил Борман. Когда на столе появилась бутылка вина, он поднял бокал и произнес тост, как бы ненароком весьма фамильярно сказав какую-то пустую фразу в адрес присутствовавшего на вечеринке Бальдура фон Шираха («Мы были едва знакомы», — вспоминал тот впоследствии). После этого Ширах заметил, что все стали считать его и Бормана старыми приятелями, сдружившимися еще в Веймаре. Очевидно, подобные слухи были Мартину на руку, ибо Бальдур уже в то время занимал видный пост, являясь лидером германской национал-социалистской ассоциации студентов. Простой и эффективный ход, позволивший укрепить репутацию в глазах окружающих!

В период работы у Зиглера Борман пришел к важному выводу: тот, кто зарекомендовал себя «незаменимым» помощником, получает реальную власть. [64]

В «коричневом доме» (начало восхождения)

В октябре 1928 года Бормана вызвал в Мюнхен шеф штурмовых отрядов Пфаффер фон Саломон. За службу в отделе страхования СА платили две тысячи марок в месяц, а Пфаффер нуждался в помощнике не только надежном, честном и знавшем толк в административной и финансовой деятельности, но также способном упорно и напряженно трудиться, помогая начальнику в организации и развитии новых служб. Присвоение звания и должности любому функционеру центральных партийных органов утверждал Гитлер, а назначение оклада — казначей НСДАП Ксавье Шварц. Оба согласились с кандидатурой, и 16 ноября Борман расположился в кабинете на мюнхенской Шеллингштрассе. В его ведении оказался также отдел страхования СА, а несколько позднее он принял участие в создании ведомства Гиммлера.

Борман стал членом немногочисленного штаба штурмовиков. Он не имел ни звания, ни навыков командования боевыми отрядами и в компании бывших офицеров занимался всей массой административных дел. Умелый бюрократ, Борман, не ожидая приказов начальства, всегда действовал сообразно установкам Гитлера. Например, в конце 1928 года фюрер призвал продемонстрировать верность законам, и Борман издал [65] приказ, предписывавший штурмовикам временно прекратить применение откровенно насильственных методов, проведение военных игрищ и учений. Коричневорубашечники изменили стиль деятельности: продолжая втайне шантажировать, запугивать и терроризировать политических противников, внешне они ограничивались охраной своих собраний, поддержанием порядка и дисциплины.

В партийной организации отдел страхования СА находился на положении пасынка, и, казалось, такая работа не сулила шансов снискать лавры. Поводом для его учреждения стало требование бывшего шефа СА Виктора Лутце освободить бойцов уличных банд от оплаты медицинских услуг, в которых они нуждались после драк на улицах и в пивных барах. НСДАП заключила контракт со страховой компанией, но, как отмечал Борман, соглашение плохо работало с самого начала. Компания собиралась платить возмещение лишь в том случае, если раненый штурмовик мог найти свидетеля, готового подтвердить, что он не был зачинщиком драки. Но поскольку целями СА были именно нападения и провокации, добиться выплаты страховок оказалось делом практически невозможным, и пришлось искать другую страховую компанию. Когда Борман устроился на новую должность, как раз шли переговоры и дискуссии со второй компанией.

Прагматик до мозга костей, Мартин прежде всего уяснил причину, из-за которой не удавалось заключить нужный контракт: действовавшие законы о страховании не оставляли лазеек для возмещения финансовых затрат на лечение членов банд уличных хулиганов. Поэтому новый договор со второй компанией предусматривал выплату пособий только в случае гибели или стойкой инвалидности. А в газете «Фелькишер беобахтер» Борман поместил разъяснение, в котором объявил, что члены СА, получившие ранения, [66] будут получать денежные компенсации из учрежденного партией «Фонда пособий», работавшего отныне по принципу кассы взаимопомощи. Легко догадаться, что такой метод не позволял государству собрать урожай налогов: «Фонд пособий» не попадал под действие закона, ибо не являлся страховым фондом. С другой стороны, теперь только пять из двадцати пфеннигов сборов поступали в страховую компанию — в отличие от восемнадцати пфеннигов предыдущего соглашения.

Таким образом, в короткое время проблема была решена. Через год страховая компания «Дойче Ринг» потребовала внесения десяти пфеннигов с человека. В напряженных дискуссиях Борман доказывал: не может быть и речи о том, что работа с СА невыгодна компании, поскольку только две трети от переданных компании средств возвращались в виде страховых выплат пострадавшим. В феврале 1930 года, когда «Дойче Ринг» все-таки разорвала контракт, Борман предпринял шаг, имевший решающее значение для его дальнейшей карьеры. Всю партийную программу страхования он полностью переориентировал на принцип кассы взаимопомощи под вывеской все того же «Фонда пособий» и повысил ежемесячные страховые сборы до тридцати пфеннигов с человека. Каждый, кто платил эти взносы, в случае необходимости получал пособие.

Гитлер издал приказ, обязавший каждого члена нацистской партии или ее дочерней организации — даже если он не состоял в СА! — ежемесячно вносить тридцать пфеннигов страхового сбора. В конце 1930 года при общей численности НСДАП около 390 тысяч человек это означало несколько миллионов марок в год неподотчетных денежных средств — идеальный финансовый источник в ситуации, когда Гитлеру для успеха в предвыборной кампании понадобились значительные суммы. Впрочем, этого партии явно не [67] хватало, и Борман не переставал выискивать новые источники денег.