Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага Страница 13

Появился Глущенко и сообщил, что погиб один из командиров машин, недавно прибывший младший лейтенант. Когда раздался залп, он стоял, высунувшись по пояс в люке. Не желая показаться трусом, неторопливо погасил цигарку и взялся за крышку люка, чтобы закрыть ее.

Не успел. Парень забыл, что осколки мин и снарядов разлетаются со скоростью девятьсот метров в секунду. Он, наверное, даже не успел понять, что произошло. Крупный осколок угодил ему в голову раньше, чем младший лейтенант услышал взрыв.

До вечера обе батареи вели огонь, поддерживая наступление. «Студебеккеры» и трехтонки ЗИС-5 подвозили снаряды. Экипажи оглохли от грохота шестидюймовых орудий.

Одна из гаубиц вышла из строя. Отдача повредила замок. Машину пришлось отправить в тыл. Остальные восемь самоходок посылали тяжелые снаряды в каменные и бетонные форты.

Сумели разрушить толстостенную башню, на крыше которой стояли зенитные автоматы. Плотно подогнанные камни поддавались с трудом. Лишь после двух-трех попаданий в одно место кладка давала трещины, обваливались целые куски.

Орудие калибра 128 миллиметров, установленное на втором этаже, огрызалось тяжелыми снарядами. Прежде чем его сумели уничтожить, один из фугасов угодил в «зверобой» из батареи Глущенко.

Проломило броню, машина загорелась. Из экипажа не удалось спастись никому. Остальные самоходки сосредоточили огонь на амбразуре, в башне начался пожар. Затем верхушка, едва державшаяся после многих попаданий, рухнула. На месте мощного сооружения остался торчать кусок обгорелой стены.

Возвращались в сумерках. Люди были измотаны, многие контужены. На буксире тянули поврежденный «зверобой» Анатолия Корсака.

В кузов «студебеккера» погрузили тела погибших. От сгоревшего экипажа почти ничего не осталось, лишь плотно увязанные брезентовые свертки.

Манихин, загибая пальцы, считал потери:

— Два командира самоходок накрылись, один экипаж целиком. Двоих из взвода боепитания… старшину. Это сколько будет?

— Ты десантников забыл, — сказал Миша Савушкин. — Им тоже крепко досталось.

— Постреляли, — угрюмо отозвался Коля Марфин, пришедший в себя только к вечеру. — Башка как чугунная. Я бы грамм сто выпил… или триста.

— До места потерпишь.

— Потерплю…

Радист Валентин Линьков спал, прикорнув в своем закутке. За сегодняшний день он насмотрелся на смерть, пережил и страх и отчаяние, как это бывает в первом бою. А сейчас словно провалился в темноту, иногда беспокойно вскрикивая во сне.

Его преследовал вой реактивных мин, взрывы, сотрясающие землю и машину. Он удивлялся, почему снаряды взрываются без огня, только мощный толчок и взлетающий фонтан земли, дыма, битых кирпичей. Затем приснилась комната в большой коммунальной квартире, вся семья за столом. Он оживленно рассказывал, как метко вела огонь по фашистской крепости их тяжелая самоходка, и размахивал руками.

Понемногу Валентин успокоился. Его никто не будил.

Штурм Кюстрина, а также входившей в его территорию крепости Нейштадт, по словам некоторых историков, стал своего рода генеральной репетицией уличных боев в Берлине.

Здесь наши войска натолкнулись на многочисленные форты, доты, укрепления. В них были превращены жилые дома и промышленные здания, занимающие ключевые позиции.

Танки и самоходные установки, штурмовавшие город-крепость, несли основные потери не от артиллерии, а от фаустпатронов.

Значительная часть немецкой артиллерии была уничтожена контрбатарейным огнем и авиацией. Фаустпатроны наши генералы всегда недооценивали. Это было оружие ближнего боя, какие-то палки с набалдашниками, а до ближнего боя многие генералы просто не желали нисходить.

Мыслили более высокими категориями. Но выстрелы из укрытий, кумулятивные мины, выпущенные с расстояния полусотни метров, поджигали или наносили тяжелые повреждения десяткам танков, самоходкам СУ-76 и СУ-85, тяжелым «зверобоям», которые в уличных боях прямой наводкой перемалывали укрепления.

Командиры полков и батальонов перестраивали свою тактику на ходу, пуская вперед пехоту и обстреливая каждое подозрительное место или обычные окна в здании.

Блокированный и практически взятый Кюстрин немецкие войска пытались отбить. Отсюда открывался прямой путь к Берлину.

Двадцать седьмого марта состоялся один из наиболее мощных контрударов. В нем участвовали десятки танков «Тигр» (в том числе 70-тонные «королевские тигры»), «Пантеры». В наступлении участвовали более пятидесяти самоходных установок «Хетцер», скоростных и хорошо бронированных.

Однако контрнаступление захлебнулось. Часть машин вследствие неподготовленности операции угодили на минные поля, другие были уничтожены советской артиллерией. Массированный огонь «катюш», вой реактивных снарядов довершили разгром наступавшей немецкой бронетехники и пехоты.

Неудачно закончились и другие попытки деблокировать Кюстрин. Тридцатого марта 1945 года, после двухмесячных боев, Кюстрин и прилегающая к нему местность были взяты. Главным итогом этих боев стало создание в непосредственной близости от Берлина Кюстринского плацдарма.

Его глубина и размеры позволяли собрать крупную ударную группировку для наступления на столицу Третьего рейха. Два месяца войска 1-го Белорусского фронта под командованием Георгия Жукова готовили такой плацдарм и вели бои на небольшом, но важном участке.

Впереди был Берлин. Но впереди были и Зееловские высоты. Еще один мощный рубеж обороны на подступах к германской столице.

Глава 3. Передышка

Почти два месяца тяжелый самоходно-артиллерийский полк подполковника Пантелеева пробыл в резерве.

Однако назвать это передышкой можно было лишь с большой натяжкой. В течение февраля — марта шло переформирование полка и учеба личного состава.

Двадцать одна самоходная установка, вооруженная дальнобойными орудиями калибра 152 миллиметра, представляла собой мощный ударный кулак. Таких полков было немного, и они входили в резерв Верховного главного командования Красной Армии.

В преддверии битвы за Берлин их значение возрастало. В марте батареи Глущенко и Чистякова участвовали в уничтожении укреплений и тяжелой артиллерии города-крепости Кюстрин. Одна самоходка сгорела вместе с экипажем, другая была сильно повреждена. В уличных боях принимала участие батарея Воронина, там тоже имелись потери.

Однако это была не столько необходимость, сколько «обкатка» экипажей перед завершающим сражением войны. За два неполных года боевых действий техника и личный состав полка сменились полностью два раза.

Можно было по пальцам пересчитать самоходчиков, начинавших воевать в мае сорок третьего года. Командир полка Пантелеев, который командовал тогда батареей, Фомин, Чистяков, Рогожкин, Серов, несколько сержантов, в том числе Василий Манихин.

Ну и, конечно, бессменный замполит полка Боровицкий по прозвищу «Любой ценой». Это была любимая фраза бывшего партийного секретаря горкома партии. Вперед, любой ценой! Впрочем, свою жизнь он берег и считал, что она в эту цену не входит и очень нужна стране.

Еще Борис Аркадьевич любил награды. Имел три ордена и три медали. Понимая, что и дальше обвешиваться орденами несолидно, намекал на медали. Пантелеев, да и другие подсмеивались над ним.

— Ну зачем тебе еще одна медаль «За боевые заслуги»? Это же солдатская награда. В крайнем случае, для молодых лейтенантов.

— Война закончится, в обкоме партии в первую очередь на ордена-медали посмотрят. У нас ведь как? Чем больше заслуг, тем выше должность. До войны был третьим секретарем горкома, а сейчас, думаю, не ниже второго поставят. А то и первым.

— Ранений у тебя маловато, — с серьезным видом рассуждал замкомандира полка Григорий Фомин. — Скажут, в тылу отсиживался.

— Самоходчики всегда на острие, — неуверенно заявил Боровицкий. — И дурак поймет, что я в боевых действиях участвовал.

— Дураки как раз не поймут. В атаку тебе бы разок сходить. Говорят, серьезные бои предстоят на Зееловских высотах. Возглавишь батарею, будешь прорывать оборону.

— Я — полковник! Полковники батареями не командуют.

— Наши батареи по мощности артиллерийскому дивизиону не уступают. Плюс десант. Есть где себя показать.

— У комиссаров другая задача. Боевой дух бойцов поднимать.

Вроде полушутливый разговор. Чего не позубоскалить во время передышки! Но Пантелеев и Фомин, участвовавшие в боях и прорывах, не раз получавшие тяжелые ранения, относились к рассуждениям замполита брезгливо.

Только вчера похоронили двенадцать бойцов и командиров, погибших в бою под Кюстрином, а замполит о будущих должностях рассуждает.

Чистяков в тот день ездил на ремонтную базу, сопровождал разбитую самоходку. Майор-ремонтник, осмотрев искореженный «зверобой», безошибочно определил: