Вилли Хейлман - Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 Страница 13

Я ощущал себя чистым и невинным, как младенец, после всех этих потных, трудных дневных задач.

Пребывая в созерцательном настроении, я налил себе коньяку и улегся на диван.

Раздался стук в дверь.

– Подождите минуту.

Я проглотил свою выпивку, надел спортивные шорты и белую рубашку с короткими рукавами. Куда этот чертов Макс снова спрятал мои сандалии? Естественно, прямо под кроватью, там, где я не мог добраться до них. Затем я открыл дверь.

– Добрый вечер, Вилли.

Это был Ханнес Мёллер. Мы стали близкими друзьями. У нас была одна родина, и в наших жилах текла одна кровь. Сходство наших характеров только укрепило нашу дружбу, которая обязательно рождается среди тех, кто постоянно сталкивается с опасностью и смертью.

– Чувствуйте себя как дома, Ханнес, – сказал я, подталкивая вперед стул.

– Что вы читаете? Гёте? Вы считаете, что это уместная литература для чтения на войне?

– Смотрите сами. – Я взял книгу из его рук, перевернул страницу или две, пока не нашел то, что хотел. Указывая пальцем на строку, я вернул книгу своему другу. – Здесь, прочитайте это.

И Ханнес Мёллер, смотревший в глаза смерти в сотне «собачьих схваток», начал читать приятным голосом, который можно было услышать, лишь когда он играл на своем излюбленном банджо.

Зазвонил телефон, прерывая чтение.

– Да. Хейлман слушает.

– Это Вайсс. Пойдемте с нами в кафе De la Paix. Мы должны выпить на прощание с Эмилем. Он назначен командиром II./JG26 и уезжает завтра утром.

Тридцать минут спустя я запирал свою дверь.

– Вы идете с нами, Ханнес?

– Если командир не возражает.

Стукнула входная дверь. Снаружи стоял мой «Ситроен». Я запустил двигатель, и яркий желтый спортивный автомобиль, проехав по узким улочкам Малабри,[103] вырвался на широкую автостраду, ведущую к Версалю.

– Вы едете чертовски быстро, – произнес Мёллер, закуривая сигарету. Он прикурил еще одну и вставил ее между моими губами. – Не мчитесь словно проклятый сумасшедший. Вы сейчас не в своем «ящике».

Я резко повернул направо. Мимо скользил сумеречный пейзаж: группы вилл в маленьком сосновом лесу, ухоженные парки и маленькие долины между Сен-Жерменом и Ско,[104] столь типичные для берегов Сены южнее Парижа.

Мы достигли Жюи.[105]

Свернув на узкую асфальтированную дорогу, на которой было невозможно развернуться, мы остановились около нашего любимого места встреч.

Это был великолепный ресторанчик, известный своей кухней, идеальное место для пикников. Из огромного окна в его задней части открывался прекрасный вид на туманную местность внизу – вид на Париж. Тенистый сад был огорожен мощными стальными рельсами, а дальше начинался склон, весь покрытый цветущими дикими розами.

Нас уже ждали. Гастон, который прежде всего был деловым человеком, никогда не произнесшим ни слова о политике, провел нас с подобострастными поклонами через ресторан, в котором сидели только французы, в сад.

– Сюда, мои господа! Пожалуйста!

Было уже поздно. Светлая звездная ночь раскинула свою сверкающую сеть над спящим Парижем. Денежное довольствие «господ», пятисотфранковые банкноты, переходило из рук в руки. Мы не экономили, когда провожали хорошего друга. Это была великолепная прощальная вечеринка, восхитительный, аппетитный hors d'aeuvres, жаркое, клубничный омлет с «Бенедиктином» на десерт, белое бургундское, которое согревало сердце и развязывало язык.

Еще раз, как это часто случалось, наша компания разделилась. Отличный приятель покидал наше сообщество. Булли брал с собой Фреда Гросса. Они хорошо летали вместе, а это очень важно, когда ты начинаешь летать в незнакомой эскадре.

Я принял эскадрилью Булли, а лейтенант Вирц должен был возглавить 7-ю эскадрилью.

– Всего наилучшего, Хейлман, и хорошей охоты, – сказал Ланг, уезжая. – И смотрите в оба. В 9-й эскадрилье были «эксперты».[106] И ее избаловали. И, если быть достаточно откровенным, я не очень следил за дисциплиной.

«Зеленое сердце» привыкло к грубым командам Булли по двухсторонней связи в ходе жестких поединков и к его сумасшедшим разворотам, чтобы выйти на хорошую позицию для стрельбы, но теперь мы видели его в последний раз. Гауптман Ланг, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, и лейтенант Гросс, кавалер Рыцарского креста, погибли на фронте вторжения в последние дни прорыва.[107]

Так что теперь я командовал 9-й эскадрильей, взяв с собой Патта и Ханнеса Мёллера, а в 7-ю эскадрилью назначили несколько новых офицеров, чтобы компенсировать этот переход.

Гауптман Ланг говорил правду. Наземный персонал его эскадрильи был неорганизованной и недисциплинированной толпой. Штабс-фельдфебель думал лишь о мадмуазелях и носил в своем бумажнике дюжину фотографий подружек, запечатленных рядом с ним. Офицер нелетного состава (каждая эскадрилья имела такого офицера, который должен был представлять командира эскадрильи в вопросах технического обслуживания) был, мягко выражаясь, кретином.

С другой стороны, пилоты в эскадрилье были первоклассные. Лейтенант Целлер, унтер-офицер Брандт, обер-фельдфебель Шлафер вместе с Паттом и Мёллером составляли ее костяк. Это была замечательная компания, и они все могли положиться друг на друга.

Штабной писарь Кикс на основании приказов командира группы вывешивал на информационной доске маленькие карточки с номерами самолетов и фамилиями пилотов. В то время в каждом вылете могла участвовать лишь половина эскадрильи, и обер-фельдфебелю намекнули, что не надо докладывать о слишком большом числе пригодных к полетам машин. Это не было саботажем, это было необходимостью.

Ни Вайсс, ни его командиры эскадрилий не могли нести ответственность за бредовую чепуху относительно «смерти или славы». Боевые вылеты следовали один за другим, и между отдельными взлетами едва хватало времени, чтобы дозаправить самолет и пополнить его боекомплект. Нервы были натянуты до предела.

И постоянно повторялись эти проклятые штурмовки. В ходе таких набегов мы несли значительно больше потерь, чем в «собачьих схватках»; в тех, по крайней мере, вы могли защитить себя, сражаться за свою жизнь и бороться с врагом, чтобы занять выгодную позицию, тогда как во время штурмовок участь пилота зависела от наземных операторов наведения. Лидер группы или самый зеленый новичок, получив команду по радио, должен был лететь определенным маршрутом под постоянным зенитным огнем. Курс и высота были установлены жестко. И никто не знал, вернется ли он назад, потому что зенитки не делали различий между командиром и новичком, между той или этой машиной.

И было еще одно обстоятельство – награды.

В воздушных боях все было ясно. Больше побед – больше очков. За пять – семь очков каждому автоматически давали Железный крест 1-го класса, а на Западном фронте любого набравшего двадцать очков могли наградить Рыцарским крестом.[108]

Со штурмовками же все было совсем по-другому. Неправдоподобные сообщения об успехах в первые годы войны потребовали некоей системы контроля, чтобы сделать невозможными фантастические заявления о победах. Когда сбитый самолет не находили на земле или на него претендовали зенитчики, то заявка о победе не признавалась.[109]

Каждое донесение о победе должно было быть составлено в четырех экземплярах, и иногда проходили месяцы, прежде чем она официально признавалась. Часто награды не могли быть вручены, потому что летчик-истребитель был давно убит, и их приходилось отправлять его семье.

Но вернемся к штурмовым атакам. Кто мог засвидетельствовать успех, когда пилот, находясь в гуще заградительного зенитного огня, не имел возможности вести наблюдения?

Награды, конечно, не были самым главным – для каждого летчика наиболее важна была жизнь, – но они хорошо смотрелись на его мундире и всем хотелось их иметь.

Вайсс умело воспользовался возможностью избежать этих непопулярных штурмовых атак, когда пришло сообщение о том, что западнее Парижа появились «Мародеры». Он уже обобщил результаты действий против этих скоростных двухмоторных бомбардировщиков.[110] Никто из «Зеленого сердца» еще не сумел сбить ни один из этих самолетов, имевших сильное вооружение. Он выбрал дюжину ветеранов, так называемых «экспертов», провел короткий инструктаж и отдал приказ на взлет.

Роберт Вайсс лично возглавил вылет. Я летел его ведомым. Остальную часть группы составляли Дортенман, Вирц, Тоймер (только что вернувшийся из госпиталя), Целлер, Мёллер, Патт и Шлафер.

«Примадонна» с Эйфелевой башни передавала нам команды, и в пределах пяти минут «Мародеры», летевшие юго-западным курсом, были обнаружены к северу от Версаля на высоте три тысячи метров. Держась на их фланге, вне зоны досягаемости, мы поднялись на требуемую высоту – на тысячу метров выше их. По широкой спирали мы спикировали на нашу цель. Атака сверху слева и с задней полусферы.