Курт Циммерман - Таинственная незнакомка Страница 13

Стрелки кухонных часов отсчитывали последнюю минуту 1929 года. Хильда наполнила стаканы. Все встали, разговор стих. Любые слова были бы сейчас некстати. Все обнялись и расцеловались. Крепкие рукопожатия, которыми они обменялись, означали: мы остались теми же, мы не расстались, мы продолжим наш путь с высоко поднятой головой.

Обнимая отца, Хильда произнесла тихо, но так, чтобы ее слышали остальные:

«Мы не забудем твоего кольца, папа. И мы добьемся того, чтобы все люди могли быть так же счастливы, как мы сейчас. За счастливый тысяча девятьсот тридцатый!»

Хильда Гёбель, родом из рабочей семьи, без пяти минут журналистка, радовалась Новому году, который она проведет вместе со своими товарищами, вместе с Бруно и родителями. Но, несмотря на радость праздника и выпитый глинтвейн, она не могла забыть о беде, пришедшей из Нью-Йорка, из Соединенных Штатов и с быстротой заразной болезни распространяющейся по земному шару. Симптомы ее хорошо известны — кризис, безработица, нужда и голод.

Новый год приходит к людям не в одно и то же время.

Различные временные пояса, а также обусловленные религией обычаи и нравы определяют сроки его празднования. Но везде люди задают себе один и тот же вопрос: что принесет им Новый, 1930 год?

Первый день Нового года был ясным и солнечным. После позднего завтрака Хильда и Бруно пошли прогуляться по Фридрихсхайн. Мать принялась за уборку квартиры. Гейнер Вильке уехал в Бреслау[3], где его ждала новая работа.

Отец подвинул стул поближе к окну, взял газету — на этот раз не «Роте фане», а «Берлинер тагеблатт», — развернул на нужной странице, прочел заголовок:

«Издревле люди с трепетом задавали друг другу вопрос: «Ты меня любишь?» Теперь этот вопрос утратил свою актуальность… В последние недели куда чаще приходится слышать: «Что такое биржа?»

Этот вопрос звучит во всех странах Земли, на всех языках. От ответа на него зависит жизнь многих людей. Маленький Дональд из Манчестера подвергает строгой проверке биржу своей матери. Ее биржа — это небольшой, потертый на всех швах и углах кожаный кошелек. Он уже не один раз заглядывал туда, но ни разу не находил много денег. Изредка он отваживался вытащить несколько монет. Он думает, что все дело, может быть, в кошельке, в этом кожаном мешочке, в котором всегда так мало денег. Но ведь если отец не найдет работу, в кошельке вообще ничего не будет Как глупо устроили мир эти взрослые! Или эта биржа заколдована? Тогда ее наверняка заколдовал злой волшебник. Почему папа не может с ним справиться? Ведь он все умеет. Почему ему не помогут товарищи? Ведь в Манчестере так много рабочих. Вот если бы они все объединились!

Люсьен Дуриак бежит на своих коротеньких полненьких ножках в порт по хорошо знакомым улицам Марселя. Там стоит так много кораблей! Отец говорил ей, что корабли никто не фрахтует, поэтому матросы и портовые рабочие не имеют заработка. А виновата в этом биржа, которая лопнула. Что такое биржа? Почему она лопается? Иногда отец строил ей карточный домик. Домик разваливался, стоило лишь качнуть под ним стол. Кто же качнул стол под биржей? Лопнувшая биржа находится где-то в Америке. Почему же американцы не следили за ней получше? Отец Пьера — каменщик. Он строит большие дома. Они никогда не лопаются. Быть может, биржа не похожа на обычный дом? Кому она принадлежит? Корабли застыли безмолвно и неподвижно на водной глади Марсельского порта. Одиннадцатилетняя Люсьен обращается к одному из мужчин, которые стоят, молча глядя на воду и корабли: «Ты матрос? Ты был в Америке? Ты видел биржу? Она большая? Отчего она лопнула?» Человек не отвечает. Может быть, он не знает, что ответить? Человек, который побывал в самой Америке, не знает, что ответить?

Нэнси Макпетерсон разглядывает себя в зеркало. Бордовое платье, сшитое специально для первого бала в нью-йоркском отеле «Вальдорф-Астория», выгодно оттеняет ее нежное лицо. Дженнифер заплакала бы от зависти, если бы увидела ее. Жаль, что Дженнифер не приедет. Ее отец проиграл на бирже все состояние. «Это могло случиться и с моим отцом, — думает Нэнси. — После моего шестнадцатилетия он обещал взять меня с собой на биржу. Может быть, он даст мне полезный совет? Это просто замечательно, что по одной бумажке можно выиграть целую кучу денег. Кто в этом ничего не понимает, пусть не суется в это дело, говорит отец. Да, вероятно, есть еще люди, которые не знают, что такое биржа. Что это за люди? Такие, как наш шофер, кухарка, горничная? Эта черная дрянь Сэлли, которая сожгла утюгом мой лучший теннисный костюм, не умеет даже читать! А рабочие на отцовских фабриках? Они, вероятно, тоже глупы, иначе они не стали бы работать на фабрике. А платье действительно чудесное! И зачем ломать себе голову над этими глупыми вопросами?»

Малыш Сэм, крепкий чернокожий подросток, уже несколько дней наблюдает за одетым в красивую униформу коридорным отеля «Вальдорф-Астория». «Негодяй, не хочет даже заболеть, — думает мальчик, — И почему он не сломает себе ногу? Почему он не даст мне тоже подработать? Мама говорит, что, если бы мне удалось получить место коридорного в отеле «Вальдорф-Астория», это было бы все равно что колоссальный выигрыш на бирже». Малыш Сэм знает, что такое биржа. Это когда он может перехватить работу у другого негритянского паренька, если тот заболеет или сломает себе ногу.

За громом и молниями, бурями и непогодами скрывались для наших предков таинственные, могущественные владыки, управлявшие их судьбами. Если кто-то отваживался спросить, что такое молния, ему грозили богами и злыми духами. Современные естествоиспытатели развенчали богов и отвергли духов.

Что такое молния? На этот вопрос ответ найден.

Что такое биржа? В состоянии ли экономисты ответить на этот вопрос? Или они не хотят давать ответа? Неужели никогда не настанет время развенчать богов и отвергнуть злых духов?

Х.Г.»

Фриц Гёбель позвал жену:

«Сядь, Эльза. Прочти-ка, что написала наша Хильда».

Эльза Гёбель прочитала статью очень вдумчиво. Она гордилась своей дочерью. И конечно, она нашла прекрасным все, что ею написано, но все-таки спросила:

«Почему же она сама не ответила на этот вопрос? Может, она тоже не знает, что такое биржа?»

Фриц Гёбель взял у жены газету, тщательно сложил — он хотел сохранить ее.

«Эльза, иногда важнее правильно поставить вопрос. Ответы легко читаются и поэтому легко забываются. А вопросы надолго остаются в памяти. Кто спрашивает, тот размышляет. Хильда хочет, чтобы число думающих людей возросло».

«Одна уже есть!» Эльза Гёбель достала из кухонного шкафа еще одну газету, «Берлинер берзекурир».

«Ну, мать! Ты хочешь сбыть наши акции?» — со смехом спросил Фриц Гёбель.

«Сейчас тебе станет не до смеха. Я не все поняла, Фриц. Быть может, ты поможешь мне разобраться? Или мне подождать, пока вернется наша дочь с зятем?»

Улицы, ведущие к Фридрихсхайн, были почти безлюдны. Видимо, желание провести праздничный вечер в теплой, уютной квартире у большинства людей сильнее, чем потребность в свежем воздухе.

Хильда и Бруно разглядывали дома, магазины и вдруг одновременно остановились у одной из витрин.

«Тебе тоже бросилось в глаза, что в праздники дома выглядят как-то иначе?» — спросила Хильда.

Бруно, внимательно вглядевшись в фасады домов, пожал плечами:

«Не вижу ничего особенного. Такие же каменные коробки, как и всегда».

«Нет, не такие. Некоторые дома я замечаю только по воскресеньям, будто в другие дни их не существует».

«Черт возьми!»

«Можешь поберечь свой дурацкий смех до другого раза. Я же не виновата, что ты смотришь и ничего не видишь».

«А я и не подозревал, что ты по-разному воспринимаешь мир».

«Ерунда! Это особое настроение, оно изменяет очертания фронтонов, крыш, окон и отделки. Даже воздух стал другим. Я чувствую это».

Бруно оживился:

«Вот в чем дело! Значит, не улицы стали другими, а ты сама, ты смотришь на все другими глазами. Извини меня, любимая, я вел себя как глупый мальчишка».

Хильда прижалась к нему:

«Ты реагировал вполне нормально, мой строгий эксперт по экономическим вопросам».

«Ты хочешь узнать, что варит на ужин твоя мать?»

«Нет, я хочу узнать, когда мы снова сможем поехать в Гревенитц за лютиками».

И они стали обсуждать совместные планы на будущее. Это были не совсем конкретные планы, часто они начинались со слова «если»: «Если мы найдем квартиру, если будем жить экономно, если минует экономический кризис, а если он обострится, если, если, если…»

Они стояли в самом начале своего жизненного пути и едва ли могли заглянуть на неделю вперед. Но они были полны надежд и стремлений.

«Не принимай все так близко к сердцу, дорогая, товарищи помогут нам».