Богдан Сушинский - Плацдарм непокоренных Страница 14

— Понял. Мальчевский, вот ракетница. Мигом к валу. Радист, срочно передать: немцы в долине, между плато и шоссе. Недавно мы отбили их атаку, но противник готовится к новой.

— Неужели действительно прилетят, ключники царя Иеремии?! — крикнул Мальчевский, вскарабкиваясь на склон возвышенности. — Сейчас сообщу этим саксонским разгильдяям, чтобы накрывали стол, гости поспешают.

Не успел радист скрыться в штольне, как через головы капитана и Мальчевского с противным воем пронесся снаряд, а еще через секунду-другую где-то там, за вторым валом, где держали оборону оба лейтенанта, послышался взрыв снаряда. Это был сигнал. Последующие десять минут дальнобойная артиллерия старательно вспахивала всю долину и окраины плато по всем тем старым ориентирам, которые Беркут передал в штаб еще позавчера.

Устремившись вслед за Мальчевским, капитан видел работу артиллеристов уже собственными глазами. Но при этом очень не хотел, чтобы артиллерия оказалась заменой штурмовикам. И был рад, когда с той стороны реки все явственнее начал надвигаться гул авиационных моторов.

«Пусть даже они не причинят особого урона немцам, думал Беркут, — главное, чтобы враг убедился: гарнизон имеет связь со своими, и в любую минуту может получить поддержку». Хотя прекрасно понимал, что это лишь заставит увлекшееся наступлением немецкое командование наконец серьезно заняться плато, перестав делать вид, будто речь идет о нескольких десятках несдавшихся, растерянных окруженцев. А именно так оно до сих пор и воспринимал гарнизон Каменоречья.

14

Перебегая от кустарника к кустарнику, группа Беркута наконец приблизилась к первому ярусу склона, за гребнем которого кончались окаймленные ивами плавни и начиналась поросшая кустарником равнина. Однако до самого гребня оставалось еще метров двадцать довольно крутого ската, преодолеть который можно было только ползком.

Взобравшись на усеянную замерзшими комьями глины и присыпанную снегом полку, подрезающую гребень, Беркут и Мальчевский прижались к стенке обрыва и прислушались. Голоса зарождались справа. Похоже, что немцев было двое и засели они в овраге, пропахавшем склон вплоть до плавней.

Еще через несколько минут они услышали приглушенную перебранку двух солдат, долетавшую откуда-то из-за холма, видневшегося на фоне сероватого лунного сияния метрах в двадцати левее их укрытия. Днем, осматривая эти места в бинокль, Андрей установил, что сплошной линии обороны здесь нет. Впрочем, ее и не могло быть, ведь передовая все еще по ту сторону реки. Однако, помня о гарнизоне каменоломен, немцы все же оставили небольшие заградительные посты вдоль плавней, опасаясь, как бы русские не просочились еще глубже в тыл. Судя по всему, он и Мальчевский оказались сейчас между двумя такими постами.

— А по-моему, над нами чисто, командир, — прошептал Мальчевский, как только поотставшие Исмаилов и Сябрух присоединились к ним. При этом, перебегая к ним по полке, Сябрух так неуклюже подергивал туловищем и по-тыловому шлепал подошвами сапог, что, только сцепив зубы, Беркут сдержался, чтобы не гаркнуть на него или не рассмеяться.

Рядом с бесшумно передвигающимся прирожденным разведчиком Исмаиловым, младший сержант казался деревенским допризывником. И это могло бы стоить жизни не только ему.

— Слушайте внимательно, Сябрух, — спокойно, почти нежно проговорил капитан, когда тот наконец затих, втиснувшись между ним и Мальчевским. Он терпеть не мог солдат, которых война так ничему и не научила. Однако сейчас не время было воспитывать бойцов. — Подбираетесь вон к той высотке. Не доходя метров десять, ползком поднимаетесь на гребень. И затаиться. В случае необходимости, прикроете. Отходите последним. И без шума. Стрелять в крайнем случае.

— Последним — так последним, — несколько своеобразно воспринял это задание младший сержант.

— Исмаилов, — продолжал Беркут, скептически проводив взглядом Сябруха. Прижимаясь спиной к откосу, тот подкрадывался к холму как-то бочком. — В овраге — двое.

— Понял.

— Очевидно, пулеметчики.

— Канэчно, понял.

— Отставить, — еле успел схватить его за плечо капитан. — Мы с Мальчевским берем их на себя. Зайдем со стороны степи. А вы подстрахуете со стороны реки.

— Опять понял!

— Как минимум одного из них нужно взять живым. Без пальбы, естественно.

— Савсэм понял, — возбужденно прошептал Исмаилов. — Приказано одного, возьму одного.

Он ушел, а капитан осторожно, на четвереньках, чтобы не очень испачкать трофейную шинель немецкого капитана, взбираясь на гребень, с досадой подумал, что Исмаилов все равно понял его не так. Брать «языка» должны были они с Мальчевским. Дело Исмаилова — подстраховывать.

Врываясь в равнину, овраг уходил влево, перерезая им путь. И хотя был он в этих местах мелковатым, все же Беркут и Мальчевский смогли подняться и, пригибаясь, двинуться в сторону немецкого секрета.

Беркуту трудно было поверить, что в лунных сумерках пулеметчики сумели рассмотреть его фуражку, но все же каким-то солдатским чутьем они уловили, что приближается офицер, и, как только он перешагнул через небольшую илистую косу, которую даже мороз не смог сковать настолько, чтобы ноги не вязли в ней, сразу же подхватились и стали у пулемета — плечом к плечу, словно перед учебными стрельбами на полигоне.

«А ведь, похоже, из недавнего пополнения, — мелькнуло в сознании капитана. — Опытные фронтовики насторожились бы, еще издали окликнули».

— Где командир взвода? — деловито спросил он на немецком. — И вообще из какой вы роты?

— Обер-ефрейтор Кренц, — щелкнул каблуками один из них. — Командир взвода обер-фельдфебель Хитгингер находится где-то в районе плато.

— Тише, обер-ефрейтор. Вы не на плацу, — остудил его Беркут и мельком оглянулся. — Распугаете всех русских.

— Я понял.

Мальчевский чуть приотстал и явно стушевался. Но капитану это было понятно, потому что знакомо. Он вспомнил, как сам впервые вышел на улицу пригородного поселка в вермахтовской форме, решив пообщаться с немецкими солдатами. К этому нужно привыкнуть.

— Что у вас здесь слышно? — поинтересовался Беркут у немца.

— Пока вокруг спокойно, господин офицер, — обер-ефрейтор все еще не мог рассмотреть его звания, поэтому обращался несколько неопределенно.

Мальчевский остановился за спиной у Беркута. Настолько близко, что капитан ощущал его дыхание. Он оценил позицию: Сергей в любую минуту мог вынырнуть из-за него, как из укрытия, до поры до времени оставаясь прикрытым от пуль.

— Вы из пополнения? Недавно прибыли?

— Позавчера, господин капитан, — только теперь распознал его знаки различия обер-ефрейтор.

Второй номер пулемета — щуплый, детского росточка солдатик, все это время стоял молча, вытягиваясь так, словно чувствовал себя виноватым, что не в состоянии сравняться в росте со старшим расчета.

— Откуда родом? — почти машинально поинтересовался капитан и тотчас пожалел об этом. Вроде бы обычный, отвлекающий вопрос. Но все же трудно убивать человека, который только что доверчиво поведал тебе, откуда он родом и что дома его ждут мать, жена и двое-трое детей.

Так оно и случилось. Пока, немного замявшись, обер-ефрейтор робко сообщал, что родом он из-под Фленсбурга, что «на самом севере Германии, под датской границей», и что до войны окончил школу кондитеров, Беркут обошел его и остановился у пулемета. Повернувшись вслед за ним, оба пулеметчика оказались спиной к Мальчевскому. Обер-ефрейтор пытался еще что-то говорить, однако капитан резко прервал его:

— Взять ленты, колодки с патронами и перенести вон на тот холмик. Отсюда русские выкурят вас через две минуты боя.

— Но так приказал обер-фельдфебель.

— Выполнять!

Немцы переглянулись. Обер-ефрейтор неохотно поднял хорошо установленный на каменистой перемычке оврага пулемет, подождал, пока второй номер возьмется за колодки с лентами, и начал подниматься крутым склоном наверх.

— Осторожно, господин капитан, — предупредил он Беркута, — по плавням бродят русские. Могут убить.

Он произнес эти слова в тот момент, когда, сжав в руке кинжал, Андрей ступил к нему. Второй номер уже поднялся чуть выше, и Мальчевский поспешил вслед за ним. А первый замялся и, сказав это, на какое-то мгновение задержал руку, в которой затаилась его смерть. Беркут так и не поверил, что обер-ефрейтор заметил нож, который он держал лезвием вверх, за рукавом шинели. Нет, сработало обычное человеческое предчувствие.

Как бы там ни было, пулеметчик вдруг все понял, закричал, рванулся наверх, но сразу же поскользнулся, упал и, прикрывшись стволом пулемета, в ужасе замер.

Вместо того чтобы тотчас же броситься на него или выхватить пистолет, Беркут спокойно спросил:

— Что случилось, обер-ефрейтор? Что вам померещилось? — Но тот закричал еще страшнее. Отчаянным, предсмертным криком.