Жозеф Кессель - Экипаж Страница 14

По мере того как подходил к концу этот первый день и Жан все полнее осваивал свои старые привычки, раздвоенность в его ощущениях проходила. А когда на следующий день в своей холостяцкой квартире он заключил Денизу в жаркие объятия, то по-настоящему ощутил себя в увольнении.

Его любовница не вскрикнула, увидев его, но она дрожала от такого сильного волнения, что Жан уже не узнавал ее легкомысленного личика. По биению своего сердца он понял, как любимо было им это тело и как дорога эта страстная головка.

Они долго друг другу писали, но, увидевшись, поняли, насколько оба изменились. Он удивлялся глубине ощущений, которые ему дарили поцелуи Денизы. Она же никак не могла поверить, что три месяца новой жизни сделали столь решительным этот еще нежный лоб и придали необычное, более проницательное и более задумчивое выражение его недавно еще совсем детским глазам.

Она приподняла свои растрепавшиеся волосы, чтобы лучше его рассмотреть. Под этим взглядом Эрбийон, наконец, ощутил себя таким, каким он и был там, на вокзале, когда Дениза провожала его на фронт, в образе, который постепенно изменялся, приобретая жизненный опыт. В присутствии своей подруги наивная слава вновь расправила над ним свои крылья. А когда между ласками он эпически и еще более лживо, чем когда бы то ни было, повествовал ей о своих полетах и битвах, рассказ показался ему вполне правдоподобным.

Следующие их свидания приглушили эту помпезность восприятия. Они перешли на тон, который был для них привычней, их любовь потекла своим чередом, в веселой игре, лишенной стыдливости.

Все свободное время Эрбийон проводил около Денизы. Она всегда была готова составить ему компанию. Иногда он высказывал радостное удивление по поводу ее исключительной свободы, но, не желая нарушать тайну, окутывавшую ее жизнь, она отвечала смехом, в котором гордая беззаботность свидетельствовала о том, что оделять ее нежностью – это право принадлежало исключительно ему. Тем не менее в эти самые моменты Жан улавливал в ее глазах беспокойство, которого раньше он не замечал, и – словно некий вопрос, который она не осмеливалась задать вслух…

Проснувшись однажды утром, Эрбийон ощутил некое сожаление. Его смущала мысль о том, что завтра его увольнение заканчивалось. К констатации этого неприятного факта добавилось воспоминание об одном еще не выполненном долге. Со дня на день он переносил срок передачи письма Мори, которое уже неделю лежало в кармане его походной куртки и дожидалось этого момента.

Он строго осудил себя и, поскольку вторая половина дня была у него занята свиданием с Денизой, он решил без промедления отправиться на квартиру своего друга.

Им тут же овладело нетерпеливое любопытство. Ему предстояло увидеть женщину, наполнившую жизнь Клода страстью и страданием. По его описанию Эрбийон представил себе строгое и бледное лицо, чистый лоб и таинственность всего ее образа.

«Вот было бы забавно, если бы я в нее влюбился», – сказал он сам себе, недоверчиво улыбнувшись.

Он обратил особое внимание на свою одежду, до исключительного блеска отполировал ботинки, за которыми он ухаживал сам, с тщательной небрежностью надел кепку и вышел, вполне довольный своей особой.

Горничная провела его в маленькую гостиную и попросила подождать. Комната, обтянутая очень светлым, золотистого цвета шелком, дышала радостным гостеприимством. Большие белые вазы были увенчаны огненно-рыжими коронами ноготков. Низенький диван покрывали подушки, обтянутые дорогой, но чуть поблекшей тканью.

Эрбийон стоял перед овальным зеркалом в старинной серебряной раме и любовался своим отражением, как вдруг услышал звук шагов, и сердце eго сжалось. Прежде чем он разобрался, в чем причина, на пороге появилась молодая женщина.

Жан не смог сдержать возгласа:

– Ден!..

Он узнал свою любовницу. Эта встреча показалась ему столь невероятной, что он засомневался. Он прореагировал на некое необычайное сходство, или же его глаза, слишком привыкшие к образу Денизы, видели ее повсюду.

Однако молодая женщина неподвижно стояла в проеме двери и голосом, несмотря на то, что он был еле уловим, именно тем самым голосом, который он боялся услышать, тихо сказала:

– Я тебя ждала.

Эрбийон медленно попятился назад, будучи не в состоянии отвести от нее ошеломленного взгляда. Он пытался с помощью какого-нибудь слова или жеста вырваться из душившего его оцепенения. Она, между тем, все еще неподвижно стоя в проеме, продолжала:

– Клод уже спрашивал меня, приходил ли ты.

Имя его друга на устах его любовницы. Письмо, лежащее у него в кармане… Признания на дороге Жоншери. Ласки в его холостяцкой квартире…

Все это приливами накатывалось в мозгу молодого человека, тяжелая оторопь связывала его по рукам и ногам, не давая пошевелиться, а гостиная утонула в тумане. Он пробормотал, словно желая убедить себя в том, во что он не мог поверить:

– Значит… Элен Мори.

Она опустила голову. Жан вытер пот со лба.

– Ладно, объясни, – глухо сказал он.

У молодой женщины сорвался жест бессилия: все было слишком очевидным. Тем не менее она сказала:

– Сначала по адресу, затем из его писем я узнала, что вы служите в одной эскадрильи. Я думала, что ты больше не находишься в неведении.

– Что? Ты могла предположить, что, узнав, я промолчу?

– Но ведь я же это сделала! – воскликнула Дениза.

Его охватила смутная гордость; в своем тревожном желании разобраться Жан проявил неосторожность… Он рассуждал только о самом себе.

– Как же мне было догадаться? Ты все от меня скрыла, вплоть до своего настоящего имени! Вплоть до самых малейших деталей.

– Но ведь он рассказывал тебе обо мне, я в этом уверена! – воскликнула она.

Взгляд любовника упал на молодую женщину так, как будто он никогда прежде не всматривался в ее черты. Его губы ошеломленно бормотали:

– Какими же глазами он смотрел на тебя? Он описывал тебя раз десять, и не разу у меня не возникло ни малейшего подозрения.

Он удрученно думал о чудовищной ошибке своего друга, не знающего, что у женщины – сто лиц и все они подлинные, так как не она создает их, а те, кто смотрят на нее любящими глазами.

Воспользовавшись его молчанием, она порывисто кинулась к нему и своими обнаженными руками обвила его шею:

– Поцелуй меня, Жан, – взмолилась она.

Каждый нерв Эрбийона дрожал от возмущения. Так что же, Дениза воображает, что, как только рассеется первое удивление, он овладеет ею, как и прежде? Он резко расцепил ласкавшие его руки и жестким голосом сказал:

– Послушай, ты что, разве не знаешь, как он тебя любит?

Черты молодой женщины помрачнели от унижения, но она захотела подыскать этому отказу лестное объяснение.

– Ты ревнуешь? – спросила она.

Лицо Эрбийона исказилось в дерзкой улыбке. Дениза же никак не хотела понять, что его охватил жгучий стыд, похожий на тот, который возникает при внезапно выявленном кровосмешении; чувство, сотканное из уважения, жалости и братства по оружию, теперь было навсегда осквернено, разрушено! А она в тот самый момент, когда он это осознавал, осмеливалась соблазнять его своим телом, волнующие очертания которого под полураспахнутой одеждой он узнавал с какой-то странной ненавистью.

Ему почудилось, что жалкий призрак Мори находится здесь и слушает их диалог; и все в нем: его юная преданность, еще не знакомая с компромиссами, и его чувство товарищества, обостренное жизнью в эскадрильи, гордостью за доверие, оказанное ему человеком, превосходящим его в интеллектуальной утонченности, и его пылкая натура, не допускавшая приспособленчества, – все содрогнулось от яростного негодования.

– Да, речь идет о ревности! – воскликнул он. – Но лучше бы уж было так, в тысячу раз лучше, ты слышишь? Как я теперь туда вернусь?

– Ах, так, значит, ты о нем думаешь! – воскликнула Дениза. – А я для тебя уже больше ничего не значу! А может быть, ты не знал, что у меня есть муж?

Эрбийон чистосердечно ответил:

– Я думал, что он в тылу.

– Почему?

– Из-за его возраста.

– Кто тебе о нем сказал?

Он не нашелся, что ответить. Она торжествующе продолжала:

– Значит, из-за простого предположения, которое ты никогда не проверял и которое к тому же ничего не оправдывает, себе ты находишь оправдание, а меня ты осуждаешь из-за того, что случайно столкнулся с Клодом.

Всплеск глухой злобы заставил его отвлечься и не развивать дальше своего преимущества.

– Какого черта он пошел в авиацию? – воскликнула она.

– Замолчи! – сказал Жан. – Чтобы понравиться тебе.

– Надо было додуматься!

Жан не догадывался, что только примитивной, иступленной любовью к нему можно было объяснить этот бунт Денизы против решения, грозящего отдалить его от нее. Он же увидел в нем одну жестокость, которая вывела его из себя.

– Вижу, что действительно совсем не знал тебя, – холодно сказал он.