Виктор Манойлин - Базирование Военно-морского флота СССР Страница 16

Самостоятельные занятия проводились в классных комнатах, где у каждого курсанта было свое постоянное рабочее место, и где он хранил все свои учебные принадлежности.

Режим самостоятельных занятий: 50 минут работы, 10 минут перерыв. Все по звонку. Во время самостоятельных занятий никаких хождений по коридору, в классах — тишина.

Курсовых работ было много, за их своевременной сдачей организован жесткий контроль. Не сдал вовремя — нет увольнения в выходной день.

В училище был свой инженерный полигон, где курсанты первого и второго курсов в летний период проходили общевойсковую подготовку, изучали минно-подрывное дело, работали со строительными машинами и механизмами, производили геодезические съемки, ходили на шлюпках и занимались многими видами военно-прикладного спорта.

Чрезвычайно важным элементом обучения была ежегодная производственная практика на флотах курсантов старших курсов. Практика курсантов нашего училища резко отличалась от практики курсантов других военных училищ. Курсантов нашего училища назначали на штатные должности, и они работали самостоятельно, а не были дублерами штатных работников.

В 1949 году я шесть месяцев работал мастером строительного участка на производственной практике в Севастополе, в 1950 году три месяца на той же должности в Калининграде, а в 1951 году четыре месяца на должности инженера-проектировщика Военморпроекта-26 в Ленинграде.

В некоторых решениях Сталина можно увидеть стремление следовать примерам русской истории.

Например, во время войны Сталин руководство обороной Севастополя поручил командующему Черноморским флотом, адмиралу Октябрьскому, хотя армейские части, обороняющие город, по численности значительно превосходили флотские.

Так же было и при императоре Николае I, когда во главе обороны Севастополя были адмиралы Нахимов и Корнилов.

После войны Сталиным было принято решение: флот город защищал, флот будет город восстанавливать, для чего создали специальное строительное управление «Севастопольвоенморстрой», количество работающих в нем исчислялось десятками тысяч людей. Кандидатура на должность начальника «Севастопольвоенморстроя» должна была быть одобрена Сталиным. Командование Военно-морским флотом приняло решение рекомендовать на эту должность генерал-майора А. П. Колерова.

В конце шестидесятых годов мне довелось услышать рассказ самого А. П. Колерова о том, как происходило назначение.

Колерову, который в то время служил на Тихоокеанском флоте, приказали немедленно вылететь самолетом в Москву на заседание Политбюро, где будет решаться его назначение на должность начальника «Севастопольвоен-морстроя». Все время перелета Колеров обдумывал варианты своего ответа на предполагаемый вопрос Сталина, справится ли он с этой должностью. Первый вариант ответа был: «Справлюсь, товарищ Сталин». Но тут же Колеров пытался спрогнозировать реакцию Сталина на такой ответ: «Нельзя его назначать, слишком самоуверенный, еще с обстановкой не ознакомился, а уже заявляет, что справится». Второй вариант ответа у Колерова такой: «Постараюсь, товарищ Стачин», на что был и вариант прогнозируемой реакции: «Ну что его назначать, когда не уверен. Он, видите ли, будет только стараться». И так долгие-долгие часы перелета в мозгу у Колерова то «Справлюсь», то «Постараюсь справиться». Прилетели, доставили в приемную, попросили подождать. Через некоторое время пригласили зайти. Зашел. Остановился у порога. За столом несколько человек, на председательском месте Молотов, читающий какие-то бумаги. Министр Военно-морского флота Н. Г. Кузнецов говорит Молотову: «Это Колеров на «Севастопольвоенморстрой». Молотов поднял глаза от бумаг, посмотрел на Колерова, кивнул, и снова стал смотреть бумаги Н. Г. Кузнецов махнул рукой А. П. Колерову, чтобы тот выходил. Назначение состоялось.

В «Севастопольвоенморстрое» не хватало инженерных кадров, поэтому Н. Г. Кузнецов принял решение направить в феврале 1949 года на шесть месяцев около 300 курсантов старших курсов ВИТКУ ВМФ для работы на военных инженерных должностях в строительном управлении.

Мы морально были готовы к выполнению такой задачи. Нас воспитывали на примере наших старших товарищей, участвовавших в 1941 году в обороне Ленинграда. Тогда сотни тысяч ленинградцев работали на строительстве оборонительных рубежей вокруг Ленинграда. Рабочие руки были, военных инженеров для руководства такими специальными работами катастрофически не хватало. Военный совет фронта принял решение направить преподавателей и курсантов нашего училища на руководство строительством оборонительных сооружений. На каждого курсанта приходилось по 500 человек работающих, преподаватели были начальниками и главными инженерами оборонительных районов.

Училище в 1941 году с честью выполнило поставленную командованием фронта задачу.

В 1942 и 1943 годах училище так же активно участвовало в инженерных работах на флотах и фронтах

22 февраля 1944 года был подписан следующий Указ Президиума Верховного Совета СССР: «За образцовое выполнение боевых заданий командования в борьбе с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество наградить орденом Красного Знамени: 1-й Гвардейский минно-торпедный авиационный полк, 251-й Новороссийский отдельный артиллерийский дивизион, Высшее инженерно-техническое училище Военно-морского флота и 1-й дивизион катерных тральщиков».

Мы гордились тем, что наше чисто инженерное училище награждено боевым орденом, да еще одним указом с прославленными боевыми частями морской авиации, артиллерии и траления.

В Севастополе прямо с вокзала одну из групп курсантов, в том числе и меня, направили на Северную сторону в распоряжение начальника 116-го УНР инженера-подполковника Васильева Ю. Е. Там нас быстренько распределили по участкам. Я попал к старшему лейтенанту Костко, который назначил меня руководить строительством автобазы. Костко дал мне комплект чертежей, на генеральном плане показал репер, выделил солдата, знающего то место, где находился репер, и поставил задачу за день произвести разбивку сооружений на местности, а на следующий день приступить к строительным работам.

Из инженерных приборов мне был выдан складной деревянный метр, уровень и моток шнура.

Разбивку я произвел, и на следующий день ко мне на работу прибыл взвод солдат строительного батальона в количестве 50 человек под командованием старшего лейтенанта.

Солдаты уже выслужили установленный срок службы, но ввиду нехватки рабочей силы, увольнение их в запас задерживалось, что отрицательно сказывалось на их настроении. По существующим тогда правилам, работа солдат нормировалась общесоюзными едиными нормами и расценками. Солдатам платили только те деньги, которые полагались за работы, выполненные сверх 100% дневной нормы. Таким образом, солдату не платили денег и тогда, когда он выполнит дневную норму лишь на 10%, и тогда, когда выполнит на все 100%. Нормы были очень жесткие: для того, чтобы выполнить 150%, а получить деньги всего за 50%, требовались большое мастерство, сила и здоровье.

Если взвод не выполнял норму на 100%, то командиру взвода грозили неприятности по службе.

Командиры взводов не имели реальных рычагов для повышения производительности труда.

Как командир взвода может наказать солдата, не выполнившего норму? Объявить выговор, так солдату плевать на это. Посадить на гауптвахту, так это будет вроде отдыха солдату. Отдать под суд, так всех не посадишь. Не пустить в увольнение, так они и гак сидят в степи, идти все равно некуда. Не пустить в отпуск домой, так никого все равно не пускают. Единственно реальная угроза — задержка с увольнением из армии в запас.

Такая практика была, кто хорошо работает — отпускать первыми. Но это действовало только в период, когда сроки увольнения уже объявлены.

Оставалось одно — воспитательная работа. Тут все вроде ясно — разъясняй, мобилизуй, призывай, объясняй.

Воспитательной работы было много. Но толку от нее было мало.

Мое тогдашнее отношение к работе было сформировано школой, училищем, книгами, кинофильмами и газетами, пионерской, комсомольской и партийной организациями. Коротко и применяя казенные фразы, его можно выразить так: каждый советский человек должен работать изо всех сил на пользу нашей социалистической родины, эта работа должна приносить ему радость, работа должна быть главнее всего в жизни. Шкурничество, желание получить побольше денег за работу — это очень плохо. У нас же социализм, мы работаем не на капиталиста, а на себя, какие тут могут быть разговоры о выгоде.

Я готов был работать на восстановлении Севастополя с утра до ночи и без выходных. Близко к этому режиму я и работал. Я вспоминал, что когда во время войны мы работали в колхозе и на железной дороге, то работали без всяких разговоров об оплате труда, идет война, какие там заработки. Паек дают вовремя, что еще надо.