Борис Бурлак - Ветры славы Страница 18

Отпустив офицера связи, Шкодунович поколебался с минуту: надо ли беспокоить командарма в столь позднее время. Но тут как раз и вызвал его по радио сам Гаген. Комкор во всех деталях, только что ставших ему известными, обрисовал положение мехтиевского полка, который едва сдерживает натиск противника, идущего на прорыв. Лишь в районе высоты двести девять и девять немцам удалось ценою больших потерь, включая двух генералов и несколько десятков офицеров, пробиться в обход второго батальона, также понесшего тяжелые потери. Остальные батальоны стоят насмерть, несмотря на слабую артиллерийскую поддержку из-за нехватки боеприпасов, особенно мин…

— Ситуация драматическая, — сказал Гаген. — Буду говорить с Бирюзовым, он в общем знает нашу обстановку.

Шкодунович был уверен, что командарм еще до рассвета обязательно свяжется со штабом фронта — лучше бы он угодил, конечно, на самого Толбухина, имеющего  л и ч н ы е  с ч е т ы  к 6-й армии с сорок второго года.

Николай Николаевич накинул на плечи свой походный плащ и вышел на крыльцо подышать свежим воздухом. Отсюда до Карпат неблизко, однако горная прохлада все же чувствуется в Бессарабии по ночам. Или это кажется после недавних на редкость знойных дней? «Да уж не малярия ли напоминает о себе?» — подумал он, чувствуя озноб…

Село Котовское спало. Вчера, когда сюда долетел приглушенный холмами орудийный гул, люди останавливались на улице, недоумевая, что бы такое-это могло значить: немцы же разгромлены на Днестре. Потом, к вечеру, все стихло, местные жители успокоились.

И все-таки смертельно раненный зверь опасен.

Шкодунович опять пожалел, что отправил в самое пекло Мехтиева. Он ценил в молодом человеке не одну отвагу, а и полководческий талант. Полководческий? Не громко ли сказано? Нет, все верно: вождение полков начинается с вождения одного полка. Полк же свой Мехтиев водит в бой с тем воодушевлением, которое и отличает одаренного человека от посредственности. «Вдобавок к этому бы высшее образование, — подумал Николай Николаевич. — Надо, непременно надо откомандировать его в академию при первой возможности. Война идет к концу: дивизия наверняка будет расформирована, многие офицеры будут демобилизованы, так и Мехтиев может оказаться на какой-нибудь случайной гражданской службе. А его война лично проверила на своих экзаменах и аттестовала орденом Суворова. Стало быть, ему и командовать после войны дивизией, корпусом, армией…»

Генерал невольно подумал и о своей армейской молодости. Хотелось добиться куда большего, но годы прошли в тревожных событиях, иной раз достигавших предельного накала. Хорошо еще, что вот довелось помочь народу в лихую годину, иначе и вовсе бесполезно бы пропал весь запал, как у некоторых его сверстников. И за то следует поблагодарить судьбу, что не разменял молодость на звонкую монету житейских удовольствий и мещанских благ. Нет, молодость твоя принадлежит народу вся, без остатка. А как же иначе?..

Оставались не дни, а часы до полного разгрома группы армий «Южная Украина». Между тем генерал Фриснер получил сразу пачку радиограмм, в которых велеречиво сообщалось, как «штурмовые отряды» дивизий, оказавшись в полном окружении, вышли на прорыв близ Ганчешты и сегодня опрокинули мощный заслон русских западнее этого небольшого населенного пункта.

Фриснер готов был поверить в чудо. Ему рисовалось, как эти отряды выходят к берегам Прута, действуя на партизанский манер, заимствованный у тех же русских. Да пусть воюют как угодно, в конце концов! Только бы побольше живой силы выбралось в Трансильванию, а там и Венгрия рядом.

Фриснер не понимал и не мог понять, что настоящая партизанская война возможна лишь в интересах народа.

Все его нервические восторги по адресу новоявленных «штурмовиков», которые «по-партизански» сражаются с превосходящими силами красных, вызывали у штабных офицеров снисходительные улыбки.

Командующий то и дело повторял теперь, что всего важнее выиграть время для создания оборонительного рубежа в Венгрии, что вся стратегическая суть на юге именно в этом. Но ни он сам, ни его приближенные ничего не могли сделать, чтобы помочь тем, кто «выигрывал» для них время. И если они все еще не улетели в Будапешт, то разве только потому, что боялись гнева фюрера, который приказал держаться на восточных склонах Карпат. И теперь Фриснер нетерпеливо ждал подходящей «летной погоды», чтобы историки не обвинили его потом, что он преждевременно покинул тонущий корабль… Наверное, завтрашний день будет последним. Пора бы уж…

И еще один день

Светало.

Над окрестными пшеничными полями и виноградниками, над зеленой родниковой лощиной между пологими увалами, над проступающей в белесой дали кромкой западного горизонта — над всей благодатной бессарабской землей, в какую сторону ни глянь, грузно поднималась теплая густая испарина и на высоте жаворонкового взлета становилась кипенно-белым утренним туманом.

День обещал быть погожим. Над Сарата-Галбеной курчавились тугие ранние дымки: они вертикально ввинчивались в небо и там уже терялись из виду, смешиваясь с плывущими облачками. Кое-где за ломаной линией немецких окопов, отрытых кое-как, плескались над овражками и вербными куртинами прогорклые дымы полевых кухонь. Это было странно, что немцы собирались еще тут завтракать и пить свой эрзац-кофе.

Мехтиев вскочил, поняв, что вместо двух часов проспал все три.

Перед ним простиралось все то же поле с подбитым бронетранспортером, сгоревшими грузовиками на столбовой дороге, неубранными трупами немцев и черными воронками — следами безобразной артиллерийской пахоты. И на отвоевавших свое машинах, и на отвоевавшихся гренадерах лежали теперь ночные тени тлена, как бы напоминая, что пора бы очистить это ни в чем не повинное хлебное поле жизни.

— Доброе утро, Бахыш! — приветствовал его Невский.

— Доброе… — с горечью ответил Мехтиев. — Ты, я вижу, вздремнул, Николай Леонтьевич?

— У артиллеристов как: голову на лафет, ноги на снарядный ящик — и разбудит разве лишь немецкая артподготовка. Вот они сейчас выпьют по кружке кофейной бурды, закурят и двинутся на нашего брата.

— Пожалуйста, береги снаряды.

— Что, все мучает призрак танковой атаки? Да откуда сейчас у немцев танки?

— Наверняка бродят по степи, как одичавшие собаки.

Мехтиеву доложили, что оружие пленным «братьям-славянам» роздано, сухой паек тоже и они готовы занять свое место на переднем крае. Но куда их?

— Пойдем, взглянем, — сказал он Невскому.

Докладывавший майор Малинин, заместитель командира полка по строевой части, с недоумением пожал плечами — чего тут устраивать смотры отщепенцам?

Группа этих никем не осужденных «штрафников» была вооружена, что называется, с головы до ног: у них были автоматы, гранаты, несколько пулеметов — все трофейные.

Может, кто-нибудь из сопровождавших Мехтиева подумал: «Неровен час, пальнут по всей полковой верхушке — и полку крышка». Но сам Мехтиев, втайне сомневавшийся вчера в успехе своей рискованной затеи, сегодня был уверен, что эти, кто бы они ни были в недавнем прошлом, будут драться до конца: у одних просто нет иного выхода, а у других не может не проснуться совесть. Он внешне вроде бы небрежно, но пытливо оглядел их и сказал вполголоса, без вчерашних громких слов:

— Надеюсь, теперь вы убедились, что вам верят…

И круто повернулся, пошел на командный пункт. По дороге приказал майору Малинину отвести им участок передовой на жарком месте и чтоб просматривалось то место с его КП.

Тем временем завязывалась полусонная перестрелка в районе высоты двести девять. Вскоре долетели оттуда звуки минных разрывов, а потом звонко, раскатисто ударил пушечный залп.

— Пробуют голос, — сказал Невский.

— И хотят убедиться в нашем присутствии, — добавил Мехтиев.

Высота ответила трескучим автоматным огоньком, скорее для порядка.

Немецкий обоз, заночевавший в открытой степи, начал довольно бойко вытягиваться на окольную проторенную дорогу, что вела вокруг подножья высоты на юго-запад.

Теперь уже не сомневаясь, что главные силы полка вместе с приданной артиллерией оказались на самой стремнине немецкого прорыва, Мехтиев опасался, что его могут обойти сегодня с обеих сторон и он попадет в глупейшее положение, не выполнив до конца боевую задачу. Такое вполне могло случиться: немцы вчера не только обошли высоту — на левом фланге, но и тут, на правом фланге, пробовали обойти полк отдельными группами, которые были прижаты огнем к земле и капитулировали.

Все они: майоры Мехтиев, Манафов, Малинин, подполковник Невский, комбаты — командиры батальонов и батарей, рядовые бойцы — с нетерпением ждали, как сейчас поведет себя противник, тем более ведь близок, близок конец всей битвы — это чувствовалось.