Николай Чуковский - Рассказы Страница 19

Пленных втолкнули в дверь, и они очутились в тесной комнатенке с канцелярским столом. На столе и вокруг стола сидели арестованные. Тут было несколько солдат Кекстольмского полка, охранявших здание перед тем, как его захватили юнкера, да несколько матросов, случайно пойманных на улице.

Член Реввоенкомитета, войдя и усевшись, сразу опустил голову на стол.

И сейчас же снаружи, со стороны Морской, послышались выстрелы.

— Это наши! — сказал Павлик члену Реввоенкомитета.— Наши окружают станцию!

Но член Реввоенкомитета ничего но ответил. Он уже спал.

Броневик «Федор Богданов», гремя железом и воняя бензином, выполз наконец за ворота телефонной станции.

Осаждавшие станцию солдаты Кекстольмского полка, красногвардейцы и матросы слегка расступились перед ним. Несколько пуль брякнуло в его броню. И сейчас же и ответ заговорили оба пулемета «Федора Богданова».

Толпа осаждающих отхлынула и побежала, оставляй убитых на опустевших торцах. И «Федор Богданов», неуклюже повернув налево, неторопливо двинулся по Морской, стуча пулеметами и давя трупы.

В него стреляли из окон, в него стреляли с крыш, но пули отскакивали от его тяжелой брони. Четыре юнкера, сидевшие согнувшись в гремучей и сумрачной утробе «Федора Богданова», с наслаждением и ненавистью наблюдали, как перед ними бежали и падали матросы и рабочие, не находя никакого прикрытия на узкой и прямой улице, стиснутой домами.

Так «Федор Богданов» дополз до угла, до гостиницы «Астория». Юнкер, сидевший за передним пулеметом, увидел в глазок простор Исаакиевской площади, заставленной штабелями дров, и Николая Первого на бронзовом коне. Площадь казалась пустынной,— толпа, заполнявшая ее, спряталась за дровами.

И тут, в этот миг торжества, у «Федора Богданова» разом лопнули две покрышки и две камеры.

Трудно установить, отчего это произошло, — то ли шины не выдержали тяжести стальной брони, то ли их пробили пули красногвардейцев. Но броневик остановился.

Стоя на месте, он долго пыхтел, выл и трещал, заткнув, словно пробкой, проход с площади на Морскую. Он нелепо вздрагивал и дергался, как раненый мамонт. Пулеметы его работали безотказно, и он по-прежнему поливал площадь пулями, выпуская одну очередь за другой. Он все еще был страшен и смертоносен. Но матросы и красногвардейцы, следя за ним из-за штабелей дров, уже знали, что он обречен.

Они обошли громаду Исаакия и вернулись между собором и гостиницей «Англетер» на площадь. Угол гостиницы «Астория» загораживал эту часть площади от «Федора Богданова». Здесь нападающие были в безопасности.

Отсюда они хлынули к броневику.

И «Федор Богданов», лязгом, грохотом, смертью наполнявший площадь, умолк.

Потеряв «Федора Богданова», юнкера сразу потеряли улицу. Они засели в здании телефонной станции и закрыли ворота, завалив их разным хламом, а Морская наполнилась матросами и красногвардейцами.

Завязалась перестрелка. Юнкера стреляли из окон и из ворот, а матросы с крыш соседних домов.

Суетливый офицер с расцарапанной щекой — звали его Владимир Михайлович Михаленко — приказал поставить пулемет на крышу станции. Но приказ его не был выполнен, так как никто не знал, где находится лестница, ведущая на крышу. Красногвардейцы все время пытались атаковать ворота. Их разгоняли выстрелами, и они отходили, унося убитых, но через минуту снова шли в атаку. Юнкеров могли выручить только подкрепления.

Михаленко ждал подкрепления с часу на час. Ему было известно, что Керенский вместе с войсками генерала Краснова идет из Гатчины через Пулково на Петроград. Пора бы уже этим войскам вступить в город, а их все нет и нет.

Но и в самом городе есть силы, которые могут прийти на помощь осажденным юнкерам. Бывший начальник военного округа полковник Полковников утром занял Инженерный замок и организовал там из меньшевиков и эсеров «Штаб спасения родины и революции». Этот штаб захватил все броневики, стоявшие в Михайловском манеже. Если бы Полковников прислал к телефонной станции хотя бы один броневик на смену погибшему «Федору Богданову», юнкера перешли бы в наступление и могли бы очистить от красногвардейцев все ближайшие кварталы.

Михаленко пытался поговорить с Полковниковым по телефону. Но Инженерный замок на вызовы не отвечал. Там не работал ни один телефон.

Тогда Михаленко призвал к себе Шилина — главного механика телефонной станции. Шилин был человек еще молодой, с побритым и невыспавшимся лицом. Он раздражал Михаленко тем, что, разговаривая с ним, не глядел ему в глаза.

— Вы сами велели мне выключить Инженерный замок,— сказал Шилин.

Это был явный вздор: Михаленко, заняв станцию, приказал Шилину выключить телефоны Смольного и Петропавловской крепости, чтобы лишить большевиков связи. Не мог же он самого себя лишить связи со своим штабом.

Однако Шилин, глядя в угол, упрямо продолжал утверждать, будто ему было приказано выключить, кроме Смольного и Петропавловки, еще и Инженерный замок. «Это он нарочно! — думал Михаленко, разглядывая серое от усталости лицо главного механика.— Тайный большевик...» Он охотно ударил бы Шилина по лицу, но опасался, что тогда никак не удастся наладить связь с Полковниковым.

Он велел Шилину немедленно соединить телефонную станцию с Инженерным замком. Шилин ушел к своим аппаратам и долго над ними возился. Михаленко хрипло орал в трубку, вызывай Полковникова, но из трубки в ответ доносился только бессмысленный гул, треск и грохот.

Связь не налаживалась. Шилин во всем винил младших техников, которые не то где-то попрятались, не то в самом начале событии умудрились удрать домой. Михаленко, уже красный от натуги, лаял в трубку, но в ответ раздавались только отдаленные взрывы и раскаты. А время шло, и атаки красногвардейцев на ворота становились все отчаяннее, чаще и упорнее. Нестройный треск винтовок доносился уже со всех сторон, сверху и снизу.

— Позвольте дать совет,— услышал вдруг Михаленко у себя за спиной чей-то скромный, но полный достоинства голос.— Не лучше ли просто послать кого-нибудь в Инженерный замок за броневиком?

Михаленко бросил трубку и обернулся. Перед ним стоял отставной штабс-капитан Чекалин.

Михаленко уже несколько раз видел его — и здесь наверху, в коридорах, и внизу, на дворе,— но очень смутно представлял себе, кто он такой, и в суматохе ни разу к нему не приглядывался. Теперь он впервые оглядел калоши отставного штабс-капитана, его обывательское черное пальтецо и молодящие рот вставные челюсти, которые пощелкивали при каждом слове.

— Ни один дурак не согласится выйти отсюда,— ответил Михаленко.— Мы здесь, как в мышеловке.

— Я схожу,— сказал отставной штабс-капитан и показал ему пропуск Петроградского Совета за номером 4051, найденный на убитом матросе.

И уже через три минуты штабс-капитан Чекалин, вынырнув как бы невзначай из ворот, подошел к красногвардейской заставе возле Кирпичного переулка. Он показал свой пропуск, и его пропустили.

Неспешно вышел он на Невский. Холодный ветер гнал обрывки листовок, воззваний, газет, накопившихся за бурное и многословное лето. Большинство магазинов и контор было закрыто по случаю юнкерского восстания. Тускло сияла Адмиралтейская игла. Отставной штабс-капитан повернулся к ней спиной и зашагал по тротуару.

На телефонной станции о нем сразу забыли.

Михаленко отправился разыскивать директора станции, инженера Басса, чтобы тот заставил Шилина соединить его с Полковниковым. Инженер Басс находился в одном из самых дальних и безопасных помещений — пули туда долетать не могли, так как окна выходили во двор. Это был эсер, назначенный на должность директора эсеровско-меньшевистской городской управы. Расставив короткие ноги, толстый и лысый, он стоял на письменном столе, среди чернильниц и папок, и держал речь перед собравшимися здесь служащими телефонной станции.

Он предложил принять резолюцию, где говорилось о преданности законному Временному правительству и о необходимости борьбы с подонками общества, захватившими власть. Он особенно настаивал, чтобы в резолюции было выражено доверие генералу Краснову, который шел на Петроград для спасения России от большевиков. Десятка полтора заплаканных телефонисток слушали его, толпясь вокруг стола.

Они спрашивали инженера Басса:

— А когда нас отпустят домой?

— А когда прекратится стрельба?

— А если мы примем резолюцию, нас отпустят домой?..

Увидев Михаленко, инженер Басс спрыгнул на пол с неожиданным для толстяка проворством. Он немедленно согласился оказать Михаленко содействие, отправился с ним в аппаратную, обругал Шилина и принялся сам налаживать связь с Инженерным замком.

И действительно, уже через десять минут Михаленко беседовал с полковником Полковниковым. Полковник говорил мягким басом, в котором преобладали успокоительные интонации. Он предложил Михаленко держаться и ни о чем не беспокоиться. Броневик он прислать обещал, но в несколько неопределенных выражениях. Михаленко почудилось даже, будто Полковников и сам не совсем уверен, есть ли у него броневики. Выслушав еще ряд внушительных и успокоительных фраз, Михаленко повесил трубку.