Николай Чуковский - Рассказы Страница 20

И действительно, уже через десять минут Михаленко беседовал с полковником Полковниковым. Полковник говорил мягким басом, в котором преобладали успокоительные интонации. Он предложил Михаленко держаться и ни о чем не беспокоиться. Броневик он прислать обещал, но в несколько неопределенных выражениях. Михаленко почудилось даже, будто Полковников и сам не совсем уверен, есть ли у него броневики. Выслушав еще ряд внушительных и успокоительных фраз, Михаленко повесил трубку.

Слегка приободренный разговором с начальником штаба, он хотел тут же арестовать главного механика Шилина как несомненного большевика. Но инженер Басс испугался и запротестовал, уверяя, что арест Шилина только усилит нежелательные настроения среди служащих станции. Михаленко хмуро отвернулся и пошел во двор посмотреть, как защищают ворота. Он сразу понял, что дела обстоят неважно.

Юнкера, без толку слонявшиеся по двору, спросили его, скоро ли явится Краснов. Он сообщил им, что через несколько минут на помощь придет броневик, но по угрюмым лицам понял, что это известие не очень их радует.

— Не стоило выступать, если не знали наверняка, что Краснов придет,— сказал один из юнкоров.

И никто не возразил ему.

Мимо проносили раненых. Во время последних атак красногвардейцам два раза удалось подойти к воротам вплотную. Пули попали под арку, и человек семь юнкеров пострадали.

Затем внезапно появился зловредный слух, будто матросы скоро заберутся на крышу станции и начнут поливать двор из пулемета. На чем основан был этот слух — неизвестно, но юнкера то и дело с унынием поглядывали вверх, на крышу.

Михаленко понимал, что нужно немедленно предпринять что-то решительное, иначе у осажденных не хватит духу дождаться броневика. Он задумал устроить вылазку и попытаться очистить от красногвардейцев Морскую до угла Невского. В успех этой вылазки он сам не вполне верил, но надеялся, что она приободрит юнкеров, займет их на некоторое время, а там подойдет броневик и решит все дело.

Он приказал строиться под аркой и готовиться к вылазке. Человек двадцать юнкеров сгрудились перед воротами, остальные сделали вид, будто не слышат Михаленко, и продолжали слоняться по двору. Михаленко ничего им не сказал, чтобы не затевать пререкании, которые все равно ни к чему не приведут.

После долгой толчеи осторожно приоткрыли ворота.

И навстречу юнкерам в ворота под арку вошел старик в котелке, в черном пальто и в калошах. Это был отставной штабс-капитан Чекалин. Он сделал знак закрыть ворота, и ворота немедленно захлопнулись. Взяв Михаленко под руку, он отвел его в сторону, в угол двора.

— Когда придет броневик? — спросил его Михаленко шепотом.

— Никогда,— ответил штабс-капитан.— Инженерный замок сдался большевикам.

Иван Гаврилыч Федоров, командир маленького отряда красногвардейцев-железнодорожников, молчаливый и солидный слесарь лет сорока, уже четыре раза ходил в атаку на ворота и четыре раза возвращался к Кирпичному переулку, потому что отряд не выдерживал огня. Юнкера отчаянно стреляли из окон станции.

Вместе с Иваном Гаврилычем ходил на ворота его старший сын Афанасий, мальчик лет шестнадцати. Афанасий увязался за отрядом с утра, и отец никак не мог прогнать его домой. Присутствие сына раздражало и тревожило Ивана Гаврилыча, хотя он немного гордился перед товарищами, что у него такой большой и лихой сынок.

— Дурак! — после каждой атаки вполголоса говорил он Афанасию.— Я тебе покажу, как соваться вперед! Погоди, придешь домой, у нас будет другой разговор...

Афанасий отворачивал от отца веснушчатое круглое лицо и отмалчивался, шмыгая носом.

После четвертой атаки Иван Гаврилыч пришел к убеждению, что матросы-пулеметчики, сидящие на крыше против станции, неправильно стреляют. Им надо бы метить по окнам, по этажам, а они осыпают пулями только улицу перед воротами, где и без того пусто.

Иван Гаврилыч решил выяснить, в чем дело, и отправился.

Он довольно долго блуждал по каким-то дворам и торным лестницам, наугад разыскивая дорогу. Наконец он попал на чердак и, бредя, согнувшись, между красными кирпичными трубами, увидел оконце, возле которого стоял пулемет.

Над пулеметом возились двое моряков. Один принес в ведре воду, чтобы остудить разогревшийся ствол, другой лежал рядом ничком на полу.

— Вы бы по окнам, ребята,— сказал морякам Иван Гаврилыч.— Гнать их нужно от окон, а то нам никак до ворот не дойти.

— По окнам нельзя,— ответил матрос, лежавший на полу.— Там бабы. Погляди сям.

Иная Гаврилыч нагнулся и через чердачное оконце оглядел фасад телефонной станции. Во всех этажах увидел он женщин, кучками толпившихся возле подоконников.

— Они нарочно к окнам телефонисток пригнали, чтобы мы стрелять не могли,—продолжал матрос.— За юбками прячутся.

«Да, по женщинам стрелять нельзя,— подумал Иван Гаврилыч.— Нехорошо стрелять по женщинам».

Ему больше нечего было здесь делать, и он побрел к выходу.

Но матрос с ведром остановил его.

— Нужно в атаку вдоль самой стенки идти,— сказал матрос с ведром.— А вы бежите посреди улицы, вот они вас из окон и валят.

«Правильно!» — подумал Иван Гаврилыч. И сказал матросу:

— Попробую.

Через несколько минут отряд Ивана Гаврилыча уже шел гуськом вдоль стены к воротам. Иван Гаврилыч шагал впереди, низко нагнувшись. За собою Иван Гаврилыч слышал топот многих ног. Там, позади, был и Афанасий. Иван Гаврилыч ни разу не обернулся, но присутствие Афанасия чувствовал беспрерывно.

Едва они дошли до телефонной станции, началась стрельба из окон. Они еще теснее прижались к стене. Юнкерам мешали карнизы — пули, пролетев мимо красногвардейцев, дырявили торцы.

За спиною Ивана Гаврилыча кто-то вскрикнул и с глухим шумом упал.

Может быть, Афанасий?

Ивану Гаврилычу мучительно хотелось обернуться и посмотреть.

Но он пересилил себя. Он знал, что, если он обернется и увидит убитого Афанасия, он не выдержит и кинется к нему. Тогда весь отряд, идущий за ним следом, остановится, смешается, и атака опять не удастся.

Иван Гаврилыч не обернулся. Он первым дошел до ворот.

Он гулко ударил в ворота прикладом.

За воротами щелкнул выстрел, и Иван Гаврилыч, почувствовав резкий удар в плечо, прислонился к стене. Потом медленно сполз на землю.

Красногвардейцы перескакивали через него на бегу. Их все больше становилось перед воротами. Ворота трещали под ударами прикладов и вдруг распахнулись, лязгнув.

Толпа хлынула во двор, крича и стреляя.

И мимо Ивана Гаврилыча пробежал Афанасий. Он размахивал на бегу винтовкой, рот его был открыт.

«Жив!» — подумал Иван Гаврилыч радостно.

Все уже мутилось и путалось перед Иваном Гаврилычем. Он почувствовал, как чьи-то руки подняли его, и потерял сознание.

В комнате арестованных, возле запертых дверей, дежурили четверо юнкеров. Они запрещали пленникам разговаривать.

Но Павлику все равно говорить было не с кем, так как член Реввоенкомитета спал, положив сухое лицо на стол, а остальных он не знал. Павлик сидел у стола и прислушивался, стараясь по звукам выстрелов понять, что происходит вокруг.

А стрельба становилась все оглушительнее, все ближе, все гуще. Стреляли всюду — наверху, внизу, на всех этажах. Синеватые века члена Реввоенкомитета вздрагивали во сне.

Внезапно дверь приотворилась, и кто-то вызвал юнкеров из комнаты.

Пленники остались одни.

— Им жутко приходится! — воскликнул Павлик, толкнув члена Реввоенкомитета.

Член Реввоенкомитета открыл глаза и поднял голову. Внимательно прислушался он к стрельбе, гремевшей отовсюду. И улыбнулся.

Один из арестованных матросов предложил забаррикадировать дверь. Член Реввоенкомитета выслушал его и подумал.

— Не стоит,— сказал он матросу.— Они продержатся не больше часа.

Он снова опустил голову и, едва щека его прикоснулась к столу, заснул.

Грохот стрельбы еще усилился. Слышно было, как за дверью метались юнкера. Пронзительно и многоголосо плакали женщины.

Потом все внезапно стихло.

И в полной тишине дверь отворилась.

В комнату вошел высокий, полный, краснощекий мужчина, чисто выбритый, в странном одеянии — не то альпиниста, не то содержателя тира, с фотографическим аппаратом на перекинутом через плечо ремешке. Он оглядел всех и шагнул прямо к спящему члену Реввоенкомитета. За ним семенил, какой-то маленький чернявый человечек в пиджачке.

Краснощекий великан в костюме альпиниста издал глухой, свистящий звук и положил руку на плечо члена Реввоенкомитета. Член Реввоенкомитета открыл глаза и поднял голову.

— А, это вы, мистер Вильямс! — сказал член Реввоенкомитета.— Как вас сюда занесло?

Вильямс произнес несколько слов по-английски, а затем заговорил маленький черненький, служивший ему переводчиком.