Вениамин Тихомиров - Подвиг «Тумана» Страница 2

С экипажем «Тумана» в полном составе Шестаков сегодня встретился впервые и немало волновался, ожидая этой минуты. Он стоял перед безмолвным строем, невысокий, с юным, но строгим лицом. Голос, вначале чуть хриплый, взволнованный, постепенно окреп и теперь звучал спокойно и ровно. Только сейчас Шестаков по-настоящему почувствовал: с этой минуты он командир.

— Наша Родина в опасности, и для каждого из нас сейчас главное — бить врага, — говорил он, отчетливо произнося каждое слово. — Сегодня мы получили из рук народа боевой корабль. Нам оказано доверие — и мы должны его с честью оправдать.

Шестаков обвел глазами ровные шеренги матросов и чуть дрогнувшим голосом закончил:

— Поклянемся же перед флагом, впервые поднятым сегодня над нашим «Туманом», драться с врагом до последней капли крови!.. Вперед, к победе, товарищи!

Ровными шеренгами стоят моряки, плечом к плечу, подтянутые и строгие. Каждый думает о своем, но мысль у всех одна: Родина зовет их в бой за свое счастье, за свою свободу. Она словами командира обращается к ним, как к сыновьям.

От имени рабочих мурманской судоверфи выступил мастер цеха Иван Трофимович Огурцов. Это он руководил работами по переоборудованию корабля. Его знает здесь каждый матрос. Неспокойный старик, он третьи сутки не покидает борт корабля. Прощаясь с моряками, мастер пожелал им счастливого плавания.

В вахтенном журнале «Тумана» появилась первая запись:

«26 июня 1941 г.

8 ч. 00 м. Торжественный подъем флага. Митинг личного состава…»

Над палубой, в кубриках и машинном отделении — во всех корабельных помещениях прозвучала первая команда:

— Корабль к бою и походу изготовить!

Так начал свою биографию сторожевой корабль «Туман». В то памятное утро он вступил в боевую семью североморцев и был включен в состав первого дивизиона сторожевых кораблей. Приказом командующего Северным флотом ему присваивался бортовой номер 12.

Шел пятый день Великой Отечественной войны против немецко-фашистских захватчиков. На огромном фронте, растянувшемся на тысячи километров от Черного до Баренцева моря, развертывались тяжелые, кровопролитные бои. Гитлеровские полчища, используя внезапность нападения, продвигались вперед. Над нашей страной нависли грозовые тучи смертельной опасности.

Горели наши города и села. Неслыханным грабежам и насилиям подвергались мирные советские люди. Фашисты несли на нашу землю смерть и разорение. Бандиты в мышиного цвета мундирах уничтожали на своем пути все живое. Враг хотел огнем и железом стереть с лица земли нашу великую Родину, истребить ее могучий народ, уничтожить родную Советскую власть.

Очень трудным и тяжелым было начало войны на Севере.

Над Кольским заливом в тот день приветливо светило летнее солнце, не уходящее с горизонта круглые сутки. На свеже-синем заполярном небе ни облачка. Вода от июньской тишины застыла, как стеклянная. На Север пришла наконец запоздавшая весна. В том году она была короткой и бурной. После морозов в конце мая в июне установилась южная жара. Природа полярной тундры ожила. Лето обещало быть солнечным, теплым. Это радовало северян.

И вдруг в светлом июньском небе появились черные крылатые машины войны. На Мурманск упали первые бомбы. У входа в Кольский залив были замечены перископы вражеских подводных лодок. На перешейке у полуострова Рыбачьего начались ожесточенные бои.

Сразу после митинга командир «Тумана» вместе с комиссаром корабля политруком Петром Никитичем Стрельником обошли боевые посты.

— О, тут, я вижу, знакомых много, — улыбаясь сказал Шестаков, здороваясь за руку с машинистом Иваном Быльченко.

Перед командиром стоял высокого роста, широкоплечий матрос. Шестакову нужно было запрокидывать голову, чтобы разговаривать с ним.

— Земляки? — спросил комиссар.

— Нет, вместе служили.

Остановившись у контрольной доски, Шестаков внимательно посмотрел на показатели приборов.

— Ну как, все у вас готово к первому походу? — спросил он машинистов.

— Все готово, товарищ комиссар! — ответил Быльченко. Он был рядом с командиром.

— Механизмы работают как часы, — поспешил добавить командир отделения старшина 1-й статьи Семен Годунов. Его басовитый голос звучал глухо. Отличная строевая выправка чувствовалась в каждом движении старшины. Даже в рабочей форме он выглядел молодцевато.

— А люди? — улыбаясь, спросил Шестаков.

— Люди тоже, как… — и, немного замявшись, выпалил: — Люди работают как люди!

— Как наши советские люди, — добавил комиссар.

Командир подошел к Годунову и, тронув его за плечо, сказал:

— Вот это правильно!

Когда командир и комиссар покинули машинное отделение, моряки окружили Ивана Быльченко, засыпали его вопросами.

— Ты знаешь командира? Вместе служил с ним? — спросил машинист Василий Ширяев.

— На сторожевом корабле «Торос». Штурманом он был у нас, — ответил Быльченко.

— Ну и каков? — поинтересовался Сергей Хлюстов.

Молодой трюмный машинист специально остался, чтобы поговорить с товарищами о командире.

— Душа человек. Правда, строгий… Провинишься — не взыщи. Уж даст так даст — на всю катушку. Но зря не обидит. Его любили у нас.

— А родом откуда, не слыхал? — не дав договорить Быльченко, поторопился с вопросом старшина 2-й статьи Александр Смирнов.

— Как же, знаю… Воронежский.

— Земляк мой! — обрадованно произнес Годунов.

— До службы фабзайчонком был, потом на заводе разметчиком работал, — продолжал Быльченко.

— В самом Воронеже?

— По-моему, да.

— Может, на Экскаваторном? — допытывался Семен Годунов.

— Вот этого не могу сказать.

— Я сам спрошу его, — сказал старшина. — Придет время, сам спрошу.

По кораблю разнеслась трель боевой тревоги. Личный состав занял свои боевые посты. На машинный телеграф начали поступать команды.

«Туман» отошел от заводского причала. Медленно набирают обороты машины. За кормой вздымается рокочущий, пенистый след винта.

Командир и комиссар стоят рядом. На мостике тишина. Никому не хочется нарушать торжественную строгость первых минут плавания.

Все дальше и дальше уходят за корму бревенчатые сваи причала, приземистые корпуса цехов судоверфи. Но Шестаков не замечает этого. Его взгляд прикован к бело-красным буям, ограждающим фарватер. Порыв холодного ветра, пробежав по глади залива, замутил ярко-зеленую воду.

— Оглянись назад, — подтолкнул Шестакова комиссар и кивком головы указал на пирс, на самом краю которого стояла молодая женщина.

Шестаков оглянулся и помахал рукой. Женщина ему ответила.

— Не эвакуировалась? — спросил Стрельник.

— И слушать об этом не захотела, — улыбнулся Шестаков. — На работу устроилась, в гидроотдел, — уважительно прибавил он и еще раз оглянулся на пирс.

— Моя тоже не хочет уезжать. Не слушает. Никакой, брат, дисциплины не соблюдают наши моряцкие женки, — засмеялся комиссар.

— На рейдовом посту связи поднят сигнал воздушной тревоги! — доложил вахтенный сигнальщик.

Над заливом разнесся ноющий вой сирен и сиплые гудки стоящих в порту пароходов.

Шестаков сдвинул на затылок фуражку, поднес к глазам бинокль и направил его в небо. По светлому, еще не тронутому загаром лицу командира пробежала суровая тень. Брови сошлись над переносицей, образовав одну изогнутую черную линию.

— Летают, гады, — процедил сквозь зубы Стрельник. В его черных, живых глазах сверкнула ненависть. «Погодите, доберемся мы до вас», — думал он, вглядываясь в далекую черную точку.

— Высоко идет, — сказал, ни к кому не обращаясь, Шестаков. — Разведчик.

На мостике снова воцарилась тишина.

Все, кто находился в это время на верхней палубе, запрокинув головы, смотрели в небо. Там, на большой высоте, вспыхивали, медленно тая, белые облачка снарядных разрывов. Это береговые батареи вели огонь по вражескому воздушному разведчику.

«Туман» вышел в Кольский залив. Эта дорога в морские дали кораблю знакома. По ней не раз приходилось ему, простившись с Мурманском, уходить на рыбный промысел в далекую Атлантику. Ведь сторожевой корабль «Туман» еще совсем недавно был мирным рыболовным траулером. Вероломное нападение фашистов на нашу страну и серьезная опасность, нависшая над Родиной, потребовали вместо приспособлений для ловли трески и пикши установить на траулере боевое оружие. На верхней палубе «Тумана» поставили две сорокапятимиллиметровые пушки: одну на корме, другую на носу. На мостике по обоим бортам установили пулеметы, а у самого среза кормы была смонтирована аппаратура для постановки дымзавес. Здесь же устроили стеллажи для глубинных бомб. Переоборудование шло быстро. Постоянные воздушные тревоги подгоняли людей. Не отдыхая ни минуты, трудились рабочие судоверфи. Задание военного командования было выполнено досрочно — флот получил еще один боевой корабль.