Глеб Бобров - Осколки Страница 2

Блокпост

Ты чуешь, командир, как пахнет лето?Полынной горечью земли согретой,травою пряною с некошеного лугаи кровью нами залитого юга.Настоем ягод в шелковичной кроне,прокисшей медью стреляных патронов,солярой горькою из приданого танкаи смертью от неубранных останков.

Рассвет над Костромой

А где-то там, над Костромой,тишайший выдался рассвет,сопит в подушку мальчик мой,ему сегодня девять лет.И в кухне капает водаиз крана — словно метрономведет отсчет с тех пор, когданадолго я покинул дом…Еще будильник не звенит,но стрелки близятся к восьми,а здесь давно аул не спит —идет зачистка, черт возьми!И если где-то полыхнет —пойдет пожива для ствола…Нам Бог за это явит счет,а им свой выставит Аллах.И справедливей и точней,чем человечий вялый счет.Ну, а пока — война в Чечне.Война идет… Идет… Идет…Но греет душу: дома мир —и в нем проснется Кострома…А нам с тобою, командир,как видишь, выпала война.

Ведено

В ущелье вызревают облакаи в горы заползают, отдуваясь,и на тропинках горных оступаясь,о скалы в клочья рвут свои бока.Но — молча. Как в веках заведено.Как заповедано — без охов, ахов.Взлохмаченною горскою папахойих надвигает ночь на Ведено.И Ведено вздыхает тяжело:опять пойдет пальба за блокпостами.Джихад дурными взвоет голосамиразбойничью молитву за селом:Аллах акбар! А на стволах — нагар,а к облакам — дымы пороховые…Век двадцать первый. Южный край России.Война… Ну, с Богом… И — Аллах акбар…

Прости, сержант

Я был тобой к земле прижат,Когда рвануло.Я пережил тебя, сержантСергей из Тулы.И лег косой свинцовый кройТебе на спину.Как горяча чужая кровь…Но сердце стынет —От неосознанной вины,От этой смерти,От не щадившей нас войны.Под Улус-КертомВсе так же вороны кружат,Лихие птицы…Я пережил тебя, сержант.Живу в столице.Давно я счастливо женат,И сын — Серега…Я пережил тебя, сержант,Уже — намного…И хоть ни в чем не виноватИ не пристыжен,Но ты прости меня, сержант…Ведь я — то — выжил…

Прикрою

Все случится сегодня.И будет, наверное, просто…А пока я курю —хоть минута, но все же моя, —снегопад мне постелитпоследнюю свежую простынь,и придется сказать:ну, спасибо — за смену белья…

Пусть постель — не из лучших,Но я и не жажду комфорта.Я к нему не привык,А теперь и совсем не судьба…Мне комфорта сейчас бытакого, солдатского сорта:поудачней позицию —Будет точнее стрельба…

Как красив снегопад…Заметает тропу под скалою…Жаль, что я не художник —обычный российский солдат.Написал бы картину…Но надо готовиться к бою.Ну, прощайте, друзья,И давай, выручай, автомат…

Привязанность

Воти выпалапривязанность…А привязан я к броне:хоть и дышишь вволю газами,все же держишься на нейв час, когда, срываясь в вой,бэтээр, как пес чумной,прется горною дорогойк блокпосту в селе Шатой.

Весь в пыли, покрытый сажею —не беда… Зато уж неполыхнешь в отсеке заживо,как бывает на войне,в час, когда, срываясь в вой,бэтээр, как пес чумной,прется горною дорогойк блокпосту в селе Шатой.

В худшем случае так сразу жесковырнет меня с бронитот, кто, как и я, привязанный,но — с противной стороны,в час, когда, срываясь в вой,бэтээр, как пес чумной,прется горною дорогойк блокпосту в селе Шатой…

Дойдите, парни

Когда пылавшая броняостынет, скорчившись калекой,живые вытащат меняпригоршней пепла из отсека.Да, мне бы выжить… Хоть назлобородачу с гранатометом.Но в этот раз не повезло.Война… Случается, чего там…Да, и еще: из-под Шали,не будь я пеплом — просто телом,со мной бы парни не ушли,все полегли б, такое дело.А так — горами налегке,пригоршня пепла — груз не тяжек,не помешает на тропепоставить сколько-то растяжек,способных «духов» задержать —пускай повозятся-ка с ними.…Ну, парни, в бога-душу-мать,дойдите же хоть вы — живыми!

Обоим повезло

Боль уходила сквозь бинты,а ей на смену шел покой.И он сказал: братишка, тыкакой-то нынче не такой.Ты как-то странно молчалив,а ведь язык — как помело…Ты жив и я, как видишь, жив,нам, брат, обоим повезло…Когда грузили в вертолёт,он прошептал, что давит жгут,но рана — мелочь, зарастёт…А врач сказал: не довезут.

Все — не так…

Пуля — дура, штык — простак…Все не так здесь, все не так.На неправильной войневсе неправильней вдвойне.Нет — неправильней стократ…Даже русский автомат —распрославленный «калаш» —так и тот уже не наш,раз огонь ведет по мнена неправильной войне.Даже враг — и тот не тот…Может, он сейчас идетрядом с кем-нибудь из вас,а в ночи взорвет фугас.Впрочем, разве ж только враг?Я — неправильный! Очагобщий наш мы рушим с ним,вроде как назло самим.Хоть по горло, по краянастрелялись он и я,хоть у каждого теперьсчет несчитанных потерь.Пуля — дура, штык — простак…Все не так здесь, все не так.Кровь не смыть ему и мнена неправильной войне.

Пехота

А я пивализ грязных луж,болотных бочагови речек в половодье.Держась за гуж,терпел, когда не дюж,и не марал солдатское исподне,когда стреляли с гор,когда — в упор,когда разрывы —гуще, чем нарывына обмороженныхв разгар декабрьских стужногах…

Давай, метель — завьюжь,дождина — шпарь,и жарь сильней, светило…А нам ничто иное не светило:пехота, братцы, и сейчас — пехота.Ее удел — в крови, поту, блевоте,скотинке серой, выблядку войны…Что морщитесь?

А, вона как — нежны…Ну, ясен пень: мы нахрен не нужны,мы только вам — должны, должны, должны…В жару и холод — топать, топать, топать,втирая в лбы пороховую копоть,в бою неловко дыры в теле штопать,зарыться в землю, прорасти в окопы —и гибнуть, прикрывая ваши жопы.

…А так вамнету дела до пехоты.

Ромашка

Ромашка на бруствере…Глупо…Здесь лучшие саженцы —пули.Небес бронированныйкуполхранит пулеметныеульи.Ромашка на бруствере…Странно…Здесь место осколкамгорячим.Смотрите, как брустверизранен,ромашку уж точноне спрячет.Ромашка на бруствере…Чудо,растущее прямов закат…Себя ощущаяиудой,срывает ромашкусолдат.И слышит ромашка —шепнул ейсолдат, не скрываявины:нельзя вас, ромашек,под пули…Хватает и насдля войны…

Госпитальная молитва