Владимир Першанин - Не промахнись, снайпер! Страница 20

Уже в темноте стало известно, что попали в плен четыре сотни солдат и тридцать офицеров. На берегу насчитали триста с лишним трупов, не меньше утонули во время переправы. Мы не только сорвали попытку итальянцев закрепиться на левом берегу, но и уничтожили практически целый десантный полк, состоявший из наиболее решительных и боеспособных «воинов дуче». Но из двухсот десяти человек нашей сводной роты погибли и получили ранения две трети людей.

Погиб младший лейтенант Егоров, мой бывший взводный. У меня не наладились с ним отношения, даже когда я ему не подчинялся и состоял в отделении снайперов. Рассказывали, что младшего лейтенанта тяжело ранили во время второй неудачной атаки. Он долго ворочался на нейтралке, звал на помощь, пытался ползти. Итальянцы на плацдарме, словно предчувствуя сдачу в плен, не стреляли в раненых. Егоров истек кровью.

Остаток дня и всю ночь мы сидели, ожидая повторной попытки наступления. По траншее ходил комсорг батальона и читал нам последние сводки с фронта. В Сталинграде немцы окончательно увязли в уличных боях. Приводились цифры новых вражеских потерь, но существенных изменений в обстановке не наблюдалось. Комсорг прочитал также не слишком убедительное письмо немецкого солдата. Он жаловался жене на холода, недостаток боеприпасов и непонятное упорство русских, которые дерутся, как черти, и наносят огромный урон войскам вермахта. Над письмом посмеялись:

— Не иначе, наши борзописцы сочинили!

— Немцы так ныть не будут. Итальянцы, и те наступать пытаются.

— Что-то не то загнули.

Комсорг, краснощекий здоровячок, занимавший какую-то должность в штабе батальона, пытался убедить нас, что письмо подлинное.

— Ладно, Васек, поняли мы, — зевал бронебойщик Чепель. — Издыхает немец, да никак не сдохнет. А мы хоронить своих не успеваем.

Потом, как тени, вынырнули четыре «Мессершмитта». Сбросили десятка два мелких бомб и пытались обстрелять траншеи. Но обозленные красноармейцы открыли дружный огонь из всех стволов, выпустил магазин и я. Никого не сбили, но «мессеры», шарахнувшись вверх, израсходовали остаток боеприпасов с большой высоты.

Ночью было тихо, только ветер разгонял светлые барашки волн. На рассвете привезли перловку с мясом, хлеб, водку и махорку. С расчетом на списочный состав, а нас стало гораздо меньше. Выпив по кружке, все жадно накинулись на еду, а потом заснули после бесконечно длинного дня и ночи. Будить нас не стали, для усиления охраны на передний край прислали комендантский взвод. Упитанные тыловики, отвыкшие от передовой, засели поглубже в траншеях, бросаясь на дно при каждой пулеметной очереди с правого берега. Впрочем, итальянцы стреляли мало. Когда мы стали просыпаться, «комендачи» с облегчением поторопились убраться в штаб полка. Их провожали со смехом.

— Ну, по медали все заработали!

— А как же. Все утро оборону держали.

— Герои! Только животы отвислые.

Комендачи уходили молча. Все они были мужики в возрасте, воспринимали нас как сопляков. Но вид многочисленных тел погибших сбил с них обычную спесь. Понимали, что в случае осложнения обстановки придется опять шагать на передний край. Потом бойцы полезли обшаривать в поисках трофеев убитых итальянцев, но их успели обчистить ночью, и трофеи оказались скудными. Сапоги, в которых мы нуждались больше всего, оказались у немногих убитых. Разжиться наручными часами тоже не удалось.

— Это не фрицы, — разочарованно подвели итог красноармейцы.

Во взвод принесли с десяток пакетов с сухим пайком: твердые, как фанера, галеты, небольшое количество мясных консервов, баночки с засахаренными фруктами. Так, с чайком побаловаться. Некоторые поменяли поношенные ботинки на итальянские, шипованные. В винтовках мы не нуждались, зато автоматы растащили быстро. Не знаю, насколько они были надежными, но при острой нехватке автоматического оружия «беретты» показались нам вполне приличными штуковинами. Ребята принесли несколько облегченных десантных автоматов, которые всем понравились своей легкостью, раскладными прикладами и емкими магазинами на сорок патронов.

Зато двухствольные автоматы (или легкие пулеметы) «ревелли», с торчащими сверху магазинами, массивными сошками и рукоятками, как у пулемета «максим», выглядели несуразно. Но мы все равно их подобрали. Вооружились также небольшими, как гусиное яйцо, алюминиевыми ручными гранатами, покрашенными в оранжевый и красный цвет. Сомневаюсь, что легкие осколки могли поразить цель даже в десятке метров, но при нашей бедности могли сгодиться и они.

Мы пробыли на участке соседней дивизии дня три. Бой, который большинству из нас показался по своей ожесточенности целым сражением, остался всего лишь крошечным эпизодом в развернувшемся на юге гигантском сражении. В сводках Совинформбюро и газетных информациях он занял свое место лишь благодаря тому, что в то время это была одна из немногих, пусть небольших тактических побед Красной Армии.

Итальянский полк (ну, полтора от силы) то ли провел разведку боем, то ли оттягивал силы наших войск от Сталинграда. Думаю, что, несмотря на понукания немцев, итальянское командование ограничилось вместо масштабного наступления имитацией бурной деятельности. Хотя отборные батальоны чернорубашечников дрались вначале смело, но большие потери быстро охладили их пыл. Что говорить про обычных солдат-итальянцев! Их пугала стремительная холодная вода русской реки и упорство, казалось, обескровленной Красной Армии. Чтобы занять и удержать плацдарм, требовались силы в пять-десять раз больше, и потери исчислялись бы тогда тысячами убитых и утонувших.

Насколько я знаю, это была одна из немногих попыток итальянцев на Дону взять инициативу в свои руки. Раньше они надеялись на скорое падение Сталинграда, а сейчас утепляли землянки в преддверии холодной русской зимы. Все же они еще верили в победу. Ведь наступательные удары Паулюса в Сталинграде продолжались до середины ноября, о готовящейся операции «Уран» никто пока не знал.

Четырнадцатого ноября 1942 года командующий итальянскими войсками генерал Мессе докладывал своему начальству, что русские не имеют достаточных сил, чтобы предпринять крупное наступление. Так думал генерал, а солдаты что-то чуяли. В предзимнем холодном воздухе висело ощущение какой-то неотвратимости. Сталинград все держался, подступала суровая русская зима. А бесконечная равнина с поникшей, покрытой инеем травой по правому берегу Дона вызывала тоску. Так позже описывали свое настроение выжившие солдаты Итальянского экспедиционного корпуса.

Тела убитых при форсировании Дона итальянцев хоронили их пленные товарищи. Вырыли две большие ямы и торопливо опускали туда трупы. Пленные, как правило, легко одетые, снимали со своих мертвых камрадов то, что побрезговали снять наши трофейные команды: окровавленные куртки и рубашки, желтое от мочи нижнее белье, носки. Так было!

Мы проходили мимо одной из ям, возвращаясь в свою дивизию. Капитан Чистяков вел роту, насчитывающую человек семьдесят. Три дня назад нас было двести десять. Итальянцы с лопатами отступали в сторону, согревая дыханием озябшие пальцы. На нас смотрели с опаской. Кто-то из бойцов громко свистнул и вскинул автомат. Пленные шарахнулись прочь. Ведь многие со страхом ожидали, что их тоже расстреляют и бросят в ямы к мертвым. Пропаганда и те гадости, которые они успели сделать (грабежи, изнасилования), висели над каждым как приговор. Но пленных итальянцев, даже чернорубашечников-фашистов, насколько я знаю, не расстреливали. Хотя наше наступление и холода обойдутся им очень дорого. Но об этом позже. А пока мы возвращались к своим.

Вернулись под праздники. Встретили нас хорошо. Командир полка объявил всем благодарность и приказал Чистякову подготовить представления о награждении наиболее отличившихся бойцов. Погиб Вася Колобов, снайпер из нашего отделения. Его оставили в полку, где обстановка складывалась более спокойная. Но получилось наоборот. На войне у каждого своя судьба. Пусть избитая фраза, но так оно и есть. Мы с Веней вернулись живыми после жестокого боя, а Вася Колобов попал под снаряд, когда подходил к своей землянке после дежурства. Тело посекло осколками, смяло винтовку. Его обнаружили лишь утром. Случилось это за сутки до нашего возвращения. В батальонах имелись и другие потери, но, конечно, меньшие, чем понесла наша сводная рота.

Нас отвели за шесть километров в настоящую баню. Когда снимал кальсоны, они прилипли к ране на бедре. Я рванул, отрывая ткань вместе с коркой. Вытек гной, бурая сукровица. Хорошо помылись, избавились наконец от вшей, которые в некоторых местах покрывали тело серебристой чешуей. Всех наголо постригли, затем по очереди побрили себе лобки и волосы под мышками. Минут десять сидели в холодном предбаннике, намазанные вонючей мазью, затем мылись настоящей горячей водой. Правда, досталось всего по две шайки, и нас без конца подгоняли. На каждую смену отпускали всего пятнадцать минут. Выдали новое теплое белье, ватные штаны, телогрейки-безрукавки под шинель. Лучше бы дали новые бушлаты, потому что снайперы выходили на передовую в фуфайках или бушлатах. Старые были сплошь заплатаны, прожжены. Ну, спасибо и за телогрейки.