Владимир Германздерфер - Путь израильского наёмника Страница 20

– Смотрите на камеры. Если кто-то стрельнёт даже в воздух, то вмиг станет героем сюжета. Илия, как ты там?

– Держусь. Охраняю кусок дороги.

– А как ты думаешь, шлагбаум поможет, если толпа ломанётся на тебя?

– Думаю, нет.

– Так зачем стоишь?

– Из-за инструкции.

– Нет, есть приказ. А если он есть, то надо охранять. Понятно?

– Понятно, Влад. Но я не хочу есть приказ, хочу есть гамбургер.

– Голодающий, у тебя сникерс в кармане.

– А если я его достану?

– Стой! И никаких если! А ну ка сделай лицо страшнее Кинг-Конга. Там сейчас один даёт детям инструкции что делать.

– Зачем?

– Ты знаешь, что телевизионщикам нужна сенсация.

– Влад, он даёт им конфеты.

– Вижу, Андрей.

– Чёрт, зачем всё это?

– Сейчас дети побегут отрабатывать конфеты. Пробьют брешь в оцеплении, а за ними ломанётся толпа. Вот тогда нам несдобровать.

Чуть повернул голову. Вижу дорогу, метров 15 шириной. У шлагбаума стоит мужчина, огромный как гора и сильный как буйвол. Помахал мне рукой, поправил каску, рядом с которой наушник и микрофон.

Возвращаю взгляд к толпе.

– Кто потеряет бдительность, тот будет наказан.

– Мы, Влад, уже наказаны. Ты же помнишь?

– Илия, это приказ, а его надо исполнять.

– А других приказов нет? Например, сходить в Макдональдс?

– Не засоряйте эфир! – незнакомый голос обрубил обоих.

Мы замолчали. Перегородив дорогу джипом ждём, что толпа вот-вот прорвёт расставленные руки полицейских. Первыми движение начали дети. Ну что с ними сделать? Трогать нельзя, ругать нельзя Вокруг писк, шум, гам. Всё это вдруг сорвалось и побежало к нам навстречу. Мы подняли автоматы вверх, и между нами широкая река превратилась в ручеёк, но за джипами вновь стала потоком. Дети бежали, поднимая пыль. Взрослые остались ждать на своих местах. Режиссёр этого спектакля, стоящий в толпе, был счастлив до тех пор, пока Илия не расставил широко руки и не зарычал.

Раздался писк. Такого явно никто не ожидал. Испугавшиеся без взрослых дети, бросились обратно. Возле Илии осталось только несколько детей постарше, лет по одиннадцать. В рацию кричат: «Не стрелять! Не стрелять!». Всё это обрывает голос Илии:

– Влад, они меня бьют! Можно что-то сделать?

Махнул рукой. Моё место занял Андрей. Быстрее для вида бегу к Илии и слышу:

– Я гора, я гора. Мне не больно.

– Почему гора?

Я встал рядом и зарычал что есть силы. Двоих орущих дядек дети не ожидали встретить на своём пути. Раздался писк, и они бросились обратно. От такого поворота событий обалдели не только мы, но и полицейские. Удивление было написано даже на лицах репортёров и арабов. Люди со всех сторон вдруг притихли и, наверное, услышали, как Илия тихонечко говорил:

– Почему гора? А потому, Влад, что на неё трудно залезть.

– Кричи что ты свинья! Тогда никто не дотронется до тебя.

– Я хрю, хрю, злой и гадкий.

Тут же захрюкал огромный воин.

– Перестань! Ты не клоун, а представитель армии Израиля.

– Влад, смотри. К нам идут взрослые с камерами.

– Чёрт, доигрались. Илия, улыбайся.

– Я же свинья. Я должен хрюкать.

– Теперь ты Ален Делон.

– А кто это?

– Чёрт тебя побери! Тогда Шварценеггер.

– Астала виста бейби. Можно мне одеть очки?

Тут же рука Илии скользнула в карман, чем сильно напугала телевизионщиков, не знаю какой компании. Полицейские рядом, солдаты с поднятыми автоматами ходят по дороге. Сейчас, когда мы всех прогнали, можно и повыпендриваться перед камерами. Израильская армия самая сильная и улыбчивая в мире. Микрофон ткнули прямо под нос.

– Ты что, с ума сошёл?

– Как вы относитесь к арабам?

– Как к людям, – ответил я красивой девушке, что вызвало улыбку оператора.

– Влад, они со мной разговаривают.

– Молчи и улыбайся.

– Как кто? Как свинья Ален Делон или гора?

– Как солдат армии Израиля.

На все вопросы у нас был только один ответ – белозубая улыбка. Не добившись своего, таинственный режиссёр этого спектакля, которого потом всё равно найдут, исчез. А возле нас уже стоит толпа, но не детей, а репортёров. Простые люди постояли, покричали и разошлись. Босые дети бегают между оставшимися взрослыми. Во время передышки всем нужно передохнуть.

Огромный плакат написан арабской вязью красной с зелёным краской. Наш Иерусалим снимает куча операторов. То тут, то там, появляются какие-то политики и говорят с собравшимися людьми. Это они так поднимают свой рейтинг на чужом несчастье. Телохранители зыркают по сторонам. А мы стоим, опустив руки, не обращая внимания на микрофоны под носом.

– Всё, Влад, у него плёнка кончилась.

– Откуда знаешь?

– А камера не жужжит и лампочка светится красным. Смотри, дети мне улыбаются.

– Конечно, их же уже не снимают. Теперь они не герои фильма и можно стать самим собой.

– Влад, а можно улыбнуться им в ответ?

– Нет, ты гора.

– Чёрт, а есть ещё какие-то роли?

– Есть. Например, столб.

– Не! Не хочу быть столбом.

– Ну, тогда будь горой.

– Влад, режиссёры нашли какого-то политика. Мы им больше не интересны.

– Илия, перестань подкармливать детей сникерсом.

– Влад, будь другом, отдай мне свой.

Я протянул ему батончик в блестящей упаковке. Маленькие руки потянулись к огромным рукам. Гора заулыбалась яркой улыбкой и присела. Дети уже его не боятся и громко пищат от радости. Они висят на Илии со всех сторон, как маленькие обезьянки.

Теперь, не нужные больше своим родителям, дети ведут себя как обычные маленькие дети. А орущая толпа переместилась к камере, у которой пыталась что-то доказать важному политику. Вот она, сенсация для всего мира. А огромный улыбающийся солдат армии Израиля, облепленный со всех сторон счастливыми арабскими детьми, никого не интересует.

Оставив великана с детьми, а Андрея следить за ситуацией, я залез в джип. Жду дальнейших распоряжений и понимаю, как же я устал в этом мире кино. Полицейские сели в автобусы и всё как-то само собой разрешилось. Люди ушли по своим делам. Кто-то смирился и уехал в новые дома. Дети были счастливы от подарков Илии, а он был просто счастлив тем, что пообщался с детьми и вызвал улыбки на их чумазых лицах. Репортёры разъехались, так и не получив сенсации и за шумом толпы, наконец, наступила тишина. Пусть моя страна стала чуточку меньше, но в ней стало немножко тише и спокойнее. И кто знает, может быть это спасёт её от войны. Хотя, не думаю. Закрыл глаза. Вдохнул пот Илии рядом. Слушаю, как поёт мотор джипа. Я благодарен тебе господь за не зря прожитый день на войне, которая к сожалению повсюду. И здесь в тылу, и там на передовой.

Глава 18

Кто был в нашей армии, тому в цирке не смешно. Разделённые колючей проволокой клоуны и зрители. Порой они меняются местами. Ну, что бы было интересней. Для некоторых это шанс стать чуточку известнее, или может богаче. А для нас это повседневная, рутинная работа. Так не хочется порой идти на работу. Но глядишь на дочь и понимаешь, что надо. Она боится до слез таких как ты. Ты громко орёшь и самое главное – ты в толпе.

В толпе вас много. А когда ты один, то также боишься темноты. Ты вовсе не герой, каким хочешь быть. Ты простой ребёнок, которому хочется славы. Твои родители работают, чтобы накормить тебя, а ты пришёл на это шоу. На нём и начал свою жизнь, выступая передо мной, солдатом. Мир вокруг разделён на клоунов и на тех, кто дёргает за ниточки. Тебе даже говорят когда поднять руку, чтобы удачно начать видеосъёмку. А потом человек с камерой спокойно уедет. Но люди, ищущие сенсацию для рейтингов, никогда не понимают, как страшно тому, кто поднимает автомат.

Есть приказ, и он ждёт всего лишь миг. Решает: нажать на курок или нет? В прицеле ловит себе подобного. Две руки, две ноги, голова. Слушает повтор приказа, нажимает на курок, а потом… Всё начинается потом… Ты убегаешь и радуешься своему доллару. Солдат стрелял только в воздух. Но в прицеле был ты: ребёнок, кричащий «Аллах акбар». Солдат не спит ночь, вторую. Во сне приходят образы и будят кошмарами. Появляется сомнение: а стоит ли стрелять в следующий раз? Но наступает новый день, звенит звонок и он идёт выполнять приказ. И вновь за проволокой ты. И это совсем не учения. Кто-то стоит с краю и снимает страх солдата, спрятанный внутри и его отлаженные действия. Потом весь мир увидит кадры, как он нажал на курок. Кто-то скажет:

«сволочь», а кто-то промолчит. У матери защемит сердце, а ребёнок скажет: «Класс». Всё это для рейтинга. Человек с той стороны готов на всё, чтобы попасть в этот цирк. Но кто был в нашей армии, тому в таком цирке совсем не смешно.

Клоуны за деньги кричат и махают руками. Смеются и орут на публику «Аллах акбар». Но если подумать им тоже страшно. Раз пришли сюда показывать свою любовь к богу, значит, есть мозги. Ведь тут не надо пахать или сеять. Не надо идти вкалывать на завод. Просто прийти к проволоке и покричать: «Аллах акбар». И получить свои деньги. Я не знаю сколько: пять, десять долларов. Потом конечно захочется побольше. И уже ты, чуть подросший маленький клоун, берёшь автомат и перед камерой махаешь оружием. И звучит всё тот же неизменный крик «Аллах акбар». Да, Бог велик! Я знаю. Но он совсем не хотел крови. Ни наш Бог, ни Аллах, ни какой-нибудь ещё Бог, придуманный для подчинения.